Нельзя не подтвердить то, что Бог дал нам хорошую возможность плодиться и овладевать Землей, да и другими планетами и планетоидами. Но трудно согласиться с тем, что Единый любит людей, даже тех, кто старается соблюдать его Заповеди. Наградой за продуманное масштабное красиво обоснованное преступление как будто становится долгая счастливая жизнь, а вот трупы невинно убиенных превращаются в безымянный чернозем, на котором пришлые люди собирают прекрасный урожай. Ни одна религия, ни один вероучитель убедительно не доказал иного.
А этот Чертковиц не очень прост, не какой-то истукан-бюрократ. Даже Катя с удивлением почти с испугом поглядывает на него. Тем временем начальник службы не без вдохновения продолжил:
– Ботаник, в принципе, сказал следующее: не стоит с тупым лицом ждать Милости от Единого, надо добиваться ее, как это делал праотец Авраам. То есть, не стучать лбом об пол, а стучаться к Богу, за какой бы перегородкой он ни находился; искать в своей душе дверки, ведущие к Нему; зудеть Ему о том, что любить человека – это хорошо. Вот, дескать, и мы сами себя любим и потому недостатки свои, конечно же, исправим. Да, несколько парадоксальным образом Ботаник требовал в первую очередь любви к самим себе. Главная его заповедь: “Возлюби самого себя насколько сможешь.”
– Ну, тогда я здорово исполняю эту заповедь, как впрочем и любой нормальный космик, за исключением проклятых фанатов сатурнян. Я встречал немало паскудных мужиков, этаких мелких фюреров, которые очень себя любят, прямо-таки торчат от собственной персоны, а других регулярно суют под танк. Эти подлые бздуны в любой войне уцелеют, при любой революции взлетят, как голуби сизокрылые.
– Ошибаешься, парень. Мы себя не любим и не уважаем. Особенно эти паскудные бздуны, которые, на самом-то деле, себя в грош не ставят. У них комплекс неполноценности, чувство ничтожности, синдром мелкости, оттого они пакостят, мстят, подличают, гнусничают. И конец у них всегда жалкий, даже если они пробиваются в вожди мировой революции и генералиссимусы… Так вот, Фома, разве каждый из нас, почувствовав свою крутизну, свою величину, не возлюбил бы себя? У Ботаника это называется выращиванием Крестного Древа; душа растит в себе Божественное семечко, поднимаясь из грязи в небеса. Подтекст, надеюсь, ясен: Бог – это развивающийся мировой разум, который живет не столько снаружи, сколько внутри нас. То есть, в принципе, “возлюби себя” – это как раз “возлюби Господа Бога своего”.
– Лихо закручено. Ну и что, все получилось у Ботаника?
– Как бы не так. Профессиональные вероучители быстро прикончили его, чтобы не путался под ногами, слепили религию под названием второевангельская вера, сделали ее государственной и начали грести десятину… А мы, кстати, уже подлетаем окрестной тропой к Озеркам.– сообщил, закругляясь Чертковиц.– Надеваем гермокомбезы.
То, что мы приземлились где-то на задворках – я сразу понял. Помойка она и есть помойка. Под красновато-оранжевым небом навалены грудами трубы, цистерны, контейнеры, баллоны, какие-то обломки и остовы, которые мало-помалу засыпаются дюнами и прочими эоловыми отложениями. Там и сям видны следы обитания – особенно в районе “канала”, где не так вредничают пылевые бури, которые частенько случаются летом. Сквозь окна-иллюминаторы маячат огоньки жилья, яркими кляксами выглядят для моих тепловизорных глаз атомные реакторы. Все они, как один, жуткое барахло, теплоноситель и то протекает, застывая желтыми ледяными космами. Провода электропитания тянутся к насосным вышкам, которые добывают воду из-под слоя вечной мерзлоты, к большим бакам, где, видимо, располагаются оранжереи и плантации по выращиванию грибков и водорослей, к чанам-дезинтеграторам, где перегнивают и разлагаются объедки, чтобы превратиться затем в белковую массу.
– Дальше вы, Фома, путешествуете один. Вам и посох в руки. Инструкции уже введены в ваш мемо-кристалл.– сказал, поеживаясь, Чертковиц.– А вот и проводник.
К нам, помигав инфракрасным маячком, подвалил какой-то шестипалый поц.
Я все-таки осведомился у начальника:
– Эй, шеф, все-таки за какую идею вы людей на хрен посылаете?
– За великую идею научно-технического прогресса. У нас застой, Фома. Мы с каждым годом все сильнее отстаем от сатурнян. У них к тому же есть и фанатизм, и воинственная религия, и верховный водитель. Космику покамест спасает количественное превосходство, но если мы не найдем потраву на этих фанатов, у нас будет бледный вид.
