Успокаивающе тяжелая бомба подпрыгивала в его кармане, а карета выехала на Пиккадилли, необдуманно повернув направо.
Приближающийся транспорт был стеной оглушительного негодования, раскинувшейся от тротуара до тротуара, но перепуганные лошади рвались вперед, хотя О'Хара натянул вожжи, и стена раздалась перед ними, проносясь и завывая за окошками.
Впереди из-под колоннады «Рица» вышла пошатывающаяся женщина и свернула в ворота Грин-парка, чуть не упав.
– Лаура! – крикнул девятый граф. – Возьми себя в руки и иди домой! – И, добавив: – Я не могу остановиться, – сунул голову обратно в карету.
Мун увидел, что женщина упала, пройдя несколько ярдов по парку. Из-за куста к ней подкрался длинный желтый зверь вроде горного льва и опустил огромную кошачью голову, чтобы принюхаться к ее волосам. Несколько человек наблюдали за этим. Вдруг лев повернулся и бросился через парк.
– Ролло! – радостно воскликнул девятый граф. Он хлопнул Муна по колену. – Вы видели?… Она нашла Ролло.
Впереди дорогу заступил полицейский с раскинутыми руками. Когда лошади оказались в десяти ярдах от него, он попытался отпрыгнуть в сторону и исчез.
– Думаю, мы кого-то сбили, милорд, – сказал Мун. Он приободрился.
– Вечно я сбиваю людей, – посетовал лорд Малквист. – Большинство заявляют, будто знают меня. Это так утомительно. Милый мальчик, – добавил он, – будьте добры, напомните мне позвонить сэру Мортимеру в случае неприятностей.
– Что делала эта женщина, милорд?
– Не знаю, – устало ответил девятый граф. – Ее интересы кружат ей голову. Примите совет, друг мой, – никогда не женитесь, кроме как с двумя целями: самонаблюдение и соитие.
– Это ваша жена?
– Я определенно не знаю больше никого, кто может вылететь из «Рица» раньше восьми, не чувствуя себя при этом несколько pass?.[5]
О'Хара, натянув всем весом одну вожжу, заставил карету свернуть направо, на Хаф-Мун-стрит, так что мотоциклист влетел в дверь бюро путешествий, потом налево, на Керзон-стрит, и опять направо, на Парк-лейн, снова против движения, рыдая и умоляя несущихся серых:
– Хватит! Ну хватит же!
– Я уже начинаю подумывать, – заметил девятый граф, – что О'Хара не годится для такой работы. Похоже, он не ладит с животными.
Он что-то крикнул кучеру, но крик бесследно погряз во всеобщем крещендо, когда два такси, не отпуская клаксонов, вписались в автобус. Из последовавшего крошева стекла и стали (цельная, будто вмиг сотворенная картинка – не иначе, Господь приложил руку, подумал Мун) вылетел осел с облаченным в белое всадником на спине.
– Какое вопиющее неуважение к жизненной гармонии, – пожаловался девятый граф. – Я оглядываюсь и содрогаюсь от такого беспорядка. Мы живем посреди абсурда, настолько близко к нему, что сами его не замечаем. Но если бы небо превратилось в огромное зеркало, а мы случайно узрели бы в нем самих себя, то не смогли бы взглянуть друг другу в лицо. – Он закрыл глаза. – Раз нет надежды на порядок, элегантно отдалимся от хаоса.
Карета и следующий за ней осел свернули направо, на Саут-стрит, и вроде бы направились к тупику на Фарм-лейн, когда оказалось, что он выходит на конюшни. Там – лошади заржали от облегчения – поездка закончилась. Серые встали рядом с третьей лошадью, привязанной к ограде. Осел, уже без всадника, тоже остановился. Мун поднялся с пола кареты и открыл дверцу. Всю его бодрость как рукой сняло, осталось лишь болото эмоциональной тяжести, выраженное в тошноте. Он услышал крик Мари: «Мадам, это мсье!» Но не удивился. Он выбрался из кареты и чуть не упал.
– Кто это восхитительное создание? – поинтересовался девятый граф.
Мун не ответил. Он шатко взошел по ступенькам, положил руки на плечи Мари и порывисто обнял ее. Когда ей удалось высвободиться, он прошел мимо нее в дом. За ним последовал лорд Малквист, остановившийся, чтобы поднести пальчики Мари к губам.
В гостиной на диване лежала голая, за исключением шелкового халата, Джейн. На коленях рядом с ней стоял ковбой и втирал крем в ее левую ягодицу.
– Дорогой! – приветствовала она его. – Какой чудный способ приходить домой! Сегодня будет такой романтичный день! – А ковбою сказала: – Чудненько, милый, этого хватит, – и встала, когда в комнату вошел лорд Малквист.
– Позвольте представить вам мою жену Джейн, – сказал Мун. – Лорд Малквист.
