Все знали. А тогда зачем же Говорящий вздумал рассказывать известное? Желтый Топор чуть ли не с первых же слов разгадал это «зачем». И не ошибся. Иногда совсем не приятно оказаться умным…
Он так внимательно слушал слова Говорящего, что даже забыл сесть — стоял и стоял, комкая перекинутую через плечо жесткую шкуру, рассеянно приоткрыв рот… Он очень старался думать как можно быстрее: что делать, как отпугнуть беду, не зарубить ли Говорящего прямо теперь, пока тот не успел сказать страшное?
Да, он слушал очень внимательно и думал, думал, думал, а потому казался тогда совсем глупым. Один из голобородых даже посмел захихикать. Вот он, голобородый, действительно был глуп: не сообразил, что раз сам же затерся к мужчинам, то за дерзость придется отвечать не по-щенячьи, а по-мужски. Руки Желтого Топора были заняты оружием и шкурой — пришлось достать дерзеца ногой. Тот даже не взвизгнул. Визжать голобородый дурень начал уже потом-потом — как только сумел толком вдохнуть.
Но Желтый Топор не стал любоваться последствиями своего удара, не стал дожидаться пронзительного щенячьего визга.
Желтый Топор от досады впился зубами в собственное запястье.
Потому что, пока он, бородатый дурак, вышибал глупость из безбородого дурака, Говорящий успел сказать главное.
— Поймавший Копье тоже могучий воин — почти как Желтый Топор, — сказал Говорящий. — Значит, Желтый Топор тоже может забыть, что должен убить, а не отбиться от Злого. Нужно сделать так, чтоб не забыл. Нужно, чтоб утром Красногривая пошла по тропе. Как приманка. Как бы за водой чтоб пошла. А следом пускай крадется ее мужчина. Красногривая носит живот. Волки любят нападать на самок с животом, поэтому Злой непременно нападет на Красногривую. И тогда Желтый Топор забудет спасать себя, как спасал себя Поймавший Копье. Тогда Желтый Топор будет думать о том, чтобы спасти свою женщину и своего доспевающего ребенка. Правильно?
Собравшиеся опять загалдели — главным образом одобрительно.
Правда, кое-кто недоумевал. Злой не всегда поступает, как обычный волк, — это сам Говорящий сказал такое. А потом он же сам сказал: Злой кинется на брюхатую, потому что обычные волки любят кидаться на брюхатых. Где смысл?
Но таких недоумевающих очень быстро разубеждали. Может, смысла и нет — тогда пропадет одна женская жизнь и одна недожизнь пока еще духи знают кого. От таких потерь племя не оскудеет. Если смысла нет, плохо будет только Желтому Топору (и то не очень — возьмет себе новую женщину, сделает с ней нового ребенка, на том и все). А если смысл есть, всему племени станет лучше. Вот в этом и смысл.
Когдатошний Клык, ставший Желтым Топором, конечно, пытался спорить. Но его, умевшего негромким словом перекрыть слитный рев многих мужских глоток, теперь совсем не было слышно за визгливыми воплями женщин.
Женщин никто не звал к Костру, но они, даже подсматривая издали, от землянок, прекрасно все поняли. А поняв, осмелились подать голос. Женщины очень хотели, чтобы страшный Злой умер. Почти так же хотели, как чтобы Желтому Топору понадобилась новая мать для его детей.
Но весь этот гам был уже ни к чему. Потому что Мудрые, пошептавшись, в один голос ответили на давешний вопрос Говорящего. Они ответили: «Правильно».
И все сразу успокоились. И мужчины опять собрались было расходиться. Но их удержал Желтый Топор.
Нет, он не стал продолжать спор. Если все племя сказало, спорить поздно. Даже он со своим топором не осилит все племя. Даже его племя в конце концов убьет, и тогда Красногривой придется или тоже умереть, или достаться кому-то другому.
И удерживать мужчин близ Костра Желтый Топор тоже не стал. Он просто спросил:
— А если от Красногривой будет пахнуть не только животом, но еще и недавней кровью? Тогда Злой сильнее захочет напасть на нее?
Воины запереглядывались, засоглашались раздумчиво: да, наверное. И Мудрые тоже переглянулись, тоже не очень уверенно согласились: наверное, да. Один только Говорящий, заподозрив неладное, спросил настороженно:
— А почему от нее станет пахнуть кровью?
— Сейчас поймешь, — сказал Желтый Топор ласково.
Так ласково сказал, что между ним и Говорящим мгновенно образовалась пустота. И он шагнул через эту пустоту к Говорящему, и схватил Говорящего за бороду левой рукой, а правой…
Конечно же, Говорящий сам был виноват. Сперва-то он дернулся всем телом назад, пытаясь вырваться и удобно подставляясь под задуманный удар, но в самый последний миг то ли поскользнулся, то ли ноги его подломились от страха… Так, иначе ли, но Говорящий вдруг дернулся навстречу отточенному блескучему лезвию — нелепо запрокидываясь, разевая рот для отчаянного истошного вопля… И Желтый Топор вместо кончика подбородка снес ему половину челюсти.
