После долгой возни ему удалось довольно туго завернуть оба тела в ковер.
– Принеси веревку.
Воскресший Христос осмотрелся, пытаясь понять, где в комнате лежит веревка.
– А где вы держите веревки, ваша честь?
– Мы не держим веревок, – сказал Мун. – Не знаю.
Он раздраженно прошел на кухню. Он никогда нигде не видел ни кусочка веревки. Поднялся наверх и вернулся с поясом от халата Джейн и с кожаным ремнем. Он перевязал свернутый ковер с обоих концов, соорудив семифутовую рождественскую шутиху.
– Вот так, – сказал Мун. – Поехали.
Воскресший Христос бросил на него испуганный взгляд и замямлил:
– Я не могу… я не… не думаете же вы…
– На осла, – сказал Мун.
Он ухватился за один конец ковра, а Воскресший Христос с сомнением взялся за другой. Концы оторвались от земли довольно легко, но середина покоилась на полу.
Они выпустили концы.
– Приведи осла, – сказал Мун.
– Привести? Куда?
– Сюда. Приведи.
Воскресший Христос выглядел так, будто вот-вот расплачется. Но он вышел, а Мун уселся на ковер. Вспомнил, что сидит на Мари, поэтому встал и посмотрел в окно на Воскресшего Христа. Тот за уздечку втягивал осла по ступенькам. Осел вошел в комнату и встал у камина, чувствуя себя как дома, словно в детской сказке. Мун и Воскресший Христос боком взвалили ковер ослу на спину. Он угрожающе закачался.
– Тебе придется сесть сверху, – решил Мун. – Иначе они свалятся.
Воскресший Христос стиснул его руку и взмолился:
– Слушьте, ваша честь, я ж не знаю, куда их везти… меня в любую минуту могут остановить, в любую. Что я им скажу?
– Что ты торговец коврами. Армянин. По-английски не говоришь.
– Но я Воскресший Христос!.. Дело дрянь. Мун и забыл.
– Ну так и скажи им это.
Ковер доставал Воскресшему Христу до плеч.
– Я не могу туда залезть, сэр, – пожаловался он.
Мун подвел осла к стулу с прямой спинкой. Воскресший Христос забрался на стул, словно на собственный эшафот, и перекинул ногу через чудовищное седло.
– Ей-ей, как на верблюде каком-нибудь. – Он опасливо глянул вниз.
Мун вывел осла в прихожую. «Хвала Воскресшему Аллаху. Если я кому-нибудь понадоблюсь, найдете меня в Британском музее, я буду описывать черепки, пока мимо летят годы. С меня и прошлого хватит». Передняя дверь распахнулась, и в проеме нарисовался Долговязый Джон Убоище: ноги врозь, шляпа прямо, левая рука расслабленно висит у бедра. Убоище стрелял с левой руки.
Увидев его, Воскресший Христос тихо вскрикнул.
– Рановато пока, – сказал Убоище. Он внимательно посмотрел на идущего к нему через прихожую осла. – Славно. – Он взял у Муна уздечку и остановил осла. – Занятно.
Мун смотрел. Он тут ни при чем, он просто зритель. Это личная точка зрения.
Воскресший Христос молчал.
– Не понимаю, – сказал Убоище. – Чем он торгует? Фильмами об Иисусе?
– Коврами, – сказал Воскресший Христос. – Я не говорить по-английски, я американец. – Ему удалось изобразить некоторую надменность, но под взглядом Убоища она увяла.
– Всю ночь?
– Да, ваша честь.
Лицо Убоища пыталось передать чувства, которые он не мог выразить словами. Его рука, стремительная, как гремучая змея, дернулась, и револьвер со стуком упал на пол. Он наклонился, подхватил его одним плавным движением, выпрямился и прицелился Воскресшему Христу в грудь.
– Не стреляйте! – взвизгнул Воскресший Христос.
– Ты кувыркался на своем ковре с моей кралей? – проскрежетал Убоище.
– Я никогда ее прежде не видел, – пропищал Воскресший Христос. – Ваша честь, я маленько перебрал огненной водицы и ничегошеньки не помню.
Лицо Убоища расплылось. Он опустил револьвер.
– Ради тебя. – Он разрыдался. – Ради грязного плюгавого неотесанного торговца коврами. Я убью эту сучку.
Он выпустил уздечку, с криком и слезами бросился наверх и исчез на лестничной площадке. Мун пнул осла по задним ногам, и тот размашисто вышел в дверь и спустился по ступенькам. Воскресший Христос чуть не упал, но осел вовремя выровнялся. Мун смотрел, как они враскачку удаляются по улице.
Он слышал, как Убоище распахивает и захлопывает двери и орет: «Фертилити!»
– Ее здесь нет, – сказал Мун, когда снова увидел ковбоя.
Убоище уселся на верхнюю ступеньку и разрыдался в рубашку. Мун поднялся и сел рядом с ним. Убоище подвинулся. Мун ждал, пока он не перестанет плакать. Они сидели на верхней ступеньке.
