Как и ее хмурая недоброжелательность, переходившая в откровенную враждебность.
Тотенхо повторил ключевой вопрос:
— Почему после обеда вы наверняка знали не только то, что пропали деньги, но и сколько именно? Девушка вызывающе на него посмотрела:
— Знала.
Остальные недоверчиво молчали.
— А вы, случайно, не могли по ошибке выплатить эти шесть тысяч долларов клиенту?
— Нет.
— Прежде чем уйти на обед, Хуанита, — спросил Майлз Истин, — вы отвезли кассу в хранилище и установили цифровой замок. Верно?
— Да.
— Вы уверены, что не забыли насчет замка?
Девушка утвердительно кивнула.
— А замок исполнительного директора был заперт?
— Нет, открыт.
Что тоже было в порядке вещей.
— Когда вы вернулись с обеда, ваша касса по-прежнему находилась в хранилище и была заперта?
— Да.
— Вашу цифровую комбинацию никто, кроме вас, не знает? Вы ее никогда никому не давали?
— Нет.
На какое-то время поток вопросов прекратился. По-видимому, каждый из присутствующих прокручивал про себя порядок действий в хранилище.
Касса, о которой говорил Майлз Истин, представляла собой портативный сейф, установленный на подставке с колесиками, он был достаточно легким, для того чтобы его можно было без труда перемещать с места на место. За каждым кассиром была закреплена определенная касса с отчетливо проставленным номером. Несколько запасных касс предназначалось для особых случаев. Одной из них сегодня пользовался Майлз Истин.
При ввозе и вывозе из хранилища каждая касса регистрировалась старшим кассиром хранилища. Избежать этой процедуры было невозможно, как невозможно было — преднамеренно или по ошибке — взять чужую кассу. На ночь и на выходные массивная дверь в хранилище опечатывалась надежнее, чем гробница фараона.
На каждой кассе было установлено два особых цифровых замка. Один — для кассира, второй — для исполнительного директора или его помощника. Таким образом, по утрам касса открывалась в присутствии двух человек — кассира и исполнительного директора.
Каждый кассир должен был помнить и держать в секрете свою цифровую комбинацию, которую можно было изменить по его первому желанию. Цифровая комбинация кассира хранилась в специальном сейфе — в запечатанном конверте с двумя подписями, что было единственным письменным свидетельством. Печать на конверте можно было вскрыть лишь в случае болезни, смерти или увольнения кассира.
Современная касса отличалась еще одной особенностью — в нее была вмонтирована система сигнализации. Когда касса устанавливалась у стойки, то через электрическую сеть подключалась к внутренней системе связи. Предупредительная кнопка находилась внутри, под стопкой банкнот, так называемой “приманкой”.
По инструкции кассиры не имели права использовать “приманку” для обычных денежных операций, однако в случае налета должны были в первую очередь избавиться от этих денег. Как только деньги были убраны с кнопки, автоматически приходила в действие система бесшумной сигнализации и поднимала на ноги службу безопасности банка и полицию, которая обычно оказывалась на месте через несколько минут; кроме того, сразу включались скрытые камеры. Фиксировались серийные номера “приманки”, с тем чтобы потом их можно было использовать в качестве улики.
— “Приманка” на месте? — осведомилась Эдвина у Тотенхо.
— Да, — ответил тот, — “приманка” цела. Я проверил.
“Значит, нет никакой надежды ухватиться за эту ниточку”, — подумала Эдвина.
Вновь заговорил Майлз Истин:
— Хуанита, может быть, вы все же припомните кого-нибудь, кто бы мог взять деньги из вашей кассы?
— Нет, — ответила Хуанита Нуньес.
Эдвине, внимательно наблюдавшей за девушкой, показалось, что Хуанита испугана. Ну что ж, у нее есть на то основания — ни в одном банке такая огромная недостача не может остаться безнаказанной.
Эдвина больше не сомневалась в том, что деньги украла Нуньес. Другого объяснения быть не могло. Остается лишь выяснить — как.
Хуанита Нуньес могла передать деньги сообщнику, находившемуся по другую сторону прилавка. Никто бы и не заметил. Либо спрятать деньги и тайно вынести их из банка во время обеденного перерыва, правда, в этом случае она рисковала сильнее.
Об одном Нуньес знала наверняка — она потеряет работу даже в том случае, если не будет доказано, что она украла деньги. Виновника крупной недостачи — и кассирам это было известно — всегда увольняли.
Эдвине было жаль девушку. Очевидно, она была доведена до отчаяния. А возможно, пошла на это ради ребенка.
— Я думаю, мы сделали все, что в наших силах, — сказала Эдвина. — Мне придется проинформировать руководство банка. Расследование продолжат официальные лица. — Все трое встали. — Миссис Нуньес, — обратилась Эдвина к девушке, — останьтесь, пожалуйста.
