Сам я видел поначалу лишь спины дерущихся конников Председателева. Потом битва с рубкой, колкой и сечей, с жуткими воплями, кровавыми фонтанами, разрубленными телами предстала передо мной воочию, но как будто голофильм на экзотическую тему. Я был психологически еще далек от всего этого. Однако в какое-то непрекрасное мгновение заметил, что прямо ко мне, невзирая на мою психологическую отдаленность, скачут трое прорвавшихся ордынцев, а там уже стало их пять и даже семь. Рядом же со мной находился только один казачок не слишком богатырского вида. На плечо сел Саша, который неустанно проводил воздушную разведку.
– Атас, хозяин, надо улепетывать, если вы только не собрались повторить подвиги Евпатия Коловрата. Я заметил лесную тропу по которой можно беспроблемно отвалить.
Но, прежде, чем я смог чего-нибудь сообразить, на нас с казачком налетело с десяток ордынцев, среди коих были сипахи из самой Туркии в красных тюрбанах. Мы успели выстрелить из пищалей, положили двоих, но тут казачка срубили, а мне в грудь направилось сразу три копья с длинными и широкими наконечниками.
Перед этим пару минут я уже слезно обращался к процессору трансквазера, но тот отделывался равнодушными ссылками на низкий энергозапас и бессмысленными советами – типа “сесть с нукерами за стол переговоров”.
Впрочем, когда меня должны были уже нанизать на вилки, сконденсировался-таки черный вращающийся диск.
Из-за этого вражеские всадники и заструились вдоль канала хроноволнового преобразования. А я стал играть хрональными линиями, пытаясь перенаправить свою кривую в лучшую сторону и завязать жуткими узлами вражеские хронопотоки. На сей раз быстро выпутался из положения, может, потому что неподдельный ужас усилил все мои способности. Между прочим, я не дрейфил даже при виде вражеского крейсера, ощерившегося гамзерами, которые превращают в радостный свет все живое и неживое на расстоянии миллиона кэмэ вокруг. Но от этих оскаленных ртов, выпученных глаз и засохших трофейных голов, подвешенных к нукерским поясам на манер орденов, меня явно пробрал мандраж.
Когда пейзаж вновь стал объемным и ярким, вблизи меня никого не оказалось. Я перескочил в телегу, установил на ее бортике три пищали. Успел хорошо прицелиться, когда в мою сторону поспешило четверо ордынских нукеров. Выстрелил метко, трое тюрков выпали из седел и давай бороздить башками землю, запутавшись ногами в стременах. Когда подлетел ко мне последний, его единорог не смог добраться до меня – телега мешала. А мне было сподручно крутануть мечом-секирой, и попал я по горлу самому туркийскому сипаху, так что брызнули алые фонтанчики артериальной крови.
Затем я перескочил на мелкую, но крепкую лошадку и двинул в лес, по дороге засадив пику в еще одного ордынца. Путь пролегал среди деревьев и доставлял массу острых ощущений: каждая низко расположенная ветвь угрожала снести мне кочерыжку. Только через пару часов решился я притормозить своего конька-горбунка. Тут и ворон Саша, сев на луку седла, мигом ее обгадил.
На привале решил я теперь пробираться до левого берега Обского пролива, а там уже найти способ переправиться через двухсотмильный водный простор – на правый берег. Нынче у меня были коняга, пищаль, берендейка с кремнями, порохом и пулями, плюс еще пика. По шляхам и торным тропам я старался не ехать, предпочитая обочины и темное время, так что долгое время ни один дозор не пытался меня прихватить. В итоге, со своим поводырем преодолел еще километров триста к северу-западу.
Но к концу недели я попался разъезду черных стражей, причем ночью. Не помогло тепловое зрение, потому что сидели она в дупле гнилого таежного великана. Не помогла и история о побеге из ордынского плена. Было признан я дезертиром от царской службы и клонилось вроде к тому, чтобы отсечь мне башку.