При иных делах тут бы Желтому Топору и смерть (даже ему не выстоять одному против всех). Но Мудрые действительно были мудры и понимали: он успеет убить все-таки слишком многих. И еще они понимали: Топор и его топор — последняя надежда для всех. Поэтому они, понимающие, сказали: «Раз духи разрешили случившемуся случиться, значит, Говорящий сам виноват».
Но Мудрые сказали такое уже потом, через несколько длинных трудных мгновений. А за эти мгновения Желтый Топор успел сам охранить свою жизнь. Он ведь знал: людское скопище ведет себя вовсе иначе, чем каждый из скопившихся людей вел бы себя в одиночку. Скопившись, люди перестают быть людьми.
Оттого-то Желтый и выговорил равнодушно, лениво даже:
— Наверное, это духи толкнули его под колени. Наверное, он им надоел.
А потом неторопливо макнул кабанью шкуру в кровь Говорящего… верней, Говорившего… и пошел прочь. Медленно, вразвалку. Спокойно. Глядя поверх голов.
Это уже ему вслед Мудрые сказали: «Говорящий сам виноват». И вот еще что сказали ему вслед Мудрые: «Если… То есть когда… Когда убьешь Злого, для справедливости сам станешь Говорящим. Этот уже не сможет. Он и выжить не сможет. Никто не станет жевать для него еду…»
Пущенные на волю мысли, как заплутавшие люди, рано или поздно начинают ходить по кругу. Вот и мысли Желтого Топора раз за разом возвращались к Говорящему. Лучше бы все-таки сразу его до смерти, чем так, на долгую муку… А только вот эти размышления в голову никак не время было пускать.
И вообще сделалось не до размышлений.
Потому что наконец объявил себя Злой.
Желтому Топору едва успела примерещиться в кустах впереди какая-то неправильность, как она, неправильность эта, слепилась в огромную рудую тварь и страшным беззвучным прыжком швырнула себя на поравнявшуюся с ней Красногривую.
Та, конечно же, ничего не успела заметить, а лишь чудом каким-то угадала вымахнувшую из леса гибель и повернулась к ней спиной, скорчилась, изо всех сил кутаясь в кабанью шкуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Он так внимательно слушал слова Говорящего, что даже забыл сесть — стоял и стоял, комкая перекинутую через плечо жесткую шкуру, рассеянно приоткрыв рот… Он очень старался думать как можно быстрее: что делать, как отпугнуть беду, не зарубить ли Говорящего прямо теперь, пока тот не успел сказать страшное?
Да, он слушал очень внимательно и думал, думал, думал, а потому казался тогда совсем глупым. Один из голобородых даже посмел захихикать. Вот он, голобородый, действительно был глуп: не сообразил, что раз сам же затерся к мужчинам, то за дерзость придется отвечать не по-щенячьи, а по-мужски. Руки Желтого Топора были заняты оружием и шкурой — пришлось достать дерзеца ногой. Тот даже не взвизгнул. Визжать голобородый дурень начал уже потом-потом — как только сумел толком вдохнуть.
Но Желтый Топор не стал любоваться последствиями своего удара, не стал дожидаться пронзительного щенячьего визга.
Желтый Топор от досады впился зубами в собственное запястье.
Потому что, пока он, бородатый дурак, вышибал глупость из безбородого дурака, Говорящий успел сказать главное.
— Поймавший Копье тоже могучий воин — почти как Желтый Топор, — сказал Говорящий. — Значит, Желтый Топор тоже может забыть, что должен убить, а не отбиться от Злого. Нужно сделать так, чтоб не забыл. Нужно, чтоб утром Красногривая пошла по тропе. Как приманка. Как бы за водой чтоб пошла. А следом пускай крадется ее мужчина. Красногривая носит живот. Волки любят нападать на самок с животом, поэтому Злой непременно нападет на Красногривую. И тогда Желтый Топор забудет спасать себя, как спасал себя Поймавший Копье. Тогда Желтый Топор будет думать о том, чтобы спасти свою женщину и своего доспевающего ребенка. Правильно?
Собравшиеся опять загалдели — главным образом одобрительно.
Правда, кое-кто недоумевал. Злой не всегда поступает, как обычный волк, — это сам Говорящий сказал такое. А потом он же сам сказал: Злой кинется на брюхатую, потому что обычные волки любят кидаться на брюхатых. Где смысл?