Убоище шмыгнул носом, вытер глаза рукавом и почесал голову дулом револьвера. Сунул револьвер обратно в кобуру.
– Вот тебе и женщины, – сказал он. – Никогда не догадаешься. Подумать только – этот грязный карлик в ночнушке. Он хоть настоящий?
– Настоящий кто? – спросил Мун.
– Вот это-то я и хочу знать.
«Вот это-то я и хочу знать. Настоящий кто?»
– Скажу вам честно, старина, – сказал Убоище, и мозг Муна отметил нотки нерешительности в его голосе, пока тот не продолжил: – Эта девушка ужасно ко мне относилась, я не стыжусь признаться, что она и вправду мне нравилась, но она играла со мной, понимаете – играла со мной, в игры играла, – да, времечко было то еще…
– А я и вправду вам поверил. Значит, вы не настоящий ковбой? – спросил Мун.
– Боже правый, нет, – ответил Убоище. – Но учтите – мне нравится быть ковбоем.
– А… мистеру Джонсу?
– Тоже. – Он вопросительно посмотрел на Муна: – Вы же не думаете, что он ей нравится, а?
– Нет, не думаю.
Несколько секунд они сидели молча. Мун пытался все переосмыслить, но безуспешно. Убоище вздохнул:
– Знаете, эта девушка… Она мучила меня так, что я и врагу не пожелал бы… ну, Джасперу-то пожелал бы.
– Как вы ее встретили?
– Ну, видите ли, это наш район. Мы ездим по двое. О, она нас привлекла, она была восхитительна. Веселая, знаете ли… – Он задумался. – Едва я ее увидел, так про остальных и думать забыл. – Он плаксиво шмыгнул носом. – Я прошел сущий ад – не спал, не прятался.
– На вашем месте я бы ее бросил, – посоветовал Мун. – Она того не стоит.
– Вы здесь работаете?
– Нет. Вообще-то да, работаю, но у меня, знаете ли, все иначе: я на ней женат.
– На ком?
– На Джейн.
– На Фертилити? – уставился на него Долговязый Джон. – Она мне сказала, что ее мужа убили на дуэли.
– Ничего страшного, – сказал Мун, благодарный Убоищу за то, что тот смутился. – Она такая.
– Все время?
Мун серьезно над этим задумался.
– Да.
– Тогда почему вы с этим миритесь, я бы ее убил.
– Я люблю ее, – сказал Мун, отчаянно оплакивая в душе свою любовь.
– Я вас понимаю, – произнес Убоище.
– Знаете, между ней и этим парнем на осле ничего не было, – сказал Мун.
– Правда?
– Правда, – успокоил его Мун.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– Принеси веревку.
Воскресший Христос осмотрелся, пытаясь понять, где в комнате лежит веревка.
– А где вы держите веревки, ваша честь?
– Мы не держим веревок, – сказал Мун. – Не знаю.
Он раздраженно прошел на кухню. Он никогда нигде не видел ни кусочка веревки. Поднялся наверх и вернулся с поясом от халата Джейн и с кожаным ремнем. Он перевязал свернутый ковер с обоих концов, соорудив семифутовую рождественскую шутиху.
– Вот так, – сказал Мун. – Поехали.
Воскресший Христос бросил на него испуганный взгляд и замямлил:
– Я не могу… я не… не думаете же вы…
– На осла, – сказал Мун.
Он ухватился за один конец ковра, а Воскресший Христос с сомнением взялся за другой. Концы оторвались от земли довольно легко, но середина покоилась на полу.
Они выпустили концы.
– Приведи осла, – сказал Мун.
– Привести? Куда?
– Сюда. Приведи.
Воскресший Христос выглядел так, будто вот-вот расплачется. Но он вышел, а Мун уселся на ковер. Вспомнил, что сидит на Мари, поэтому встал и посмотрел в окно на Воскресшего Христа. Тот за уздечку втягивал осла по ступенькам. Осел вошел в комнату и встал у камина, чувствуя себя как дома, словно в детской сказке. Мун и Воскресший Христос боком взвалили ковер ослу на спину. Он угрожающе закачался.
– Тебе придется сесть сверху, – решил Мун. – Иначе они свалятся.
Воскресший Христос стиснул его руку и взмолился:
– Слушьте, ваша честь, я ж не знаю, куда их везти… меня в любую минуту могут остановить, в любую. Что я им скажу?
– Что ты торговец коврами. Армянин. По-английски не говоришь.
– Но я Воскресший Христос!.. Дело дрянь. Мун и забыл.
– Ну так и скажи им это.
Ковер доставал Воскресшему Христу до плеч.
– Я не могу туда залезть, сэр, – пожаловался он.
Мун подвел осла к стулу с прямой спинкой. Воскресший Христос забрался на стул, словно на собственный эшафот, и перекинул ногу через чудовищное седло.
– Ей-ей, как на верблюде каком-нибудь. – Он опасливо глянул вниз.