Хуанита села.
И когда мужчины уже не могли их слышать, Эдвина произнесла с преувеличенной благожелательностью:
— Хуанита, я думаю, нам следует поговорить откровенно, по-дружески.
Эдвина подавила в себе прежнее раздражение. Девушка напряженно смотрела ей в глаза.
— Вы, несомненно, осознаете две вещи. Первое: неизбежно тщательное расследование при участии ФБР, поскольку у нашего банка федеральное страхование. Второе: подозрение неминуемо падет на вас. — Эдвина помолчала. — Я с вами откровенна. Вы понимаете меня?
— Понимаю. Но я не брала денег. Эдвина заметила, что девушка по-прежнему нервно крутит обручальное кольцо.
— Каким бы длительным ни было расследование, Хуанита, истина все равно восторжествует. Следователи — люди дотошные. Да и опытные к тому же. Они доведут дело до конца.
— Я не брала денег, — с жаром повторила девушка.
— Я не говорю, что вы это сделали. Но если, паче чаяния, вам известно больше, чем вы сказали до сих пор, сейчас самое время открыть правду, ничего не скрывая, пока мы беседуем с глазу на глаз. Потом будет поздно.
Хуанита Нуньес собралась было заговорить. Эдвина подняла руку:
— Нет, дослушайте меня до конца. Я даю вам слово. Если деньги будут возвращены в банк, скажем, не позднее завтрашнего дня, не будет ни официального расследования, ни судебного разбирательства. Кто бы ни взял эти деньги, он не может дольше здесь работать. Однако с вами ничего такого не случится. Ручаюсь. Хуанита, вы хотите мне что-нибудь сказать?
— Нет, нет и нет! — Глаза девушки сверкали, лицо пылало от гнева. — Говорю вам, я не брала деньги, и сейчас и когда угодно это повторю.
Эдвина вздохнула:
— Ну что ж, тогда на сегодня все. Только, пожалуйста, не уходите из банка, предварительно не поставив меня в известность.
Похоже, Хуанита Нуньес хотела опять сказать что-то резкое. Однако лишь слегка пожала плечами и ушла.
Из-за своего стола, стоявшего на возвышении, Эдвина наблюдала за тем, что делается вокруг, — это был ее мир, за который она отвечала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Тотенхо повторил ключевой вопрос:
— Почему после обеда вы наверняка знали не только то, что пропали деньги, но и сколько именно? Девушка вызывающе на него посмотрела:
— Знала.
Остальные недоверчиво молчали.
— А вы, случайно, не могли по ошибке выплатить эти шесть тысяч долларов клиенту?
— Нет.
— Прежде чем уйти на обед, Хуанита, — спросил Майлз Истин, — вы отвезли кассу в хранилище и установили цифровой замок. Верно?
— Да.
— Вы уверены, что не забыли насчет замка?
Девушка утвердительно кивнула.
— А замок исполнительного директора был заперт?
— Нет, открыт.
Что тоже было в порядке вещей.
— Когда вы вернулись с обеда, ваша касса по-прежнему находилась в хранилище и была заперта?
— Да.
— Вашу цифровую комбинацию никто, кроме вас, не знает? Вы ее никогда никому не давали?
— Нет.
На какое-то время поток вопросов прекратился. По-видимому, каждый из присутствующих прокручивал про себя порядок действий в хранилище.
Касса, о которой говорил Майлз Истин, представляла собой портативный сейф, установленный на подставке с колесиками, он был достаточно легким, для того чтобы его можно было без труда перемещать с места на место. За каждым кассиром была закреплена определенная касса с отчетливо проставленным номером. Несколько запасных касс предназначалось для особых случаев. Одной из них сегодня пользовался Майлз Истин.
При ввозе и вывозе из хранилища каждая касса регистрировалась старшим кассиром хранилища. Избежать этой процедуры было невозможно, как невозможно было — преднамеренно или по ошибке — взять чужую кассу. На ночь и на выходные массивная дверь в хранилище опечатывалась надежнее, чем гробница фараона.
На каждой кассе было установлено два особых цифровых замка. Один — для кассира, второй — для исполнительного директора или его помощника. Таким образом, по утрам касса открывалась в присутствии двух человек — кассира и исполнительного директора.
Каждый кассир должен был помнить и держать в секрете свою цифровую комбинацию, которую можно было изменить по его первому желанию. Цифровая комбинация кассира хранилась в специальном сейфе — в запечатанном конверте с двумя подписями, что было единственным письменным свидетельством. Печать на конверте можно было вскрыть лишь в случае болезни, смерти или увольнения кассира.
