В то же время волхв не прекращал торопливых попыток отвязать болтающийся меж его бровями ведмежий зуб. Напрочь утратив терпение, старик в конце концов попросту оборвал ремешок-подвеску и спрятал клык в плотно стиснутом кулаке. Потом хранильник еще раз властно, предостерегающе зыркнул в глаза Кудеславу, и тот не без труда, но все же сумел удержаться от вопроса: «Что это было?» Сумел главным образом потому, что ясней ясного понимал: оно не было, а по-прежнему есть где-то совсем рядом. И еще Мечник понимал, изо всех сил давя в себе это понимание: ОНО почему-то преисполнено к волхву немалого презрения, а волхв об этом презреньи дознался и пользуется им, корча из себя беспечного дурачка. Иначе бы выходило, будто хранильник Идолова Холма действительно дурачок, ежели без крепких на то оснований надеется подловить загадочную напасть столь незамысловатой уловкой.
А Корочун уж вовсе зверьим свирепым взглядом через плечо полоснул Любославу и Остроуха: никшните, мол.
На сей раз волхвовские домочадцы и не помыслили об ослушании. Мечник расслышал сдавленное шипение Остроуха — тот ушибся, чересчур поспешно плюхнувшись на ступеньку, с которой вскочил несколько мгновений назад.
И вновь зажурчал рассказ волхва. Именно зажурчал — неторопливо, пространно, размеренно, будто хранильник и впрямь уверился, что жуткая в незнаности своей угроза минула.
«…так вот, касательно многочисленности и многоподобья богов…
Спросить, к примеру, тебя: „А скажи-ка ты, человече, кто из богов наиглавнейший?" Ты ответишь: главнейший над богами Род, по-иному называемый Световитом (то есть источающим свет) либо Светловидом, поскольку видом своим он светел. Однако почти столь же велик Сварог, небесный владетель. Роду он брат, а потому люди, которым Род отец-изначальник, прозывают Сварога также и Стрый-богом. И далее перечислил бы ты еще множество богов, частенько принимая за разных воплощения одного и того же (как, к примеру, страстелюбивца Купалу ошибочно чтут божеством, на деле же это лишь одна из множества личин Световита)… и частенько затрудняясь соизмерить их по владетельности и старшинству. Последнее не диво, ибо старшинство средь наших богов обозначено лишь их местом да очередностью голоса на Великих Сиденьях.
Почти то же, что и ты, ответил бы кто угодно другой, ведущий родство от Крива, Росса, Угола — от любого из говоривших Словами прадавних братьев.
Похожие (а то и вовсе непохожие) отголоски одной и той же недоузнанной истины поведали бы в ответ люди иных языков и иных корней.
Однако в некоторых землях рассказывают и такие сказки, которые не в ходу средь словенских племен. Тебе, чаю, ведомы скандийские преданья о Локи Лукавом — боге-изгое, строящем козни противу остальных богов и богоравных героев? И о великой битве, что грядет, в которой падут боги и герои полночных стран? Ведомы…
Сходное бормочут и ревнители одинокого бога, и многие другие.
Почитай, что все… или уж во всяком случае большее число этаких преданий говорит об одиноком изгое из сонма богов, жаждущем лишь зла. Одного только зла.
Это — обрывки истинных знаний, извращенные людьми в угоду людским же стремлениям к простоте и порядку; обрывки истины о боге, владычествующем — да-да, именно так: владычествующем! — над Нездешним Берегом Время-реки.
Я ведь уж поминал, что умелому пловцу по силам совладать с течением времени. Ценой усилий, природу и суть которых превеликое большинство людей неспособно даже понять… (показалось Мечнику, или в волхвовском голосе при этих словах прорезалось самодовольство?)… ценою тяжелейших усилий можно даже сягнуть мысленным взором Нездешнего Берега. Причем иным — это уж вовсе немногим — удавалось вырваться восвояси, охранив рассудок, память и доставшиеся ей крохи увиденного.
Так вот…
Он отнюдь не изгой, тамошний владетельный бог. Он одинок, однако лишь потому, что прочие тамошние боги чтут его даже истовее, чем мы, здешние люди, чтим свои здешние божества. Имя ему… Да, я вымолвлю его имя, однако не подлинное — ведь даже снисходительнейшего из наших богов опасно тревожить словесным воплощением его изначальной сути… Имя ему — Борисвет. И если Световит зачастую являет себя людским взорам в образе белого коня, то этот воплощается в ржаво-гнедого…»
С оглушительным шипеньем и треском притихший было очаг полыхнул невиданным бурым пламенем, от которого вместо жара дохнуло болотным туманом. Мотнулись, замигали огоньки светочей, с натужным треском прогнулась внутрь ставня над Корочуновой головой, вскинувшийся из Любославиных объятий мальчонка заскулил как щенок…
— Черного! — пронзительный вопль хранильника не хуже доброго удара швырнул на место рванувшегося к мечу Кудеслава. — Борисвет являет себя черным конем! Черным!
Все.
Перестала трещать ставня, вновь ровно засияли светочи, очажный огонь снова стал привычным очажным огнем. И малец затих, опять скорчился на материнских коленях (это, конечно, если Любослава ему действительно мать).
Волхв левой ладонью растер взмокревшее лицо (правую руку, стиснутую в кулак, он так и не разжал ни на миг). Растер и яростно забормотал что-то о невоздержанных на язык опрометчивых старых дурнях.
Несколько мгновений Кудеслав обалдело хлопал глазами, посматривая на старца, на меркнущий спокойный очаг, на так и не шевельнувшегося Остроуха, на бледную Любославу, встряхивающую своего мальца — не поймешь, то ли баюкает, то ли душу из него вытрясает…
Вновь, стало быть, отхлынуло неведомое, отступилось… Надолго ли? Понять бы, почему ОНО медлит явить свою наверняка немалую мощь, чего опасается… И опаска ли это? Может ОНО все-таки не желает зла? Да и кто ОНО в конце-то концов?! Какие беды ОНО тебе причинило? Страх? А этот вот старец с его могучей неявною силой — он не страшен?! Не следует ли тебе отвратиться от него да попробовать спознаться с неведомым, которое ждет снаружи?
Ощущение вкрадчивой липкости, насквозь пронизывающей тело и разум, заставило Мечника спохватиться и вновь торопливо забормотать про себя напевную ерундовину.
Напряженно следивший за ним старик одобрительно закивал, почуяв Кудеславову скороговорку чародейским своим непостижимым слухом (или как назвать то, посредством чего различают мысли?).
Что ж, одобренье — это хорошо. Только неведомая напасть тоже наверняка примечает Мечниковы потуги занавесить собственный разум. Примечает да сознает, что это может оказаться не только обороною, но и попыткой сокрыть от подглядыванья какую-то хитрость. Так что это самое бормотание — палка о двух концах: одним концом супротивника, а вторым себя же под дых. Вот же сподобила удача-судьба влипнуть в этакую заваруху! Стоило уезжать из родимого края, чтобы с маху вломиться в невесть какую жуть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113