..
И мгновенно уснул.
Разбудил его звук открывающейся двери. Подумав, что он спал всего
несколько минут, Хачмен взглянул на часы и обнаружил, что уже десять минут
седьмого. Он сел в постели, обратив внимание, что на нем серая казенная
пижама, и посмотрел на дверь. Вошел молодой констебль в форме с прикрытым
салфеткой подносом в руках, и комната наполнилась запахом бекона и
крепкого чая.
- Доброе утро, сэр, - сказал констебль. - Ваш завтрак. Я надеюсь, вы
не возражаете против крепкого чая.
- Не возражаю. - Вообще-то он всегда пил слабый чай, но в этот момент
его мысли занимала проблема гораздо более важная. Сегодня уже понедельник,
и оставшиеся конверты должны быть в почте. Давящее чувство срочности даже
отразилось на его голосе. - Насколько я понимаю, я могу уйти в любое
время?
Розовощекий констебль снял с подноса салфетку и старательно ее
сложил.
- Этот вопрос, сэр, вы можете решить с инспектором Кромби-Карсоном.
- Вы хотите сказать, что я не могу уйти?
- Это решает инспектор.
- Что вы несете? У вас там, у дежурных, должны быть оставлены
инструкции, кому можно уходить, а кому нельзя.
- Я передам инспектору, что вы хотите его видеть. - Он поставил
поднос Хачмену на колени и пошел к двери. - Ешьте, а то яичница остынет.
Второго завтрака не будет.
- Минутку! Инспектор сейчас здесь?
- Нет, сэр. Он вчера долго засиделся и отправился домой спать.
Возможно, будет здесь к полудню.
Дверь закрылась с последними словами констебля до того, как Хачмен
успел отставить поднос в сторону. Поняв, что поднос поставили ему на
колени специально, он перенес его на тумбочку и подошел к двери. Дверь
была заперта. Хачмен обошел комнату по периметру, вернулся к кровати и
сел. Бекон недожарили, жир в нем сплавился только наполовину, в яичницу
положили слишком много масла, и из-за этого она выглядела грязным месивом.
Хачмен взял в руки стакан с чаем и отхлебнул. Чай был слишком крепким,
слишком сладким, но по крайней мере горячим. Держа стакан обеими руками,
он медленно пил коричневое варево, с удовольствием прислушиваясь к
собственным ощущениям, возникающим при каждом глотке. Не бог весть как
питательно, зато помогает думать...
Сегодня после полудня будет еще не поздно отправить последние
конверты, но где гарантия, что его выпустят к этому времени? Констебль
сказал, что Кромби-Карсон, "возможно", будет в участке к полудню, но даже
если он появится, никто не сообщит Хачмену о его приходе. Кроме того,
инспектор может сказать, что намерен задержать его еще на несколько дней.
Хачмен тщетно пытался вспомнить свои права. Он знал, что права полиции,
включая право задерживать без предъявления обвинения, были расширены года
три назад, как одна из мер в правительственной кампании по борьбе с
растущей преступностью. В своем прежнем безопасном существовании в те
редкие моменты, когда этот вопрос приходил ему в голову, Хачмен одобрял
расширение прав полиции, но сейчас это казалось невыносимым.
Больше всего его беспокоило то, что, хотя он сам прекрасно знал,
почему его могли задержать, он не мог понять, какие основания были для
этого у инспектора. Велланд мертв, Андреа похищена, невинный прохожий убит
на улице - все это, очевидно, как совершенно справедливо интуитивно
предполагал Кромби-Карсон, было прямым следствием деятельности Хачмена, но
полиция об этом знать не может. А вот если Андреа расскажет похитителям,
кто бы они ни были, все что знает, скоро его начнут искать.
Хачмен допил чай, состроив гримасу, когда нерастворившиеся
кристаллики сахара заскрипели у него на зубах. Создав машину, он тем самым
объявил открытие сезона охоты на самого себя. А сейчас сидит спокойно в
казенной пижаме, словно мотылек, ждущий, когда его бросят в бутылку с
хлороформом. За ним могут прийти в любую минуту. Даже в любую секунду!
В конвульсивном приливе энергии он вскочил с кровати и начал искать
свою одежду. Брюки, свитер и коричневый кожаный пиджак висели во
встроенном шкафу. Он быстро оделся и проверил карманы. Все было на месте,
включая деньги, которые Викки дала ему, чтобы он отнес в банк, и маленький
перочинный нож. Лезвие длиной всего в дюйм делало его оружием гораздо
менее эффективным, чем кулак или нога. Хачмен беспомощно оглядел комнату,
затем подошел к двери и принялся бить в нее ногой, медленно и ритмично,
стараясь достичь максимального эффекта. Дверь поглощала удары с
обескураживающе малым количеством шума, но через несколько минут он все же
услышал щелчок замка. В дверях оказался все тот же молодой констебль и с
ним тонкогубый сержант.
