Но повёл глазами на встрепенувшихся, развернувшихся меньшевиков – и уже с тенью уклончивости: – Мне бы с вами… поговорить.
Но что за секреты?
Но с какой задней империалистической мыслью?
– Пожалуйста!
– Пожалуйста! – показывали ему и на стул настороженные бойкие.
А Козьма с приподнятой губой и бровками, на губе всё сбрито и брови короткие, выражал глазами светло-сенными, что и рад бы встать, выйти поговорить, – да как же, если растёшь? Со всеми корнями не вырваться.
– А чем могу, Пётр Акимыч? – И тут же поосторожней, строже: – А что случилось?
Ободовский – не садясь, рассчитывая к делу сразу:
– На Обуховском задерживается выход траншейной пушки, без которой льёт лишнюю кровь наша пехота, могла бы поберечь. Помогите уговорить мастерские, занятые этим заказом, выполнять сверхурочные и воскресные. И удержать их от возможной на этих днях забастовки. Нельзя ли для этого собрать заводскую комиссию?
Заводские комиссии были легальные, от Рабочей группы, организации по заводам. Формально – да, для помощи оборонным заказам. Но…
– Но не может рабочий класс, забыв свои классовые интересы, обратить заводские комиссии против самого себя.
– Это будет ошибочное направление, господин Ободовский.
– Хотя, пожалуйста, давайте обсудим всесторонне. – Ещё удобней уселись, развернулись, приготовились оба.
Этого “Газа”, ещё юнцом, знал Ободовский по Сибири Пятого года: он был из главных крикунов в сибирском социал-демократическом союзе и добивался непременно вооружённого восстания. А потом обкатался, много меньшевицкой бумаги извёл, и был советчик социал-демократической фракции Думы, а вот теперь и здесь. С такими забияками Ободовский и в Пятом году в Иркутске время не тратил, а уж теперь-то!
– Господа, – повёл он головой как от оводов. – Я, простите, не журналист. А вы не знаете ни допусков литья, ни режимов резанья – о чём нам говорить?
И смотрел горячо – на Гвоздева.
А Гвоздев отзывался сенными глазами, он – рад бы помочь, он и потянулся плечьми – нет, всё держит, всё связано.
А советчики-меньшевики быстро метали и за собой же заметали:
– Не сочтите нас, господин Ободовский, сторонниками консервативного стачкизма под флагом словесного радикализма.
– Если вы способны усвоить нашу точку зрения, то вот она: в сегодняшних условиях стачки даже не благоприятны рабочему классу.
– Стихийные вспышки идут даже во вред рабочему классу, – выправил Гутовский.
– Стихийные вспышки, – не давал себя поправить Пумпянский, – только ослабляют и разбивают нарастающий конфликт всего русского общества с властью.
Ободовский бровями подрожал и замер: так тут, неожиданно, все согласны? Сейчас будет помощь?
И Дмитриев переминался, мрачно-довольный.
– Но стачка, – закинулся Гутовский очками и прикудрявленной головой, – единственный выход для рабочего класса, цинично-бесцеремонно отправляемого на фронт пушечным мясом!
– Чем же, кроме стачки, – закинулась и прилизанная голова Пумпянского, – может рабочий класс освободиться от петли полицейского режима?
– Оборона страны – да, но не ценой стачечного воздержания!
– И никакие сверхурочные работы не помогут в стране, где происходит безумное мотовство народных ресурсов.
– … Как не раз предупреждала и указывала революционная демократия.
– … К которой и вы когда-то имели некоторое отношение, господин Ободовский.
Против таких ренегатов более всего пламенело сердце Газа. Такие сбившиеся деляги и нарушают стройность рядов демократического движения.
А Ободовский на них перестал и смотреть. А, не садясь, – на Козьму, допытчиво и недоумённо, с изморщенным лбом.
А по обширному открытому лбу Козьмы не перебегали те змеистые стремительные мысли советчиков, ни руки его не промётывались по воздуху, ни пальцы, – руки его тщетно тянули стул из пола, и кряжистые плечи были напряжены.
С боков сыпали:
– Выход – не в сверхурочных работах, а в немедленной коренной ломке всего политического режима!
– Вырвать власть у безответственного реакционного продажного русского правительства!
Ободовский не удержался:
– Но не в ущерб же войне? Но – не к потерям нашей пехоты?
А те – только и взвились. И с изумительной лёгкостью и быстротой соображения метали с двух сторон, метали и заметали. Промелькнул индифферентизм уродливой Думы. И рабочая демократия будет апеллировать к демократиям союзных стран…
Но – Козьма?
Но – траншейной пушке?