– Очаровательно, – произнесла Джейн. – Простите, что застали меня такой растрепой.
– Моя дорогая миссис Мун, если можно так выразиться, нас обоих стоит поздравить.
Джейн прыснула.
– А это, – она махнула рукой в сторону ковбоя, который поднялся и обиженно уставился на них, – мистер Джонс.
– А! – весело сказал девятый граф. – Полагаю, вы герцог Веллингтон!
– Плевать мне, чем вы торгуете, отвяжитесь от меня, – ответил ковбой.
– Полно, Джаспер, – упрекнула его Джейн, – не ревнуй. Лорд Малквист всегда так одевается, а, ваша светлость?
– Это зависит от оказии, миледи. У меня много одежды.
Мун отвернулся. Он отнес бомбу наверх, в спальню, и устало сел. Положил бомбу на колени и сгорбился над выпуклым, с плоским дном корпусом в форме граната. Он вдруг почувствовал себя подавленным. Он знал, что самоопрашиванье закончилось неудачей. Попытался пришпилить эмоции к стенке, но ему не хватило слов, чтобы их пронзить. Его самоуверенность осталась непоколебленной – куски в глубине еще сходились, – но он знал, что кончит психом, так как ему не хватает слов, чтобы передать определенную боязнь чего-то столь же реального, как кофейник, но только это не кофейник, у него даже не хватает слов, чтобы это сформулировать. Он мог выбрать растущую опухоль, отделить от нее часть и вынести ее на свет, но она тут же становилась несерьезной. Несомненно, мистер Мун, улицы в определенное время дня становятся довольно людными, но я не вижу никакой причины для беспокойства, даже если вы считаете, что Католическая церковь слишком полагается на метод естественного цикла… (Не в этом дело, не совсем – все расширяется, – а я не знаю никого, кто до конца порядочен или порядочен хотя бы наполовину, а люди этого не знают, потому что непорядочность сейчас в порядке вещей, а искренность не сыщешь днем с огнем, а голод – это статистика, а выгода – бог, а белого носорога уничтожают ради торговли поддельными афродизиаками!) Но, дружище, не можем же мы все швырять бомбы из-за того, что становится все меньше и меньше контроля над все большим и большим количеством людей, а мир сводится к перемещению денег, которые твой разум не в силах отследить, или к любому другому неврозу, которым ты, по-видимому, страдаешь… (А что мне делать?… написать письмо в «Таймс»?) А почему бы и нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Приближающийся транспорт был стеной оглушительного негодования, раскинувшейся от тротуара до тротуара, но перепуганные лошади рвались вперед, хотя О'Хара натянул вожжи, и стена раздалась перед ними, проносясь и завывая за окошками.
Впереди из-под колоннады «Рица» вышла пошатывающаяся женщина и свернула в ворота Грин-парка, чуть не упав.
– Лаура! – крикнул девятый граф. – Возьми себя в руки и иди домой! – И, добавив: – Я не могу остановиться, – сунул голову обратно в карету.
Мун увидел, что женщина упала, пройдя несколько ярдов по парку. Из-за куста к ней подкрался длинный желтый зверь вроде горного льва и опустил огромную кошачью голову, чтобы принюхаться к ее волосам. Несколько человек наблюдали за этим. Вдруг лев повернулся и бросился через парк.
– Ролло! – радостно воскликнул девятый граф. Он хлопнул Муна по колену. – Вы видели?… Она нашла Ролло.
Впереди дорогу заступил полицейский с раскинутыми руками. Когда лошади оказались в десяти ярдах от него, он попытался отпрыгнуть в сторону и исчез.
– Думаю, мы кого-то сбили, милорд, – сказал Мун. Он приободрился.
– Вечно я сбиваю людей, – посетовал лорд Малквист. – Большинство заявляют, будто знают меня. Это так утомительно. Милый мальчик, – добавил он, – будьте добры, напомните мне позвонить сэру Мортимеру в случае неприятностей.
– Что делала эта женщина, милорд?
– Не знаю, – устало ответил девятый граф. – Ее интересы кружат ей голову. Примите совет, друг мой, – никогда не женитесь, кроме как с двумя целями: самонаблюдение и соитие.
– Это ваша жена?
– Я определенно не знаю больше никого, кто может вылететь из «Рица» раньше восьми, не чувствуя себя при этом несколько pass?.[5]
О'Хара, натянув всем весом одну вожжу, заставил карету свернуть направо, на Хаф-Мун-стрит, так что мотоциклист влетел в дверь бюро путешествий, потом налево, на Керзон-стрит, и опять направо, на Парк-лейн, снова против движения, рыдая и умоляя несущихся серых:
– Хватит! Ну хватит же!
– Я уже начинаю подумывать, – заметил девятый граф, – что О'Хара не годится для такой работы. Похоже, он не ладит с животными.
