Чернокожая захихикала:
- Ты будешь того сорта, какого мы захотим, детка.
- Hay tiempo. Уже много времени.
Свет погас.
Темнота была врагом Трейси. Она села на край койки, вся в напряжении.
Она чувствовала, как остальные ожидают удобного случая напасть на нее. Или
это только ее воображение? Она была настолько взвинчена, и ей казалось,
что отовсюду грозит опасность. Угрожали ли они ей? На самом деле - нет.
Они, вероятно, только пытались быть дружелюбными, а она истолковала их
заигрывания как зловещие намерения. Она много слышала о гомосексуальных
отношениях в тюрьмах, но чаще это было исключением, а не правилом. В
тюрьмах не разрешаются такого рода развлечения. Все еще не проходило
назойливое сомнение. Она решила, что будет бодрствовать всю ночь. Если
одна из них хотя бы двинется в ее сторону, она позовет на помощь.
Обязанностью охраны было наблюдать, чтобы ничего не случилось с
заключенными. Трейси успокоила себя, что ничего плохого не случится. Она
только должна оставаться настороже.
Трейси сидела на уголке койки в темноте, прислушиваясь к каждому
звуку. Она слышала, как одна за одной женщины сходили в туалет и вернулись
на свои койки. Когда Трейси уже не могла терпеть, она также сходила в
туалет. Она попыталась спустить воду, но бачок не работал. Вонь была почти
нестерпимой. Она вернулась к своей раскладушке и уселась на нее.
Скоро рассвет, думала она, утром я попрошу устроить мне встречу с
начальником. Я расскажу ему о ребенке. Он переведет меня в другую камеру.
Тело Трейси было напряжено и стеснено. Она прилегла на койку и через
минуту почувствовала, как что-то поползло по шее. Она подавила крик.
Я должна вытерпеть это до утра. Утром все будет хорошо, думала Трейси
- только одну минуту.
В три ночи она не могла уже больше лежать с открытыми глазами. Она
заснула.
Трейси разбудила рука, зажавшая ей рот, и кто-то хватал ее за грудь.
Она попыталась сесть и закричать, но тут увидела, что ночная рубашка и
трусики содраны. Руки ползали по ее бедрам, раздвигая ноги в стороны.
Трейси яростно боролась, стараясь подняться.
- Полегче, - зашептал в темноте голос. - Тебе не будет больно.
Трейси изо всех сил ударила ногой в направлении голоса. Она
почувствовала, что попала.
- Carajo! Вмажь этой суке, - задохнулся голос. - Тащи ее на пол.
И Трейси получила один удар в лицо, другой - в солнечное сплетение.
Кто-то взобрался на нее, пытаясь удушить, в то время как другие руки
хладнокровно насиловали ее.
Трейси сумела на мгновение выбраться, но одна из женщин схватила ее и
стукнула головой о край кровати. Она почувствовала, как из носа потекла
кровь. Ее бросили на бетонный пол, а ноги и руки развели в стороны. Трейси
боролась как сумасшедшая, но не могла ничего сделать.
Она чувствовала, как холодные руки и горячие языки ласкают тело.
Кто-то раздвинул ноги и сунул в нее тяжелый холодный предмет. Она
беспомощно корчилась от боли, отчаянно пытаясь позвать на помощь. Рука
зажала ей рот, и Трейси со всей силой впилась в мучителя.
Раздался дикий крик:
- Ах ты, сволочь!
Удары один за одним посыпались в лицо. Она почувствовала адскую боль
и потеряла сознание...
Ее пробудил вой сирены. Она лежала на холодном цементном полу, нагая.
Три сокамерницы лежали на своих койках.
В коридоре раздавался голос Железных Трусов.
- Вставайте и умывайтесь.
Надзирательница подошла к камере и увидела Трейси, лежавшую на полу,
в небольшой луже крови, с разбитым лицом и заплывшим глазом.
- Что, черт побери, здесь происходит?
Она отперла дверь и вошла в камеру.
- Она свалилась с койки, - ответила Эрнестина Литтл.
Надзирательница подошла к лежащей Трейси и ткнула ее ногой.
- Ты! Вставай!
Трейси слышала этот голос откуда-то издалека.
Да, думала она. Я должна встать, я должна выбраться отсюда.
Но она совершенно не могла двинуться. Тело ее кричало от боли.
Надзирательница схватила девушку за плечи и рывком посадила на пол.
Трейси почти пребывала в полуобморочном состоянии.
- Что случилось?
Одним глазом Трейси видела смутные очертания камеры и силуэты своих
сокамерниц, ждущих, что же она ответит.
- Я... я... - Трейси пыталась говорить, но слова не шли из горла. Она
снова попыталась, и какой-то глубоко сидящий древний инстинкт
самосохранения заставил ее сказать:
- Я свалилась с койки.
Надзирательница отрезала:
- Ненавижу хитрые задницы, надо тебя в мусорку. Посидишь, пока не
научишься вести себя.
Это было что-то вроде забвения, возвращения в чрево матери. Она была
одна в темноте. В этой тесной подвальной камере совсем не было мебели,
только тоненький грязный матрас, брошенный на цементный пол. Вонючая яма в
полу служила туалетом.
Трейси лежала в темноте, напевая народную песенку, которой ее
когда-то научил отец. Она даже не представляла, как близка была к
помешательству.
Она не была уверена, где она была, но это и не имело значения. Только
тупая неутихающая боль.
Я, должно быть, упала и разбилась, но мама позаботится обо мне.
Она позвала надломленным голосом:
- Мама!
Ответа не последовало, и она вновь уснула.
Она проспала около 48 часов и мучения окончательно отступили, боль
заменили душевные страдания. Трейси открыла глаза. Ее окружало ничто. Было
настолько темно, что она даже не видела очертаний камеры. Она, наконец,
вспомнила. Они потащили ее к доктору. Она слышала его голос.
- Сломанное ребро и сломанное запястье. Мы забинтуем их... Порезы и
синяки плохи, однако они залечатся. Но она потеряла ребенка...
- О, мой малыш, - заплакала Трейси. - Они убили моего ребенка.
И она зарыдала. Она оплакивала потерю ребенка, оплакивала себя,
оплакивала потерю целого мира.
Трейси лежала на тонком матрасе в холодной темноте и ее переполняла
такая ненависть, которая, казалось, буквально клокотала в ней. Лишь одна
мысль, одно чувство жило в ее сознании - месть. Эта месть не была
направлена против трех ее напарниц по камере. Они были такие же жертвы,
как и она. Нет, месть для тех людей, которые сделали с ней это, тех, кто
разбил ее жизнь.
Джо Романо:
- Старая леди держалась за меня. Но она утаила, что у нее есть такая
красотка-дочь...
Энтони Орсатти:
- Джо Романо работает на человека по имени Энтони Орсатти. Орсатти
держит в руках Новый Орлеан...
Перри Поуп:
- Признавая себя виновной, вы избежите судебного разбирательства...
Судья Генри Лоуренс:
- Следующие 15 лет вы проведете в Южной Луизианской Исправительной
Колонии для женщин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107