Мы вошли в небольшую комнату с зашторенными окнами. Из стены торчал устрашающий аппарат, в нем было что-то зубоврачебное. Файнзингер усадил меня на стул и, повернув какое-то колесо, нацелил на мою правую ногу конический наконечник.
– Может быть, не надо, а? – взмолился я.
– Не дергайтесь, дружище. Процедура совершенно безболезненная.
– Сколько говорят о вреде рентгеновского облучения – бесплодие и все такое...
– Секундный снимок – это не облучение. К тому же мне нужна только ваша лодыжка. Бесплодие, говорите? Чепуха! Пока мошонка на месте и вашему члену не потребуются... хе-хе!.. ортопедические средства, можете спать спокойно, дружище.
Через несколько минут острорылая машина сделала свое гнусное дело, и мы возвратились в кабинет. Я сидел, натягивая носки и шнуруя «пумы». Господи, до чего широкие, никогда такими не были! Я с ужасом представил себе, как вихляет в них моя нога. Пяточные шпоры, трещины лодыжек, размягчение...
Не успел я оглянуться, как мы были уже в приемной, где рыжеволосая девица с бронксовским акцентом записала меня на прием через три недели, когда будут готовы мои ортоэластики.
– С вас триста долларов, – объявила она. – Это плата за сегодняшний прием, за лабораторные анализы, изготовление ортоэластиков и последующие приемы, если потребуется их установка. Никаких дополнительных расходов вы не несете, и, кроме того, естественно, вся сумма подлежит обложению налогом.
– Триста долларов!.. – озадаченно повторил я.
– А если бы вы занимались другими видами спорта? – вмешался Файнзингер. – Прикиньте, сколько бы вам пришлось выложить за лыжную вылазку в выходные дни, не говоря уже о стоимости лыж, палок и прочего. А сколько дерут за час на корте? Всем известны преимущества бега. Не надо жалеть несколько лишних долларов на единственные ноги, данные вам Всевышним.
– Значит, бег мне полезен?
– Это самое лучшее для вашего организма. Бег укрепляет сердечно-сосудистую систему, делает упругими мышцы, препятствует жировым отложениям и вообще помогает сохранить форму. Но за ногами надо следить, дружище, следить, потому что если ноги не справляются...
И все-таки – триста долларов... Это казалось многовато за изготовленные на заказ стельки, сильно смахивающие на стандартные супинаторы, которые можно купить в любой аптеке за доллар пятьдесят девять центов. К счастью, меня осенило, что совсем не обязательно выкладывать всю сумму сразу, что тридцатка задатка устроит всех, а через три недели... пусть не удивляются, если пациент не явится за заказом. Я отсчитал три десятки и сунул квитанцию в карман.
– Бегуны, наверное, хороший бизнес для ортопедов, – пошутил я.
– Ничего подобного! – просиял Файнзингер. – Знаете, чем мне приходилось заниматься всего пару-тройку лет назад? Возился со старыми дамами, которые жаловались на ноги. Еще бы не жаловаться, если в ней триста фунтов веса, а она носит туфли на два размера меньше! Вот и вырезал мозоли, лечил бурситы, и тэдэ и тэпэ. И при этом утешал себя мыслью, что я врач и материальный успех – не самое главное. Теперь все по-другому. Я понял, что спортивная ортопедия – благодатная нива для деятельности. В прошлом месяце ортоэластики доктора Файнзингера применялись на состязаниях в Бостоне. Десятки и десятки любителей дошли до финиша в последнем нью-йоркском марафоне исключительно благодаря стелькам Файнзингера. Пациенты любят меня. Они знают, что я всегда приду на помощь. Теперь нет отбоя от желающих попасть ко мне на прием. Вам крупно повезло, что нашлось свободное местечко. Один пациент заболел и не смог прийти. Ко мне записываются за несколько недель вперед. И знаете, что я вам скажу по большому секрету? Я рад своему успеху. Мне нравится пробивать себе дорогу. Успех – все равно что хорошая еда: попробуешь, и у тебя разыграется аппетит.
Он положил мне руку на плечо и провел через комнату ожидания, где несколько сухоньких джентльменов листали старые номера «Мира бегуна» и «Бегущего времени».
– Итак, встречаемся через три недели, – тараторил Файнзингер. – А пока бегайте в своих «пумах», новую обувь не покупайте. При примерке всегда надо иметь с собой мои ортоэластики. Бегайте, дружище, на здоровье, но с оглядкой. Не слишком далеко и не слишком быстро, о'кей? Я вас жду через три недели.
В холле я почувствовал, до чего неудобны мои «пумы». Никогда не замечал, что они такие широкие. Я прошел по ковровой дорожке к лифту, воровато огляделся и поспешил дальше – к двери на лестницу.
Я понятия не имел, что может выкинуть моя Мортонова нога, когда взбираешься по ступеням, и тем не менее решил рискнуть.
Меррей Файнзингер жил на четвертом этаже, следовательно, мне надо было одолеть еще семь. Не знаю, что было причиной – отсутствие ортоэластиков в моей обуви или слабость сердечно-сосудистой системы, не знавшей благотворного воздействия бега на длинные дистанции, но я запыхался, не добравшись до цели. Двухминутная передышка, и вот, высунув голову из-за лестничной двери, я смотрю в обе стороны, как мальчишка, собирающийся перебежать улицу. Никого. Такой же длинный холл, такая же ковровая дорожка. Я прошел мимо лифта и приблизился к квартире Абеля Крау.
* * *
Да, это была квартира Абеля. Иначе зачем бы мне нужно было позволять щекотать мои ступни. Утром я проснулся, принял душ, побрился. Дожидаясь, пока из кофеварки накапает кружка черной жидкости, я намазывал крыжовенный джем на английскую булочку и думал о вчерашней разведке на Риверсайд-драйв и разбудившем меня телефонном звонке.
Кто-то жаждал заполучить монету.
В этом нет ничего удивительного. Когда вещица стоимостью пять центов с течением лет возрастает в цене примерно в десять миллионов раз, на земле найдется немало охотников получить ее в свою собственность. Кто откажется от никеля чеканки тринадцатого года с головой статуи Свободы?
Однако человек, звонивший мне, не только хотел заполучить монету, – он хотел, чтобы вручил ее ему я. Это означало только одно: он знает, что монета исчезла из сейфа Колкэннона, и кто способствовал ее исчезновению.
Кто этот человек? И что еще ему известно?
Я налил кофе и, жуя булочку, погрузился в размышления. Немного погодя я поймал себя на мысли, что я все это время думаю о неприступной крепости, где жил и умер мой друг Абель, и о том, что после него осталась монета – моя монета. Я вообразил себе швейцара, этого цербера в клюквенной ливрее с золотым шитьем, стоящего у врат ада, эту трехголовую фландрскую овчарку. (Поутру мозговые извилины наши находятся не в самой лучшей кондиции, но фантазия все равно разыгрывает свои немыслимые фокусы.) Как наяву я увидел парадный вход, колонны бледно-розового мрамора, медные таблички. Три психиатра, дантист, офтальмолог, педиатр, ортопед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50