Пока тянулось неспешное разбирательство в каком-то приказе, я сидел колодником в столичном кандее, где крысы были лучшие друзья человека. Однако Саша проникал через вентиляционное отверстие, гонял нахальных грызунов и даже приносил мне кое-какую еду, включая красную рыбу с неведомого праздничного стола. Иммунитет мой уже достаточно укрепился, чтобы я мог обойтись без инъектора, который у меня, естественно, отобрали. Сохранилась только единственная шприц-ампула с гипноделиком. Едва ее не потратил, когда на меня кинулся какой-то сокамерник с криками:"Беса споймал”. Задушить он меня не задушил, только сопли выдавил, а затем Саша его угомонил профилактическим ударом клюва в глаз. Над поверженным телом пернатый друг произнес епитафию: “Плохо, когда голова не варит, а руки делают.”
С тех пор меня никто не пытался обидеть, однако все попытки дать деру с помощью трансквазера заканчивались ничем. Тюрьма представляла из себя катакомбы и каждый раз хрональный канал заводил меня в один из углов этого заколдованного подземелья. Я еще раз убедился, что на Земле хрональные линии, ниточки судьбы, то ли менее податливы, то ли находятся под чьим-то более сильным воздействием. Можно было назвать это магией, можно – бесовщиной, можно – истощением энергии трансквазера. Его процессор вскоре перестал реагировать на просьбы и только вежливо намекал, что, дескать, поищите другой более простой и экономичный выход из положения. А простым выходом из положения, даже в лучшем случае, являлось усекновение моей повинной головы. И вообще тут быстрый снос башки считался мягким наказанием – так сказать, легко бы отделался. За серьезные проступки сажали на кол и вешали за ноги. Один зек-колодник с раскосыми глазами, сказывал, что это еще ничего – в красном Шэне за непочтительность к властям преступника помаленьку скармливают рыжим муравьям или бросают в яму с черными скорпионами. А вот в Орде беглым рабам ломают позвоночник или снимают кусками кожу. В Туркии любят варить “неверных собак” в больших котлах. А вот в Верхней Германии специализируются на медленном поджаривании “ведьм” и “еретиков”. Это мне поведал немец-контрабандист по имени Ахмет, человек с большими смоляными усами и в кепке-самолете. Кроме того, из-за голодухи так свистело в моих кишках, так надолго пропал стул, что и казнь не воспринималась особо огорчительно.
В общем, меня собирались “слегка” наказать, но тут понадобились весельные рабы для морского похода вдоль западного побережья Теменского моря. И, забыв даже выпороть батогами, меня усадили на скамью галеры-кадорги. Вместе с другими штрафниками я работал веслом (слава Космическому Ветру к той поре моя мускулатура достаточно окрепла), или же тянул суденышко батрачьим образом. Река Тура довольно быстра закончилась Теменским морем, и после недельного перехода мы вышли в Обский Пролив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
– Атас, хозяин, надо улепетывать, если вы только не собрались повторить подвиги Евпатия Коловрата. Я заметил лесную тропу по которой можно беспроблемно отвалить.
Но, прежде, чем я смог чего-нибудь сообразить, на нас с казачком налетело с десяток ордынцев, среди коих были сипахи из самой Туркии в красных тюрбанах. Мы успели выстрелить из пищалей, положили двоих, но тут казачка срубили, а мне в грудь направилось сразу три копья с длинными и широкими наконечниками.
Перед этим пару минут я уже слезно обращался к процессору трансквазера, но тот отделывался равнодушными ссылками на низкий энергозапас и бессмысленными советами – типа “сесть с нукерами за стол переговоров”.
Впрочем, когда меня должны были уже нанизать на вилки, сконденсировался-таки черный вращающийся диск.
Из-за этого вражеские всадники и заструились вдоль канала хроноволнового преобразования. А я стал играть хрональными линиями, пытаясь перенаправить свою кривую в лучшую сторону и завязать жуткими узлами вражеские хронопотоки. На сей раз быстро выпутался из положения, может, потому что неподдельный ужас усилил все мои способности. Между прочим, я не дрейфил даже при виде вражеского крейсера, ощерившегося гамзерами, которые превращают в радостный свет все живое и неживое на расстоянии миллиона кэмэ вокруг. Но от этих оскаленных ртов, выпученных глаз и засохших трофейных голов, подвешенных к нукерским поясам на манер орденов, меня явно пробрал мандраж.
Когда пейзаж вновь стал объемным и ярким, вблизи меня никого не оказалось. Я перескочил в телегу, установил на ее бортике три пищали. Успел хорошо прицелиться, когда в мою сторону поспешило четверо ордынских нукеров. Выстрелил метко, трое тюрков выпали из седел и давай бороздить башками землю, запутавшись ногами в стременах. Когда подлетел ко мне последний, его единорог не смог добраться до меня – телега мешала. А мне было сподручно крутануть мечом-секирой, и попал я по горлу самому туркийскому сипаху, так что брызнули алые фонтанчики артериальной крови.
