– Убирайся отсюда, – устало приказал он. – Принеси мне хорошие новости или вообще никаких.
– Так точно! – сказал сержант.
– Жаль, что у нас нет штрафных батальонов, чтобы послать их в первых рядах, как священную жертву, – сказал майор. – Именно так мы выигрывали войны в прошлом.
– Не дай Бог, чтобы тебя услышал Белозерский. У меня с ним и без того достаточно проблем – да и с тобой тоже. Мы не будем трогать мост. Это окончательное решение. И через час мы примем свои меры.
Когда Мирский говорил таким тоном, с ним никто не спорил. Гарабедян слегка побледнел, потом достал жевательную резинку и сунул ее в рот, наслаждаясь сладким вкусом.
Рация Мирского мягко щелкнула. Он включил прием и ответил.
– Товарищ командир, это Белозерский. Зев хочет говорить с вами… лично.
Мирский выругался и ответил, что будет немедленно.
– Кажется, новые потери, – сообщил он Гарабедяну.
После двадцати шести часов патовой ситуации результаты разведки были доставлены на временный командный пункт Герхардта. Лейтенант, который проводил разведку, человек с тонкими чертами лица и глубоко посаженными глазами, говорил медленно, растягивая слова в манере, характерной для уроженца Аппалачей.
– Мы обнаружили все их позиции и сосчитали людей. У них около шестисот человек, которые живы и передвигаются, насчет еще ста мы не уверены. Они потеряли многих старших офицеров – один генерал ранен или мертв, несколько полковников погибли. Остается один полковник во второй камере и два подполковника и полковник в первой. У них могут быть другие генералы – мы слышали переговоры по радио о Зеве, Леве и Неве. Некоторые из нас считают, что речь идет о трех генералах.
– Вы можете опознать их? – спросил Лэньер.
– Нет, сэр. У них нет нашивок с фамилиями. Но мы думаем, что некоторые члены русской научной группы могли бы кое-кого узнать. Их войска очень хорошо обучены, с большой долей космической подготовки, и, возможно, у них есть знакомые среди космонавтов научной группы.
– У вас есть фотографии офицеров? – спросил Герхардт лейтенанта.
– Да, сэр, большинства из них. Достаточно четкие. Несколько хороших снимков в профиль.
– Покажите их членам русской научной группы и выясните, могут ли они помочь. Гарри, я думаю, вам следует взять на себя роль посредника. Мы поговорим с Притыкиным из русской команды – он достаточно порядочный человек. Мы позволим одному из транспортников состыковаться с нами – тому, на борту которого находится Плетнев. Если он или Притыкин смогут связаться со своим руководством по радио и если мы сможем организовать встречу, возможно, это поможет больше, чем просто голос разума.
– Посреднику надо говорить по-русски, – заметил Лэньер.
– Кто-нибудь из наших сможет помочь. Римская, или этот немецкий лейтенант, Рудольф… как его… Егер.
– Римская – это хорошо, но его знаний может не хватить на дипломатические нюансы. Егер будет полезен. Но я не возьмусь за это дело, если не смогу работать с русскими напрямую, без переводчиков. Я могу поехать в третью камеру и позаниматься, пока вы будете договариваться с Плетневым о стыковке.
– У нас нет нескольких недель, Гарри.
Лэньер покачал головой.
– Столько и не потребуется, хватит нескольких часов. – Он глубоко вздохнул и наклонился вперед. – Не кажется ли вам, что имеет смысл покончить с секретностью?
Герхардт на мгновение задумался.
– Внутренней? Я не уверен.
– Вам самому не хочется узнать, в чем, собственно, дело?
– Конечно. Но кто возьмет на себя ответственность за снятие ограничений.
– Мы больше не являемся частью военной стратегии Земли; мы предоставлены сами себе. Можно считать, что то же самое верно и с политической точки зрения.
– Вы имеете в виду, что мы сами себе хозяева?
– Именно, – подтвердил Лэньер.
– Это банка с червями, в которую мне прямо сейчас неохота лезть.
– Хорошо, я беру на себя ответственность, по крайней мере, за один шаг. Библиотеки больше не закрыты. Информация, содержащаяся в них, доступна всем.
– Даже русским?
– Даже русским, если они заключат с нами мирное соглашение, – сказал Лэньер. – Я выучу русский, вы разработаете процедуру переговоров, и мы предложим им часть того, что у нас осталось.
– Киршнеру не понравится, если мы разрешим этим ублюдкам стыковку. И он наверняка не захочет идти на уступки.
– Кто отвечает за внутреннюю безопасность? – многозначительно спросил Лэньер. – И есть ли у нас выбор?