Он что-то крикнул кучеру, но крик бесследно погряз во всеобщем крещендо, когда два такси, не отпуская клаксонов, вписались в автобус. Из последовавшего крошева стекла и стали (цельная, будто вмиг сотворенная картинка – не иначе, Господь приложил руку, подумал Мун) вылетел осел с облаченным в белое всадником на спине.
– Какое вопиющее неуважение к жизненной гармонии, – пожаловался девятый граф. – Я оглядываюсь и содрогаюсь от такого беспорядка. Мы живем посреди абсурда, настолько близко к нему, что сами его не замечаем. Но если бы небо превратилось в огромное зеркало, а мы случайно узрели бы в нем самих себя, то не смогли бы взглянуть друг другу в лицо. – Он закрыл глаза. – Раз нет надежды на порядок, элегантно отдалимся от хаоса.
Карета и следующий за ней осел свернули направо, на Саут-стрит, и вроде бы направились к тупику на Фарм-лейн, когда оказалось, что он выходит на конюшни. Там – лошади заржали от облегчения – поездка закончилась. Серые встали рядом с третьей лошадью, привязанной к ограде. Осел, уже без всадника, тоже остановился. Мун поднялся с пола кареты и открыл дверцу. Всю его бодрость как рукой сняло, осталось лишь болото эмоциональной тяжести, выраженное в тошноте. Он услышал крик Мари: «Мадам, это мсье!» Но не удивился. Он выбрался из кареты и чуть не упал.
– Кто это восхитительное создание? – поинтересовался девятый граф.
Мун не ответил. Он шатко взошел по ступенькам, положил руки на плечи Мари и порывисто обнял ее. Когда ей удалось высвободиться, он прошел мимо нее в дом. За ним последовал лорд Малквист, остановившийся, чтобы поднести пальчики Мари к губам.
В гостиной на диване лежала голая, за исключением шелкового халата, Джейн. На коленях рядом с ней стоял ковбой и втирал крем в ее левую ягодицу.
– Дорогой! – приветствовала она его. – Какой чудный способ приходить домой! Сегодня будет такой романтичный день! – А ковбою сказала: – Чудненько, милый, этого хватит, – и встала, когда в комнату вошел лорд Малквист.
– Позвольте представить вам мою жену Джейн, – сказал Мун. – Лорд Малквист.
– Очаровательно, – произнесла Джейн. – Простите, что застали меня такой растрепой.
– Моя дорогая миссис Мун, если можно так выразиться, нас обоих стоит поздравить.
Джейн прыснула.
– А это, – она махнула рукой в сторону ковбоя, который поднялся и обиженно уставился на них, – мистер Джонс.
– А! – весело сказал девятый граф. – Полагаю, вы герцог Веллингтон!
– Плевать мне, чем вы торгуете, отвяжитесь от меня, – ответил ковбой.
– Полно, Джаспер, – упрекнула его Джейн, – не ревнуй. Лорд Малквист всегда так одевается, а, ваша светлость?
– Это зависит от оказии, миледи. У меня много одежды.
Мун отвернулся. Он отнес бомбу наверх, в спальню, и устало сел. Положил бомбу на колени и сгорбился над выпуклым, с плоским дном корпусом в форме граната. Он вдруг почувствовал себя подавленным. Он знал, что самоопрашиванье закончилось неудачей. Попытался пришпилить эмоции к стенке, но ему не хватило слов, чтобы их пронзить. Его самоуверенность осталась непоколебленной – куски в глубине еще сходились, – но он знал, что кончит психом, так как ему не хватает слов, чтобы передать определенную боязнь чего-то столь же реального, как кофейник, но только это не кофейник, у него даже не хватает слов, чтобы это сформулировать. Он мог выбрать растущую опухоль, отделить от нее часть и вынести ее на свет, но она тут же становилась несерьезной. Несомненно, мистер Мун, улицы в определенное время дня становятся довольно людными, но я не вижу никакой причины для беспокойства, даже если вы считаете, что Католическая церковь слишком полагается на метод естественного цикла… (Не в этом дело, не совсем – все расширяется, – а я не знаю никого, кто до конца порядочен или порядочен хотя бы наполовину, а люди этого не знают, потому что непорядочность сейчас в порядке вещей, а искренность не сыщешь днем с огнем, а голод – это статистика, а выгода – бог, а белого носорога уничтожают ради торговли поддельными афродизиаками!) Но, дружище, не можем же мы все швырять бомбы из-за того, что становится все меньше и меньше контроля над все большим и большим количеством людей, а мир сводится к перемещению денег, которые твой разум не в силах отследить, или к любому другому неврозу, которым ты, по-видимому, страдаешь… (А что мне делать?… написать письмо в «Таймс»?) А почему бы и нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42