Современная касса отличалась еще одной особенностью — в нее была вмонтирована система сигнализации. Когда касса устанавливалась у стойки, то через электрическую сеть подключалась к внутренней системе связи. Предупредительная кнопка находилась внутри, под стопкой банкнот, так называемой “приманкой”.
По инструкции кассиры не имели права использовать “приманку” для обычных денежных операций, однако в случае налета должны были в первую очередь избавиться от этих денег. Как только деньги были убраны с кнопки, автоматически приходила в действие система бесшумной сигнализации и поднимала на ноги службу безопасности банка и полицию, которая обычно оказывалась на месте через несколько минут; кроме того, сразу включались скрытые камеры. Фиксировались серийные номера “приманки”, с тем чтобы потом их можно было использовать в качестве улики.
— “Приманка” на месте? — осведомилась Эдвина у Тотенхо.
— Да, — ответил тот, — “приманка” цела. Я проверил.
“Значит, нет никакой надежды ухватиться за эту ниточку”, — подумала Эдвина.
Вновь заговорил Майлз Истин:
— Хуанита, может быть, вы все же припомните кого-нибудь, кто бы мог взять деньги из вашей кассы?
— Нет, — ответила Хуанита Нуньес.
Эдвине, внимательно наблюдавшей за девушкой, показалось, что Хуанита испугана. Ну что ж, у нее есть на то основания — ни в одном банке такая огромная недостача не может остаться безнаказанной.
Эдвина больше не сомневалась в том, что деньги украла Нуньес. Другого объяснения быть не могло. Остается лишь выяснить — как.
Хуанита Нуньес могла передать деньги сообщнику, находившемуся по другую сторону прилавка. Никто бы и не заметил. Либо спрятать деньги и тайно вынести их из банка во время обеденного перерыва, правда, в этом случае она рисковала сильнее.
Об одном Нуньес знала наверняка — она потеряет работу даже в том случае, если не будет доказано, что она украла деньги. Виновника крупной недостачи — и кассирам это было известно — всегда увольняли.
Эдвине было жаль девушку. Очевидно, она была доведена до отчаяния. А возможно, пошла на это ради ребенка.
— Я думаю, мы сделали все, что в наших силах, — сказала Эдвина. — Мне придется проинформировать руководство банка. Расследование продолжат официальные лица. — Все трое встали. — Миссис Нуньес, — обратилась Эдвина к девушке, — останьтесь, пожалуйста.
Хуанита села.
И когда мужчины уже не могли их слышать, Эдвина произнесла с преувеличенной благожелательностью:
— Хуанита, я думаю, нам следует поговорить откровенно, по-дружески.
Эдвина подавила в себе прежнее раздражение. Девушка напряженно смотрела ей в глаза.
— Вы, несомненно, осознаете две вещи. Первое: неизбежно тщательное расследование при участии ФБР, поскольку у нашего банка федеральное страхование. Второе: подозрение неминуемо падет на вас. — Эдвина помолчала. — Я с вами откровенна. Вы понимаете меня?
— Понимаю. Но я не брала денег. Эдвина заметила, что девушка по-прежнему нервно крутит обручальное кольцо.
— Каким бы длительным ни было расследование, Хуанита, истина все равно восторжествует. Следователи — люди дотошные. Да и опытные к тому же. Они доведут дело до конца.
— Я не брала денег, — с жаром повторила девушка.
— Я не говорю, что вы это сделали. Но если, паче чаяния, вам известно больше, чем вы сказали до сих пор, сейчас самое время открыть правду, ничего не скрывая, пока мы беседуем с глазу на глаз. Потом будет поздно.
Хуанита Нуньес собралась было заговорить. Эдвина подняла руку:
— Нет, дослушайте меня до конца. Я даю вам слово. Если деньги будут возвращены в банк, скажем, не позднее завтрашнего дня, не будет ни официального расследования, ни судебного разбирательства. Кто бы ни взял эти деньги, он не может дольше здесь работать. Однако с вами ничего такого не случится. Ручаюсь. Хуанита, вы хотите мне что-нибудь сказать?
— Нет, нет и нет! — Глаза девушки сверкали, лицо пылало от гнева. — Говорю вам, я не брала деньги, и сейчас и когда угодно это повторю.
Эдвина вздохнула:
— Ну что ж, тогда на сегодня все. Только, пожалуйста, не уходите из банка, предварительно не поставив меня в известность.
Похоже, Хуанита Нуньес хотела опять сказать что-то резкое. Однако лишь слегка пожала плечами и ушла.
Из-за своего стола, стоявшего на возвышении, Эдвина наблюдала за тем, что делается вокруг, — это был ее мир, за который она отвечала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110