Проснувшись, Патриция обнаружила, что кабина погружена в полумрак. Она повернулась и взглянула в окно. Поверхность коридора более чем в двадцати километрах внизу была темной и покрытой рубцами. Глубокие разрезы пересекали вдоль и поперек испещренную пятнами землю; их края тускло блестели.
Повернувшись на другой бок, она оглядела кабину. Ее похититель лежал, закутавшись в сеть из мерцающих синих и зеленых огней. Между огоньками проскакивали искры, а под сетью тело окутывал полупрозрачный зеленоватый туман.
Сила тяжести в кабине была достаточной, чтобы почувствовать разницу между потолком и полом. Соскользнув со своего ложа, Патриция протянула руку, чтобы коснуться светящейся сетки и разобраться, настоящая ли она, но ее остановил голос.
– Пожалуйста, не трогайте. – Ольми стоял в передней части кабины. Патриция перевела взгляд с фигуры на койке на того Ольми, который только что к ней обратился. – Я – частичное воплощение, фантом. Ольми отдыхает, совершая тальзит-медитацию. Если у вас есть к нему дело, пожалуйста, позвольте мне заменить его.
– Кто вы?
– Личный фантом, дубль. Пока он отдыхает, я выполняю все его обязанности, которые не требуют физических действий. Я нематериален. Я только изображение.
– О. – Она нахмурилась. – Что он… делает? Что с ним происходит?
– Тальзит-медитация – это процесс, во время которого он окружен тальзитскими носителями данных. Его тело очищается от нечистот, а разум – от препятствий, мешающих ясности мыслей. Тальзит-данные информируют, реорганизуют, совершенствуют умственную деятельность. Это нечто вроде сна.
– Вы просто запись?
– Нет. Я связан с его мыслительными процессами, но так, что это не мешает его отдыху.
– Где?.. – Патриция чуть не сказала «буджум». Она оглянулась и увидела плоскоголовое, с вывернутыми коленками коричневое существо, свернувшееся на своем ложе и глядевшее на нее спокойными медленно моргающими глазами.
– Привет, – мелодично произнесло оно.
Патриция судорожно сглотнула и кивнула.
– Еще раз, как вас зовут?
– У меня нет имени. Я франт.
– А кто ведет корабль?
– Корабль, в данный момент, управляет собой сам. У вас, людей, наверняка есть машины, которые могут делать это, – объснил франт укоризненным тоном.
– Да. Конечно. – Патриция снова повернулась к фанту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
– Так точно! – сказал сержант.
– Жаль, что у нас нет штрафных батальонов, чтобы послать их в первых рядах, как священную жертву, – сказал майор. – Именно так мы выигрывали войны в прошлом.
– Не дай Бог, чтобы тебя услышал Белозерский. У меня с ним и без того достаточно проблем – да и с тобой тоже. Мы не будем трогать мост. Это окончательное решение. И через час мы примем свои меры.
Когда Мирский говорил таким тоном, с ним никто не спорил. Гарабедян слегка побледнел, потом достал жевательную резинку и сунул ее в рот, наслаждаясь сладким вкусом.
Рация Мирского мягко щелкнула. Он включил прием и ответил.
– Товарищ командир, это Белозерский. Зев хочет говорить с вами… лично.
Мирский выругался и ответил, что будет немедленно.
– Кажется, новые потери, – сообщил он Гарабедяну.
После двадцати шести часов патовой ситуации результаты разведки были доставлены на временный командный пункт Герхардта. Лейтенант, который проводил разведку, человек с тонкими чертами лица и глубоко посаженными глазами, говорил медленно, растягивая слова в манере, характерной для уроженца Аппалачей.
– Мы обнаружили все их позиции и сосчитали людей. У них около шестисот человек, которые живы и передвигаются, насчет еще ста мы не уверены. Они потеряли многих старших офицеров – один генерал ранен или мертв, несколько полковников погибли. Остается один полковник во второй камере и два подполковника и полковник в первой. У них могут быть другие генералы – мы слышали переговоры по радио о Зеве, Леве и Неве. Некоторые из нас считают, что речь идет о трех генералах.
– Вы можете опознать их? – спросил Лэньер.
– Нет, сэр. У них нет нашивок с фамилиями. Но мы думаем, что некоторые члены русской научной группы могли бы кое-кого узнать. Их войска очень хорошо обучены, с большой долей космической подготовки, и, возможно, у них есть знакомые среди космонавтов научной группы.
– У вас есть фотографии офицеров? – спросил Герхардт лейтенанта.
– Да, сэр, большинства из них. Достаточно четкие. Несколько хороших снимков в профиль.