Приятно, когда начальник разговаривает с тобой на одном языке, однако возникает ощущение, что тебя уговаривают стать затычкой в чужой бочке.
– Я слыхал про их верховного водителя. Сатурняне поклоняются какому-то темному божеству, которое взяло на себя их грехи, требуя взамен преданности и послушания. И на эту задницу мы найдем болт с резьбой с помощью братьев-плутонов, которые теперь нам уже не кажутся такими страшными? Так?
– Эх ты, чудак,– почти ласково протянул Чертковиц и сделал вид, что в дальнейшем разговоре не заинтересован.– Но, прощай, Хома Брут.
Хома Брут? Я, кажется, понимаю, на что намекает начальник, но все равно внимание придется перенаправить на даму.
– И ты прощевай, Катя, хоть ты меня и подставила, а зла на тебя не таю. Видно работенка у тебя такая.
– Отвернитесь,– цыкнула женщина на своего начальника и шестипалого мутанта.– и к тому же переключитесь на другой радиоканал.
Она подошла ко мне ближе некуда.
– Фома, чего ж ты вытаскивал меня из “Бета”, если поверил Мелику?
– Сама знаешь “чего”. Чтобы у Сони когда-нибудь появилась настоящая мамаша.
– Откуда эти семейные атавизмы, Фома? Глядишь, они и меня заразят.
– Я думал, что они у тебя есть, Катерина. С чего ты бы стала звенеть, куда в итоге приплыл мой живчик?
Женщина замялась, и я стал догадываться, что меня опять накололи.
– Хотела бы иметь лучшее мнение о себе, но, тем не менее… ошибочку допустил все-таки компьютер, а я уж просто не стала отнекиваться. Сам понимаешь, всякие семейные узы и связи-привязи вызывают только дополнительное нервное истощение – это при нашей суматохе-то.
– Компьютер, блин!– очередное разочарование, а так хотелось надеяться, что хоть в чем-то сделано для меня исключение.
– Если точнее, Фома, это виновата киберсистема, заведующая карьерой. Суетиться и извещать о приплоде надлежит только высокоранжированных людей, ну, а она чего-то напутала.
– Значит, просто ошибочка вышла, поскольку куда уж мне, сопливому, высокого ранга сподобиться. Хотя можно понадеяться, что карьерная киберсистема за какие-нибудь немеркнущие подвиги и заслуги разом произведет меня в генералы.
– На это тоже не надейся,– сказала “псевдоженушка”.– Функция твоя сугубо секретная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
А этот Чертковиц не очень прост, не какой-то истукан-бюрократ. Даже Катя с удивлением почти с испугом поглядывает на него. Тем временем начальник службы не без вдохновения продолжил:
– Ботаник, в принципе, сказал следующее: не стоит с тупым лицом ждать Милости от Единого, надо добиваться ее, как это делал праотец Авраам. То есть, не стучать лбом об пол, а стучаться к Богу, за какой бы перегородкой он ни находился; искать в своей душе дверки, ведущие к Нему; зудеть Ему о том, что любить человека – это хорошо. Вот, дескать, и мы сами себя любим и потому недостатки свои, конечно же, исправим. Да, несколько парадоксальным образом Ботаник требовал в первую очередь любви к самим себе. Главная его заповедь: “Возлюби самого себя насколько сможешь.”
– Ну, тогда я здорово исполняю эту заповедь, как впрочем и любой нормальный космик, за исключением проклятых фанатов сатурнян. Я встречал немало паскудных мужиков, этаких мелких фюреров, которые очень себя любят, прямо-таки торчат от собственной персоны, а других регулярно суют под танк. Эти подлые бздуны в любой войне уцелеют, при любой революции взлетят, как голуби сизокрылые.
– Ошибаешься, парень. Мы себя не любим и не уважаем. Особенно эти паскудные бздуны, которые, на самом-то деле, себя в грош не ставят. У них комплекс неполноценности, чувство ничтожности, синдром мелкости, оттого они пакостят, мстят, подличают, гнусничают. И конец у них всегда жалкий, даже если они пробиваются в вожди мировой революции и генералиссимусы… Так вот, Фома, разве каждый из нас, почувствовав свою крутизну, свою величину, не возлюбил бы себя? У Ботаника это называется выращиванием Крестного Древа; душа растит в себе Божественное семечко, поднимаясь из грязи в небеса. Подтекст, надеюсь, ясен: Бог – это развивающийся мировой разум, который живет не столько снаружи, сколько внутри нас. То есть, в принципе, “возлюби себя” – это как раз “возлюби Господа Бога своего”.
