– Все равно, все равно, – бормотал Алексей Петрович, – я кавалер, ей-богу, – и тянулся, даже на колени встал, но девушка, подобрав платье, обошла его, толкнула раму окна, перегнулась к деревьям сада и молвила равнодушно:
– Вы или глупы, или наивны.
Но в это время постучали в двери, и голос старичка произнес:
– Барин извиняются и сойти вниз просят.
Видиняпин покраснел и вышел на лестницу, не понимая: что же теперь делать ему после всего?
5
Вадим Андреевич при виде гостя приподнялся на своем месте, протянул руки и обнял Алексея Петровича, прижав его к жирной груди.
– А ведь я не узнал тебя, не узнал, Алексей Петрович… Напугал, наверно? Прости, душа… Погостить приехал? А у меня, брат, такая скучища – мы с дочкой Зоей совсем раскуксились. Забыли все старика, никому он не нужен. Да ты чего стоишь, плюнь на меня, садись, бери стакан, не стесняйся, душа; этот коньячок мне приятель из гвардии присылает. А твои дела – сам вижу: похорошел, возмужал.
И Вадим Андреевич принялся пребольно похлопывать Видиняпина, отчего тот морщился, проливая вино на колени; а когда коньяком обожгло ему все нутро, подумал: «А ведь в самом деле – старик славный, не отложить ли должок?» – и поглядел на дверь, за которой прошумело платье Зои.
– А я, брат, совсем профершпилился, – продолжал Вадим Андреевич, – продал последний лесок, а деньги, как птички – только хвостики показали. Да, Алексей Петрович, конец нашему уезду, крах. Двадцать лет назад – да мы царями сидели. Выкатишь, бывало, в коляске – все шапки долой, кругом хутора дворянские, родня, благородство имен: Собакины, Репьевы, шесть сыновей Осокина, Теплов старик и я – Тараканов, столпы. А теперь сволочь какая-то сидит, сволочь к тебе и в дом лезет.
– Вадим Андреевич, не обижайте, – сказал Видиняпин.
– Да я не про тебя – про остальных, не хорохорься. Ты вот думаешь, что я старый дурак и спился. А я, быть может, обдумываю план. Испугался? А как затрещит уезд со всех концов, да встанет дворянство за свои коренные права… У меня, быть может, тайный комитет составлен и адресок кое-кому припасен. Показать? Подождешь. А в подвале, вот здесь под тобой, бомбы-с. А в уезде дворянство начеку, а в Петербурге двенадцать тысяч молодых дворян моего слова ждут. Как объявлю – сейчас купца Шихобалова на березу, Синицына на березу, и пошла писать губерния. А я в Петербург с адреском. Помилуйте, принуждены. Ага! А ты думал – я пьяного дурака валяю. Сознайся: думал, что я дурака валяю? Ну скажи: пьяный дурак! Вадим Андреевич поднялся во весь рост и, упершись в бока, распалялся гневом, а Видиняпин, задрав в страхе голову, сидел перед ним, шепча: «Ей-богу, не думал, Вадим Андреевич, ей-богу, нет».
– Врешь. Я знаю – ты, мерзавец, за деньгами приехал. Черт с тобой, бери мои деньги. Не это обидно, а что мое дело рухнет… Так, значит, ты против дворянства идешь?
– Господи, да какие там деньги, Вадим Андреевич, конечно, я за вас.
– Вот что, – воскликнул Тараканов, топнув босой ногой, – мы будем на дуэли драться. Побьешь меня – твои деньги, или быков назад бери. Тут, брат, дело верное.
И Вадим Андреевич вытащил из ломберного стола кремневой пистолет, бормоча: «По очереди, брат, по очереди, на узелки».
Видиняпин, ухватясь за кресло, глядел на пистолет, выкатив глаза. В комнату в это время быстро вошла Зоя, взяла пистолет из рук отца и сказала: «Батюшка, сядь, довольно», – потом налила себе в рюмочку вина, отпила и присела у трюмо, в синей глубине которого отразилась маленькая ее голова с тенью под глазами.