- В чем дело? - строго потребовал сержант. - Почему стучишь?
- Я хочу уйти. - Хачмен пошел вперед, пытаясь вытеснить из дверей
сержанта. - Вы не имейте права запирать меня здесь.
Сержант толкнул его обратно.
- Ты останешься здесь, пока тебя не отпустит инспектор. А будешь
опять стучать в дверь, я тебе руки к ногам привяжу. Ясно?
Хачмен вяло кивнул, обернулся было и метнулся в дверной проем, чудом
выскочил в коридор, но тут же налетел на третьего полицейского. Этот
оказался больше, чем первые два вместе, огромная приливная волна синей
форменной ткани словно подняла Хачмена без усилий на гребне и выплеснула
обратно в камеру.
- Глупо, - заметил сержант. - Теперь ты здесь за нападение на
полицейского. Если бы у меня было желание, я мог бы перевести тебя в
камеру, так что пользуйся пока тем, что есть.
Он захлопнул дверь, оставив Хачмена еще в большем отчаянье и еще
большим пленником, чем раньше. Губу саднило: он оцарапал ее, зацепившись
за пуговицу на форме полицейского. Хачмен ходил по комнате взад-вперед,
пытаясь смириться с фактом, что он по-настоящему арестован, и, несмотря на
то, как бы прав он ни был и как бы много жизней от него ни зависело, чуда
не произойдет и стены не падут.
"Какое-то сумасшествие, - подумал он вяло. - Я могу заставить
нейтроны танцевать под новую музыку. Неужели я не смогу перехитрить
несколько деревенских бобби?" Он сел на единственный в комнате стул и
заставил себя думать, как выбраться на свободу. Затем подошел к кровати и
сдернул простыню, обнажив матрас из пенистого пластика.
Какое-то время он тупо глядел на него, потом достал свой игрушечный
нож и принялся резать губчатый материал. Твердый наружный слой резался
плохо, зато пористый наполнитель внутри поддавался почти без усилий. Через
пятнадцать минут работы Хачмен вырезал в середине матраса похожее на гроб
углубление длиной шесть футов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
И мгновенно уснул.
Разбудил его звук открывающейся двери. Подумав, что он спал всего
несколько минут, Хачмен взглянул на часы и обнаружил, что уже десять минут
седьмого. Он сел в постели, обратив внимание, что на нем серая казенная
пижама, и посмотрел на дверь. Вошел молодой констебль в форме с прикрытым
салфеткой подносом в руках, и комната наполнилась запахом бекона и
крепкого чая.
- Доброе утро, сэр, - сказал констебль. - Ваш завтрак. Я надеюсь, вы
не возражаете против крепкого чая.
- Не возражаю. - Вообще-то он всегда пил слабый чай, но в этот момент
его мысли занимала проблема гораздо более важная. Сегодня уже понедельник,
и оставшиеся конверты должны быть в почте. Давящее чувство срочности даже
отразилось на его голосе. - Насколько я понимаю, я могу уйти в любое
время?
Розовощекий констебль снял с подноса салфетку и старательно ее
сложил.
- Этот вопрос, сэр, вы можете решить с инспектором Кромби-Карсоном.
- Вы хотите сказать, что я не могу уйти?
- Это решает инспектор.
- Что вы несете? У вас там, у дежурных, должны быть оставлены
инструкции, кому можно уходить, а кому нельзя.
- Я передам инспектору, что вы хотите его видеть. - Он поставил
поднос Хачмену на колени и пошел к двери. - Ешьте, а то яичница остынет.
Второго завтрака не будет.
- Минутку! Инспектор сейчас здесь?
- Нет, сэр. Он вчера долго засиделся и отправился домой спать.
Возможно, будет здесь к полудню.
Дверь закрылась с последними словами констебля до того, как Хачмен
успел отставить поднос в сторону. Поняв, что поднос поставили ему на
колени специально, он перенес его на тумбочку и подошел к двери. Дверь
была заперта. Хачмен обошел комнату по периметру, вернулся к кровати и
сел. Бекон недожарили, жир в нем сплавился только наполовину, в яичницу
положили слишком много масла, и из-за этого она выглядела грязным месивом.
Хачмен взял в руки стакан с чаем и отхлебнул. Чай был слишком крепким,
слишком сладким, но по крайней мере горячим. Держа стакан обеими руками,
он медленно пил коричневое варево, с удовольствием прислушиваясь к
собственным ощущениям, возникающим при каждом глотке. Не бог весть как
питательно, зато помогает думать...