– Лихо закручено. Ну и что, все получилось у Ботаника?
– Как бы не так. Профессиональные вероучители быстро прикончили его, чтобы не путался под ногами, слепили религию под названием второевангельская вера, сделали ее государственной и начали грести десятину… А мы, кстати, уже подлетаем окрестной тропой к Озеркам.– сообщил, закругляясь Чертковиц.– Надеваем гермокомбезы.
То, что мы приземлились где-то на задворках – я сразу понял. Помойка она и есть помойка. Под красновато-оранжевым небом навалены грудами трубы, цистерны, контейнеры, баллоны, какие-то обломки и остовы, которые мало-помалу засыпаются дюнами и прочими эоловыми отложениями. Там и сям видны следы обитания – особенно в районе “канала”, где не так вредничают пылевые бури, которые частенько случаются летом. Сквозь окна-иллюминаторы маячат огоньки жилья, яркими кляксами выглядят для моих тепловизорных глаз атомные реакторы. Все они, как один, жуткое барахло, теплоноситель и то протекает, застывая желтыми ледяными космами. Провода электропитания тянутся к насосным вышкам, которые добывают воду из-под слоя вечной мерзлоты, к большим бакам, где, видимо, располагаются оранжереи и плантации по выращиванию грибков и водорослей, к чанам-дезинтеграторам, где перегнивают и разлагаются объедки, чтобы превратиться затем в белковую массу.
– Дальше вы, Фома, путешествуете один. Вам и посох в руки. Инструкции уже введены в ваш мемо-кристалл.– сказал, поеживаясь, Чертковиц.– А вот и проводник.
К нам, помигав инфракрасным маячком, подвалил какой-то шестипалый поц.
Я все-таки осведомился у начальника:
– Эй, шеф, все-таки за какую идею вы людей на хрен посылаете?
– За великую идею научно-технического прогресса. У нас застой, Фома. Мы с каждым годом все сильнее отстаем от сатурнян. У них к тому же есть и фанатизм, и воинственная религия, и верховный водитель. Космику покамест спасает количественное превосходство, но если мы не найдем потраву на этих фанатов, у нас будет бледный вид.
Приятно, когда начальник разговаривает с тобой на одном языке, однако возникает ощущение, что тебя уговаривают стать затычкой в чужой бочке.
– Я слыхал про их верховного водителя. Сатурняне поклоняются какому-то темному божеству, которое взяло на себя их грехи, требуя взамен преданности и послушания. И на эту задницу мы найдем болт с резьбой с помощью братьев-плутонов, которые теперь нам уже не кажутся такими страшными? Так?
– Эх ты, чудак,– почти ласково протянул Чертковиц и сделал вид, что в дальнейшем разговоре не заинтересован.– Но, прощай, Хома Брут.
Хома Брут? Я, кажется, понимаю, на что намекает начальник, но все равно внимание придется перенаправить на даму.
– И ты прощевай, Катя, хоть ты меня и подставила, а зла на тебя не таю. Видно работенка у тебя такая.
– Отвернитесь,– цыкнула женщина на своего начальника и шестипалого мутанта.– и к тому же переключитесь на другой радиоканал.
Она подошла ко мне ближе некуда.
– Фома, чего ж ты вытаскивал меня из “Бета”, если поверил Мелику?
– Сама знаешь “чего”. Чтобы у Сони когда-нибудь появилась настоящая мамаша.
– Откуда эти семейные атавизмы, Фома? Глядишь, они и меня заразят.
– Я думал, что они у тебя есть, Катерина. С чего ты бы стала звенеть, куда в итоге приплыл мой живчик?
Женщина замялась, и я стал догадываться, что меня опять накололи.
– Хотела бы иметь лучшее мнение о себе, но, тем не менее… ошибочку допустил все-таки компьютер, а я уж просто не стала отнекиваться. Сам понимаешь, всякие семейные узы и связи-привязи вызывают только дополнительное нервное истощение – это при нашей суматохе-то.
– Компьютер, блин!– очередное разочарование, а так хотелось надеяться, что хоть в чем-то сделано для меня исключение.
– Если точнее, Фома, это виновата киберсистема, заведующая карьерой. Суетиться и извещать о приплоде надлежит только высокоранжированных людей, ну, а она чего-то напутала.
– Значит, просто ошибочка вышла, поскольку куда уж мне, сопливому, высокого ранга сподобиться. Хотя можно понадеяться, что карьерная киберсистема за какие-нибудь немеркнущие подвиги и заслуги разом произведет меня в генералы.
– На это тоже не надейся,– сказала “псевдоженушка”.– Функция твоя сугубо секретная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101