Мун вывел осла в прихожую. «Хвала Воскресшему Аллаху. Если я кому-нибудь понадоблюсь, найдете меня в Британском музее, я буду описывать черепки, пока мимо летят годы. С меня и прошлого хватит». Передняя дверь распахнулась, и в проеме нарисовался Долговязый Джон Убоище: ноги врозь, шляпа прямо, левая рука расслабленно висит у бедра. Убоище стрелял с левой руки.
Увидев его, Воскресший Христос тихо вскрикнул.
– Рановато пока, – сказал Убоище. Он внимательно посмотрел на идущего к нему через прихожую осла. – Славно. – Он взял у Муна уздечку и остановил осла. – Занятно.
Мун смотрел. Он тут ни при чем, он просто зритель. Это личная точка зрения.
Воскресший Христос молчал.
– Не понимаю, – сказал Убоище. – Чем он торгует? Фильмами об Иисусе?
– Коврами, – сказал Воскресший Христос. – Я не говорить по-английски, я американец. – Ему удалось изобразить некоторую надменность, но под взглядом Убоища она увяла.
– Всю ночь?
– Да, ваша честь.
Лицо Убоища пыталось передать чувства, которые он не мог выразить словами. Его рука, стремительная, как гремучая змея, дернулась, и револьвер со стуком упал на пол. Он наклонился, подхватил его одним плавным движением, выпрямился и прицелился Воскресшему Христу в грудь.
– Не стреляйте! – взвизгнул Воскресший Христос.
– Ты кувыркался на своем ковре с моей кралей? – проскрежетал Убоище.
– Я никогда ее прежде не видел, – пропищал Воскресший Христос. – Ваша честь, я маленько перебрал огненной водицы и ничегошеньки не помню.
Лицо Убоища расплылось. Он опустил револьвер.
– Ради тебя. – Он разрыдался. – Ради грязного плюгавого неотесанного торговца коврами. Я убью эту сучку.
Он выпустил уздечку, с криком и слезами бросился наверх и исчез на лестничной площадке. Мун пнул осла по задним ногам, и тот размашисто вышел в дверь и спустился по ступенькам. Воскресший Христос чуть не упал, но осел вовремя выровнялся. Мун смотрел, как они враскачку удаляются по улице.
Он слышал, как Убоище распахивает и захлопывает двери и орет: «Фертилити!»
– Ее здесь нет, – сказал Мун, когда снова увидел ковбоя.
Убоище уселся на верхнюю ступеньку и разрыдался в рубашку. Мун поднялся и сел рядом с ним. Убоище подвинулся. Мун ждал, пока он не перестанет плакать. Они сидели на верхней ступеньке.
Убоище шмыгнул носом, вытер глаза рукавом и почесал голову дулом револьвера. Сунул револьвер обратно в кобуру.
– Вот тебе и женщины, – сказал он. – Никогда не догадаешься. Подумать только – этот грязный карлик в ночнушке. Он хоть настоящий?
– Настоящий кто? – спросил Мун.
– Вот это-то я и хочу знать.
«Вот это-то я и хочу знать. Настоящий кто?»
– Скажу вам честно, старина, – сказал Убоище, и мозг Муна отметил нотки нерешительности в его голосе, пока тот не продолжил: – Эта девушка ужасно ко мне относилась, я не стыжусь признаться, что она и вправду мне нравилась, но она играла со мной, понимаете – играла со мной, в игры играла, – да, времечко было то еще…
– А я и вправду вам поверил. Значит, вы не настоящий ковбой? – спросил Мун.
– Боже правый, нет, – ответил Убоище. – Но учтите – мне нравится быть ковбоем.
– А… мистеру Джонсу?
– Тоже. – Он вопросительно посмотрел на Муна: – Вы же не думаете, что он ей нравится, а?
– Нет, не думаю.
Несколько секунд они сидели молча. Мун пытался все переосмыслить, но безуспешно. Убоище вздохнул:
– Знаете, эта девушка… Она мучила меня так, что я и врагу не пожелал бы… ну, Джасперу-то пожелал бы.
– Как вы ее встретили?
– Ну, видите ли, это наш район. Мы ездим по двое. О, она нас привлекла, она была восхитительна. Веселая, знаете ли… – Он задумался. – Едва я ее увидел, так про остальных и думать забыл. – Он плаксиво шмыгнул носом. – Я прошел сущий ад – не спал, не прятался.
– На вашем месте я бы ее бросил, – посоветовал Мун. – Она того не стоит.
– Вы здесь работаете?
– Нет. Вообще-то да, работаю, но у меня, знаете ли, все иначе: я на ней женат.
– На ком?
– На Джейн.
– На Фертилити? – уставился на него Долговязый Джон. – Она мне сказала, что ее мужа убили на дуэли.
– Ничего страшного, – сказал Мун, благодарный Убоищу за то, что тот смутился. – Она такая.
– Все время?
Мун серьезно над этим задумался.
– Да.
– Тогда почему вы с этим миритесь, я бы ее убил.
– Я люблю ее, – сказал Мун, отчаянно оплакивая в душе свою любовь.
– Я вас понимаю, – произнес Убоище.
– Знаете, между ней и этим парнем на осле ничего не было, – сказал Мун.
– Правда?
– Правда, – успокоил его Мун.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42