Сегодня после полудня будет еще не поздно отправить последние
конверты, но где гарантия, что его выпустят к этому времени? Констебль
сказал, что Кромби-Карсон, "возможно", будет в участке к полудню, но даже
если он появится, никто не сообщит Хачмену о его приходе. Кроме того,
инспектор может сказать, что намерен задержать его еще на несколько дней.
Хачмен тщетно пытался вспомнить свои права. Он знал, что права полиции,
включая право задерживать без предъявления обвинения, были расширены года
три назад, как одна из мер в правительственной кампании по борьбе с
растущей преступностью. В своем прежнем безопасном существовании в те
редкие моменты, когда этот вопрос приходил ему в голову, Хачмен одобрял
расширение прав полиции, но сейчас это казалось невыносимым.
Больше всего его беспокоило то, что, хотя он сам прекрасно знал,
почему его могли задержать, он не мог понять, какие основания были для
этого у инспектора. Велланд мертв, Андреа похищена, невинный прохожий убит
на улице - все это, очевидно, как совершенно справедливо интуитивно
предполагал Кромби-Карсон, было прямым следствием деятельности Хачмена, но
полиция об этом знать не может. А вот если Андреа расскажет похитителям,
кто бы они ни были, все что знает, скоро его начнут искать.
Хачмен допил чай, состроив гримасу, когда нерастворившиеся
кристаллики сахара заскрипели у него на зубах. Создав машину, он тем самым
объявил открытие сезона охоты на самого себя. А сейчас сидит спокойно в
казенной пижаме, словно мотылек, ждущий, когда его бросят в бутылку с
хлороформом. За ним могут прийти в любую минуту. Даже в любую секунду!
В конвульсивном приливе энергии он вскочил с кровати и начал искать
свою одежду. Брюки, свитер и коричневый кожаный пиджак висели во
встроенном шкафу. Он быстро оделся и проверил карманы. Все было на месте,
включая деньги, которые Викки дала ему, чтобы он отнес в банк, и маленький
перочинный нож. Лезвие длиной всего в дюйм делало его оружием гораздо
менее эффективным, чем кулак или нога. Хачмен беспомощно оглядел комнату,
затем подошел к двери и принялся бить в нее ногой, медленно и ритмично,
стараясь достичь максимального эффекта. Дверь поглощала удары с
обескураживающе малым количеством шума, но через несколько минут он все же
услышал щелчок замка. В дверях оказался все тот же молодой констебль и с
ним тонкогубый сержант.
- В чем дело? - строго потребовал сержант. - Почему стучишь?
- Я хочу уйти. - Хачмен пошел вперед, пытаясь вытеснить из дверей
сержанта. - Вы не имейте права запирать меня здесь.
Сержант толкнул его обратно.
- Ты останешься здесь, пока тебя не отпустит инспектор. А будешь
опять стучать в дверь, я тебе руки к ногам привяжу. Ясно?
Хачмен вяло кивнул, обернулся было и метнулся в дверной проем, чудом
выскочил в коридор, но тут же налетел на третьего полицейского. Этот
оказался больше, чем первые два вместе, огромная приливная волна синей
форменной ткани словно подняла Хачмена без усилий на гребне и выплеснула
обратно в камеру.
- Глупо, - заметил сержант. - Теперь ты здесь за нападение на
полицейского. Если бы у меня было желание, я мог бы перевести тебя в
камеру, так что пользуйся пока тем, что есть.
Он захлопнул дверь, оставив Хачмена еще в большем отчаянье и еще
большим пленником, чем раньше. Губу саднило: он оцарапал ее, зацепившись
за пуговицу на форме полицейского. Хачмен ходил по комнате взад-вперед,
пытаясь смириться с фактом, что он по-настоящему арестован, и, несмотря на
то, как бы прав он ни был и как бы много жизней от него ни зависело, чуда
не произойдет и стены не падут.
"Какое-то сумасшествие, - подумал он вяло. - Я могу заставить
нейтроны танцевать под новую музыку. Неужели я не смогу перехитрить
несколько деревенских бобби?" Он сел на единственный в комнате стул и
заставил себя думать, как выбраться на свободу. Затем подошел к кровати и
сдернул простыню, обнажив матрас из пенистого пластика.
Какое-то время он тупо глядел на него, потом достал свой игрушечный
нож и принялся резать губчатый материал. Твердый наружный слой резался
плохо, зато пористый наполнитель внутри поддавался почти без усилий. Через
пятнадцать минут работы Хачмен вырезал в середине матраса похожее на гроб
углубление длиной шесть футов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41