Мог ли помочь?…
От закланного приращённого своего места оторваться он не оторвался, нет. Но ведь – пехота! пехота наша лила лишнюю кровушку! И – двумя лапищами упёрся в столешницу сверху, и натужился шеею и всем тулом, – как если бы волен и мог подняться, – и, в пень завороженный, со светлым растрёпом наросшей копёнки сена на теменах, вдруг как в сказке промолвил человеческим полным голосом:
– Ладно. Там у нас на Обуховском член группы – Гриша Комаров. Я ему сейчас позвоню. Он чем может – пособит.
Гутовский и Пумпянский только вздрогнули, только моргнули на четверть мига, – и не переменились, а переменялись, и лица такие же подвижные, и слова такие же быстро-складные, настигая:
– Мобилизовать промышленность? Конечно, такая возможность есть.
– А в чём же и смысл нашей деятельности? – почва и легальность для рабочего класса.
– Но рабочий класс должен быть чрезвычайно осмотрителен в выборе методов.
– И реальная мобилизация невозможна без полной свободы коалиций…
– И немедленной полной демократизации всей… Да инженеры не дослушали – ушли.
* * *
…Предатели-гвоздёвцы, кадетские подголоски, кровопийцы, высасывающие кровь рабочего класса… Приспешники правительства, разные инженеры, получающие по 4 кругленьких тысячи в год. Долг наш, товарищи, взяться за святое дело борьбы и крикнуть вампирам: прочь ваши кровавые руки! Петербургские рабочие обнаруживают перед всем миром свои мужественные желания!
ПК РСДРП
* * *
32
Когда сядешь на невский паровичок из трёх коротких вагонцев с империалами, и обогнёт он Александро-Невскую лавру, Подмонастырскую слободку, через Архангелогородский мост выедет на Шлиссельбургский проспект (а наверно, судя по мосту, то был старинный санный выезд на Архангельск). Набирая вёрсты, минует Стеклянный городок и ампирные хлебные амбары по берегу Невы, пристани, лесные баржи, сенные балаганы. Минует Семянниковский завод (но тебе не туда), Катушечную фабрику, не похожую и на фабрику своей отменною постройкой. Проехав Рожок, обколесит стороной село Смоленское и село Михаила Архангела с их отдельными церквями, и Александровский механический завод при том селе (но и не туда тебе сейчас). И, теперь плотнее к берегу, покатит вдоль самой Невы, на обширных ледяных площадях которой и последние военные масляны сходятся на кулачные бои деревни правого и левого берега, или затевают бои петушиные, или голубиные состязания, как если б те мужики и не знали никакой всесветной петровской столицы рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341
Но что за секреты?
Но с какой задней империалистической мыслью?
– Пожалуйста!
– Пожалуйста! – показывали ему и на стул настороженные бойкие.
А Козьма с приподнятой губой и бровками, на губе всё сбрито и брови короткие, выражал глазами светло-сенными, что и рад бы встать, выйти поговорить, – да как же, если растёшь? Со всеми корнями не вырваться.
– А чем могу, Пётр Акимыч? – И тут же поосторожней, строже: – А что случилось?
Ободовский – не садясь, рассчитывая к делу сразу:
– На Обуховском задерживается выход траншейной пушки, без которой льёт лишнюю кровь наша пехота, могла бы поберечь. Помогите уговорить мастерские, занятые этим заказом, выполнять сверхурочные и воскресные. И удержать их от возможной на этих днях забастовки. Нельзя ли для этого собрать заводскую комиссию?
Заводские комиссии были легальные, от Рабочей группы, организации по заводам. Формально – да, для помощи оборонным заказам. Но…
– Но не может рабочий класс, забыв свои классовые интересы, обратить заводские комиссии против самого себя.
– Это будет ошибочное направление, господин Ободовский.
– Хотя, пожалуйста, давайте обсудим всесторонне. – Ещё удобней уселись, развернулись, приготовились оба.
Этого “Газа”, ещё юнцом, знал Ободовский по Сибири Пятого года: он был из главных крикунов в сибирском социал-демократическом союзе и добивался непременно вооружённого восстания. А потом обкатался, много меньшевицкой бумаги извёл, и был советчик социал-демократической фракции Думы, а вот теперь и здесь. С такими забияками Ободовский и в Пятом году в Иркутске время не тратил, а уж теперь-то!
– Господа, – повёл он головой как от оводов. – Я, простите, не журналист. А вы не знаете ни допусков литья, ни режимов резанья – о чём нам говорить?
И смотрел горячо – на Гвоздева.
А Гвоздев отзывался сенными глазами, он – рад бы помочь, он и потянулся плечьми – нет, всё держит, всё связано.
А советчики-меньшевики быстро метали и за собой же заметали:
– Не сочтите нас, господин Ободовский, сторонниками консервативного стачкизма под флагом словесного радикализма.
– Если вы способны усвоить нашу точку зрения, то вот она: в сегодняшних условиях стачки даже не благоприятны рабочему классу.