– Ты думаешь, я шутки шучу, – потише продолжал Вадим Андреевич, валясь в кресло, – вот Зоя только спасла тебя, подстрелил бы, как муху.
– Его нужно хорошенько проучить, папа, – молвила Зоя, – он наверху бросился на меня.
– Господи, – завопил, наконец Видиняпин, – да чем же я виноват! Ничего у вас не пойму, вертится в голове, чепуха какая-то лезет… Простите меня…
И, стоя посреди залы, подгибал Видиняпин колени; складывал руки у лица, до того перепуганный и пьяный, что Тараканов вдруг захохотал, а Зоя подошла к Видиняпину, взяла его за руки и стала кружить. Видиняпин уперся было сначала, потом поплыли перед глазами его три окна, комод, часы, трюмо, диванный угол, столик с бутылками, Вадим Андреевич Тараканов, оленьи рога над дверью, потом опять окна, все быстрее и быстрее… И, блаженно улыбаясь, чувствовал Алексей Петрович нежные, тоненькие и теплые ладони девушки, тянулся к ее закинутому лицу, а Зоя медленно усмехалась клоунским ртом. Вдруг она отпустила руки, подошла к дивану и легла в тени; а Видиняпина неудержимо потянуло прижаться к полу, что он и сделал… И сквозь дремоту казалось ему, что заиграли на рояли и ужасно стали топать ногами. А спустя время, когда Видиняпин открыл глаза, в зале никого не было и в окно лился голубой лунный свет.
Алексей Петрович, не чувствуя головы, будто ее и не было, с трудом поднялся на ноги и, пробираясь вдоль стены, чтобы не кинуло в сторону, отворил дверь в коридор. Там, одетый, в картузе, засунув руки в широченные штаны, стоял Тараканов.
– Поди-ка, поди-ка сюда, – сказал он.
– Вадим Андреевич, шутки в сторону, – удивляясь своей смелости, проговорил Видиняпин, – отдайте мне быков, если платить не можете.
– Я тебе покажу быков, – сказал Тараканов, – у меня уж и дрожки заложены.
6
Сидя на дрожках позади просторной спины Тараканова, вздрагивал Алексей Петрович – до того его развезло, а репьи, в которые нарочно заехал Вадим Андреевич, пребольно хлестали по ногам, и на кочках так потряхивало, что зубы щелкали и отбилось нутро.
Обогнув старый сад, Тараканов въехал на плотину, откуда был виден летавший над прудом туман, грузно повернулся, указал на лесную опушку, на которой лежал скот, и сказал:
– Вот твои быки; у них еще и приплод есть.
– Какой же у них приплод, Вадим Андреевич, когда они быки, да еще холощеные?
– Значит, ты мне не веришь, я вру?
– Верю, Вадим Андреевич, мои быки были красные, а это пегие и представляются коровами, мне бы поближе посмотреть.
– Ближе не могу: глаза дальнозоркие, режет, когда близко гляжу.
Алексей Петрович вздохнул и попросил:
– А вы бы зажмурились.
Тогда Вадим Андреевич вплоть придвинулся к лицу Видиняпина и крикнул:
– Пошел с моих дрожек прочь, – и, когда Видиняпин слез, принялся Тараканов махать невидимым пастухам, крича пронзительно:
– Вот я вас, негодяи! Зачем скотину на луг выпустили? Гони ее в лес, я вас…
– Это уж бог знает что, – воскликнул Видиняпин, – да вы меня прямо надуть хотите.
Тогда Вадим Андреевич схватил Видиняпина за грудки, подтащил к себе, потряс, плюнул в Алексея Петровича и пихнул под плотину вниз, где росли крапива и лопух. От падения и страха обморокнулся Видиняпин и долго лежал, а когда очнулся, просидел еще немного в густой чилиге и ползком выбрался из-под плотины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158