– Покажите их членам русской научной группы и выясните, могут ли они помочь. Гарри, я думаю, вам следует взять на себя роль посредника. Мы поговорим с Притыкиным из русской команды – он достаточно порядочный человек. Мы позволим одному из транспортников состыковаться с нами – тому, на борту которого находится Плетнев. Если он или Притыкин смогут связаться со своим руководством по радио и если мы сможем организовать встречу, возможно, это поможет больше, чем просто голос разума.
– Посреднику надо говорить по-русски, – заметил Лэньер.
– Кто-нибудь из наших сможет помочь. Римская, или этот немецкий лейтенант, Рудольф… как его… Егер.
– Римская – это хорошо, но его знаний может не хватить на дипломатические нюансы. Егер будет полезен. Но я не возьмусь за это дело, если не смогу работать с русскими напрямую, без переводчиков. Я могу поехать в третью камеру и позаниматься, пока вы будете договариваться с Плетневым о стыковке.
– У нас нет нескольких недель, Гарри.
Лэньер покачал головой.
– Столько и не потребуется, хватит нескольких часов. – Он глубоко вздохнул и наклонился вперед. – Не кажется ли вам, что имеет смысл покончить с секретностью?
Герхардт на мгновение задумался.
– Внутренней? Я не уверен.
– Вам самому не хочется узнать, в чем, собственно, дело?
– Конечно. Но кто возьмет на себя ответственность за снятие ограничений.
– Мы больше не являемся частью военной стратегии Земли; мы предоставлены сами себе. Можно считать, что то же самое верно и с политической точки зрения.
– Вы имеете в виду, что мы сами себе хозяева?
– Именно, – подтвердил Лэньер.
– Это банка с червями, в которую мне прямо сейчас неохота лезть.
– Хорошо, я беру на себя ответственность, по крайней мере, за один шаг. Библиотеки больше не закрыты. Информация, содержащаяся в них, доступна всем.
– Даже русским?
– Даже русским, если они заключат с нами мирное соглашение, – сказал Лэньер. – Я выучу русский, вы разработаете процедуру переговоров, и мы предложим им часть того, что у нас осталось.
– Киршнеру не понравится, если мы разрешим этим ублюдкам стыковку. И он наверняка не захочет идти на уступки.
– Кто отвечает за внутреннюю безопасность? – многозначительно спросил Лэньер. – И есть ли у нас выбор?
Проснувшись, Патриция обнаружила, что кабина погружена в полумрак. Она повернулась и взглянула в окно. Поверхность коридора более чем в двадцати километрах внизу была темной и покрытой рубцами. Глубокие разрезы пересекали вдоль и поперек испещренную пятнами землю; их края тускло блестели.
Повернувшись на другой бок, она оглядела кабину. Ее похититель лежал, закутавшись в сеть из мерцающих синих и зеленых огней. Между огоньками проскакивали искры, а под сетью тело окутывал полупрозрачный зеленоватый туман.
Сила тяжести в кабине была достаточной, чтобы почувствовать разницу между потолком и полом. Соскользнув со своего ложа, Патриция протянула руку, чтобы коснуться светящейся сетки и разобраться, настоящая ли она, но ее остановил голос.
– Пожалуйста, не трогайте. – Ольми стоял в передней части кабины. Патриция перевела взгляд с фигуры на койке на того Ольми, который только что к ней обратился. – Я – частичное воплощение, фантом. Ольми отдыхает, совершая тальзит-медитацию. Если у вас есть к нему дело, пожалуйста, позвольте мне заменить его.
– Кто вы?
– Личный фантом, дубль. Пока он отдыхает, я выполняю все его обязанности, которые не требуют физических действий. Я нематериален. Я только изображение.
– О. – Она нахмурилась. – Что он… делает? Что с ним происходит?
– Тальзит-медитация – это процесс, во время которого он окружен тальзитскими носителями данных. Его тело очищается от нечистот, а разум – от препятствий, мешающих ясности мыслей. Тальзит-данные информируют, реорганизуют, совершенствуют умственную деятельность. Это нечто вроде сна.
– Вы просто запись?
– Нет. Я связан с его мыслительными процессами, но так, что это не мешает его отдыху.
– Где?.. – Патриция чуть не сказала «буджум». Она оглянулась и увидела плоскоголовое, с вывернутыми коленками коричневое существо, свернувшееся на своем ложе и глядевшее на нее спокойными медленно моргающими глазами.
– Привет, – мелодично произнесло оно.
Патриция судорожно сглотнула и кивнула.
– Еще раз, как вас зовут?
– У меня нет имени. Я франт.
– А кто ведет корабль?
– Корабль, в данный момент, управляет собой сам. У вас, людей, наверняка есть машины, которые могут делать это, – объснил франт укоризненным тоном.
– Да. Конечно. – Патриция снова повернулась к фанту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139