– Стихийные вспышки идут даже во вред рабочему классу, – выправил Гутовский.
– Стихийные вспышки, – не давал себя поправить Пумпянский, – только ослабляют и разбивают нарастающий конфликт всего русского общества с властью.
Ободовский бровями подрожал и замер: так тут, неожиданно, все согласны? Сейчас будет помощь?
И Дмитриев переминался, мрачно-довольный.
– Но стачка, – закинулся Гутовский очками и прикудрявленной головой, – единственный выход для рабочего класса, цинично-бесцеремонно отправляемого на фронт пушечным мясом!
– Чем же, кроме стачки, – закинулась и прилизанная голова Пумпянского, – может рабочий класс освободиться от петли полицейского режима?
– Оборона страны – да, но не ценой стачечного воздержания!
– И никакие сверхурочные работы не помогут в стране, где происходит безумное мотовство народных ресурсов.
– … Как не раз предупреждала и указывала революционная демократия.
– … К которой и вы когда-то имели некоторое отношение, господин Ободовский.
Против таких ренегатов более всего пламенело сердце Газа. Такие сбившиеся деляги и нарушают стройность рядов демократического движения.
А Ободовский на них перестал и смотреть. А, не садясь, – на Козьму, допытчиво и недоумённо, с изморщенным лбом.
А по обширному открытому лбу Козьмы не перебегали те змеистые стремительные мысли советчиков, ни руки его не промётывались по воздуху, ни пальцы, – руки его тщетно тянули стул из пола, и кряжистые плечи были напряжены.
С боков сыпали:
– Выход – не в сверхурочных работах, а в немедленной коренной ломке всего политического режима!
– Вырвать власть у безответственного реакционного продажного русского правительства!
Ободовский не удержался:
– Но не в ущерб же войне? Но – не к потерям нашей пехоты?
А те – только и взвились. И с изумительной лёгкостью и быстротой соображения метали с двух сторон, метали и заметали. Промелькнул индифферентизм уродливой Думы. И рабочая демократия будет апеллировать к демократиям союзных стран…
Но – Козьма?
Но – траншейной пушке?
Мог ли помочь?…
От закланного приращённого своего места оторваться он не оторвался, нет. Но ведь – пехота! пехота наша лила лишнюю кровушку! И – двумя лапищами упёрся в столешницу сверху, и натужился шеею и всем тулом, – как если бы волен и мог подняться, – и, в пень завороженный, со светлым растрёпом наросшей копёнки сена на теменах, вдруг как в сказке промолвил человеческим полным голосом:
– Ладно. Там у нас на Обуховском член группы – Гриша Комаров. Я ему сейчас позвоню. Он чем может – пособит.
Гутовский и Пумпянский только вздрогнули, только моргнули на четверть мига, – и не переменились, а переменялись, и лица такие же подвижные, и слова такие же быстро-складные, настигая:
– Мобилизовать промышленность? Конечно, такая возможность есть.
– А в чём же и смысл нашей деятельности? – почва и легальность для рабочего класса.
– Но рабочий класс должен быть чрезвычайно осмотрителен в выборе методов.
– И реальная мобилизация невозможна без полной свободы коалиций…
– И немедленной полной демократизации всей… Да инженеры не дослушали – ушли.
* * *
…Предатели-гвоздёвцы, кадетские подголоски, кровопийцы, высасывающие кровь рабочего класса… Приспешники правительства, разные инженеры, получающие по 4 кругленьких тысячи в год. Долг наш, товарищи, взяться за святое дело борьбы и крикнуть вампирам: прочь ваши кровавые руки! Петербургские рабочие обнаруживают перед всем миром свои мужественные желания!
ПК РСДРП
* * *
32
Когда сядешь на невский паровичок из трёх коротких вагонцев с империалами, и обогнёт он Александро-Невскую лавру, Подмонастырскую слободку, через Архангелогородский мост выедет на Шлиссельбургский проспект (а наверно, судя по мосту, то был старинный санный выезд на Архангельск). Набирая вёрсты, минует Стеклянный городок и ампирные хлебные амбары по берегу Невы, пристани, лесные баржи, сенные балаганы. Минует Семянниковский завод (но тебе не туда), Катушечную фабрику, не похожую и на фабрику своей отменною постройкой. Проехав Рожок, обколесит стороной село Смоленское и село Михаила Архангела с их отдельными церквями, и Александровский механический завод при том селе (но и не туда тебе сейчас). И, теперь плотнее к берегу, покатит вдоль самой Невы, на обширных ледяных площадях которой и последние военные масляны сходятся на кулачные бои деревни правого и левого берега, или затевают бои петушиные, или голубиные состязания, как если б те мужики и не знали никакой всесветной петровской столицы рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341