Затем я перескочил на мелкую, но крепкую лошадку и двинул в лес, по дороге засадив пику в еще одного ордынца. Путь пролегал среди деревьев и доставлял массу острых ощущений: каждая низко расположенная ветвь угрожала снести мне кочерыжку. Только через пару часов решился я притормозить своего конька-горбунка. Тут и ворон Саша, сев на луку седла, мигом ее обгадил.
На привале решил я теперь пробираться до левого берега Обского пролива, а там уже найти способ переправиться через двухсотмильный водный простор – на правый берег. Нынче у меня были коняга, пищаль, берендейка с кремнями, порохом и пулями, плюс еще пика. По шляхам и торным тропам я старался не ехать, предпочитая обочины и темное время, так что долгое время ни один дозор не пытался меня прихватить. В итоге, со своим поводырем преодолел еще километров триста к северу-западу.
Но к концу недели я попался разъезду черных стражей, причем ночью. Не помогло тепловое зрение, потому что сидели она в дупле гнилого таежного великана. Не помогла и история о побеге из ордынского плена. Было признан я дезертиром от царской службы и клонилось вроде к тому, чтобы отсечь мне башку.
Пока тянулось неспешное разбирательство в каком-то приказе, я сидел колодником в столичном кандее, где крысы были лучшие друзья человека. Однако Саша проникал через вентиляционное отверстие, гонял нахальных грызунов и даже приносил мне кое-какую еду, включая красную рыбу с неведомого праздничного стола. Иммунитет мой уже достаточно укрепился, чтобы я мог обойтись без инъектора, который у меня, естественно, отобрали. Сохранилась только единственная шприц-ампула с гипноделиком. Едва ее не потратил, когда на меня кинулся какой-то сокамерник с криками:"Беса споймал”. Задушить он меня не задушил, только сопли выдавил, а затем Саша его угомонил профилактическим ударом клюва в глаз. Над поверженным телом пернатый друг произнес епитафию: “Плохо, когда голова не варит, а руки делают.”
С тех пор меня никто не пытался обидеть, однако все попытки дать деру с помощью трансквазера заканчивались ничем. Тюрьма представляла из себя катакомбы и каждый раз хрональный канал заводил меня в один из углов этого заколдованного подземелья. Я еще раз убедился, что на Земле хрональные линии, ниточки судьбы, то ли менее податливы, то ли находятся под чьим-то более сильным воздействием. Можно было назвать это магией, можно – бесовщиной, можно – истощением энергии трансквазера. Его процессор вскоре перестал реагировать на просьбы и только вежливо намекал, что, дескать, поищите другой более простой и экономичный выход из положения. А простым выходом из положения, даже в лучшем случае, являлось усекновение моей повинной головы. И вообще тут быстрый снос башки считался мягким наказанием – так сказать, легко бы отделался. За серьезные проступки сажали на кол и вешали за ноги. Один зек-колодник с раскосыми глазами, сказывал, что это еще ничего – в красном Шэне за непочтительность к властям преступника помаленьку скармливают рыжим муравьям или бросают в яму с черными скорпионами. А вот в Орде беглым рабам ломают позвоночник или снимают кусками кожу. В Туркии любят варить “неверных собак” в больших котлах. А вот в Верхней Германии специализируются на медленном поджаривании “ведьм” и “еретиков”. Это мне поведал немец-контрабандист по имени Ахмет, человек с большими смоляными усами и в кепке-самолете. Кроме того, из-за голодухи так свистело в моих кишках, так надолго пропал стул, что и казнь не воспринималась особо огорчительно.
В общем, меня собирались “слегка” наказать, но тут понадобились весельные рабы для морского похода вдоль западного побережья Теменского моря. И, забыв даже выпороть батогами, меня усадили на скамью галеры-кадорги. Вместе с другими штрафниками я работал веслом (слава Космическому Ветру к той поре моя мускулатура достаточно окрепла), или же тянул суденышко батрачьим образом. Река Тура довольно быстра закончилась Теменским морем, и после недельного перехода мы вышли в Обский Пролив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101