Но таких недоумевающих очень быстро разубеждали. Может, смысла и нет — тогда пропадет одна женская жизнь и одна недожизнь пока еще духи знают кого. От таких потерь племя не оскудеет. Если смысла нет, плохо будет только Желтому Топору (и то не очень — возьмет себе новую женщину, сделает с ней нового ребенка, на том и все). А если смысл есть, всему племени станет лучше. Вот в этом и смысл.
Когдатошний Клык, ставший Желтым Топором, конечно, пытался спорить. Но его, умевшего негромким словом перекрыть слитный рев многих мужских глоток, теперь совсем не было слышно за визгливыми воплями женщин.
Женщин никто не звал к Костру, но они, даже подсматривая издали, от землянок, прекрасно все поняли. А поняв, осмелились подать голос. Женщины очень хотели, чтобы страшный Злой умер. Почти так же хотели, как чтобы Желтому Топору понадобилась новая мать для его детей.
Но весь этот гам был уже ни к чему. Потому что Мудрые, пошептавшись, в один голос ответили на давешний вопрос Говорящего. Они ответили: «Правильно».
И все сразу успокоились. И мужчины опять собрались было расходиться. Но их удержал Желтый Топор.
Нет, он не стал продолжать спор. Если все племя сказало, спорить поздно. Даже он со своим топором не осилит все племя. Даже его племя в конце концов убьет, и тогда Красногривой придется или тоже умереть, или достаться кому-то другому.
И удерживать мужчин близ Костра Желтый Топор тоже не стал. Он просто спросил:
— А если от Красногривой будет пахнуть не только животом, но еще и недавней кровью? Тогда Злой сильнее захочет напасть на нее?
Воины запереглядывались, засоглашались раздумчиво: да, наверное. И Мудрые тоже переглянулись, тоже не очень уверенно согласились: наверное, да. Один только Говорящий, заподозрив неладное, спросил настороженно:
— А почему от нее станет пахнуть кровью?
— Сейчас поймешь, — сказал Желтый Топор ласково.
Так ласково сказал, что между ним и Говорящим мгновенно образовалась пустота. И он шагнул через эту пустоту к Говорящему, и схватил Говорящего за бороду левой рукой, а правой…
Конечно же, Говорящий сам был виноват. Сперва-то он дернулся всем телом назад, пытаясь вырваться и удобно подставляясь под задуманный удар, но в самый последний миг то ли поскользнулся, то ли ноги его подломились от страха… Так, иначе ли, но Говорящий вдруг дернулся навстречу отточенному блескучему лезвию — нелепо запрокидываясь, разевая рот для отчаянного истошного вопля… И Желтый Топор вместо кончика подбородка снес ему половину челюсти.
При иных делах тут бы Желтому Топору и смерть (даже ему не выстоять одному против всех). Но Мудрые действительно были мудры и понимали: он успеет убить все-таки слишком многих. И еще они понимали: Топор и его топор — последняя надежда для всех. Поэтому они, понимающие, сказали: «Раз духи разрешили случившемуся случиться, значит, Говорящий сам виноват».
Но Мудрые сказали такое уже потом, через несколько длинных трудных мгновений. А за эти мгновения Желтый Топор успел сам охранить свою жизнь. Он ведь знал: людское скопище ведет себя вовсе иначе, чем каждый из скопившихся людей вел бы себя в одиночку. Скопившись, люди перестают быть людьми.
Оттого-то Желтый и выговорил равнодушно, лениво даже:
— Наверное, это духи толкнули его под колени. Наверное, он им надоел.
А потом неторопливо макнул кабанью шкуру в кровь Говорящего… верней, Говорившего… и пошел прочь. Медленно, вразвалку. Спокойно. Глядя поверх голов.
Это уже ему вслед Мудрые сказали: «Говорящий сам виноват». И вот еще что сказали ему вслед Мудрые: «Если… То есть когда… Когда убьешь Злого, для справедливости сам станешь Говорящим. Этот уже не сможет. Он и выжить не сможет. Никто не станет жевать для него еду…»
Пущенные на волю мысли, как заплутавшие люди, рано или поздно начинают ходить по кругу. Вот и мысли Желтого Топора раз за разом возвращались к Говорящему. Лучше бы все-таки сразу его до смерти, чем так, на долгую муку… А только вот эти размышления в голову никак не время было пускать.
И вообще сделалось не до размышлений.
Потому что наконец объявил себя Злой.
Желтому Топору едва успела примерещиться в кустах впереди какая-то неправильность, как она, неправильность эта, слепилась в огромную рудую тварь и страшным беззвучным прыжком швырнула себя на поравнявшуюся с ней Красногривую.
Та, конечно же, ничего не успела заметить, а лишь чудом каким-то угадала вымахнувшую из леса гибель и повернулась к ней спиной, скорчилась, изо всех сил кутаясь в кабанью шкуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113