Но в теле Панихиды, без оружия я был совершенно беспомощен. Как и в случае с грифоницей, оставалось полагаться только на хитрость.
— Почтенный гном, достойный сэр! — воскликнул я. — Нет никакой нужды убивать нас, да еще столь поспешно. Мы можем принести пользу вашему славному племени. Мы... — я уже совсем было впал в отчаяние, ибо решительно не знал, какой толк от нас подземным рудокопам, но неожиданно для себя, по какому-то наитии закончил:
— Мы умеем петь.
— Знаю я ваши человеческие песни, — угрюмо пробурчал Гнуси. — Хиханьки да хаханьки, бодрость да веселье! Нашему народу такая музыка не нужна. — Он с суровым видом поправил высокий темный колпак.
— Нет-нет! — протестующе вскричал я. — Мои песни не такие! Это грустные песни, такие печальные, что печальнее и не бывает! Ты только послушай, достойный гном.
Мелодичным нежным голосом Панихиды я затянул ту же песню без слов, с помощью которой мне удалось усыпить бдительность черного меча. Послушав меня некоторое время, Гнуси сдвинул на лоб колпак, почесал затылок и, недовольно кривясь, буркнул:
— Ну что ж, это, пожалуй, сойдет. Следуй за мной.
Он повернулся и принялся спускаться по лестнице.
Я вновь ухватился за свое тело.
— Это еще что такое? — возмутился гном. — Брось сейчас же. Потом мы разделаем эту тушу, заложим в котел и сварим суп.
— Не надо! — испуганно вскричал я. — Она... он тоже умеет петь. Мы поем дуэтом. Вместе гораздо лучше!
Очень хотелось верить, что это окажется правдой. Варвары не особо музыкальны, и звуки, способные вырваться из моего горла, едва ли могли усладить чей-то слух. Однако теперь в моем теле пребывала Панихида, а уж она-то петь мастерица. Возможно, ее умение скомпенсирует нехватку природных данных.
Гном пожал плечами:
— Если соврал, ты об этом пожалеешь.
Он снова зашагал вниз, а я, надрываясь из последних сил, потащил за ним свое тело. К счастью, его не пришлось волочь слишком далеко, — миновав десяток-другой ступеней, мы оказались напротив вырубленной в стене камеры с выходившим на поверхность вентиляционным отверстием. Вход перекрывала решетчатая деревянная дверь. Когда я затащил туда свою ношу, гном задвинул решетку и запер дверь на замок.
— Нам нужны еда и питье! — крикнул я. — Иначе голос пропадет.
— Всему свое время, — ворчливо отозвался Гнуси и удалился.
— Ну что ж, рассудил я, положение не из лучших, но могло быть и хуже. Во всяком случае я жив, и мое тело со мной.
Внимательно присмотревшись к нему, я не мог не подивиться тому, как быстро шло исцеление. Что ни говори, а талант у меня полезный.
Правда, и талант Панихиды кое на что годился. Скажем, я мог превратиться в змею, поползти сквозь решетку — и поминай, как звали... Так-то оно так, но не бросать же собственное тело на съедение гномам.
Я пристроился рядом с ним и уснул.
К утру исцеление основательно продвинулось, и хотя до полного восстановления сил было еще очень и очень далеко, я приметил, что ноги мои наконец раскаменели. Вот и хорошо — если мне суждено когда-либо вернуться в свое тело, пусть это будет нормальное человеческое тело. Плоть и кровь, а не камень.
Однако сейчас в этом теле должно было пробудиться сознание Панихиды, и следовало быстро и внятно объяснить ей, что с нами произошло. Объяснить прежде, чем заявятся гномы.
— Лежи спокойно, — промурлыкал я, почти касаясь губами собственного уха. Оно показалось мне довольно грязным, — видимо, та грязь, что набилась в голову, теперь выходила через уши. — Мы обменялись сознаниями.
Мои глаза недоверчиво расширились. Моя рука потянулась к моему лицу. Рот мой открылся.
— Не кричи, — предостерегающе шепнул я, — мы в беде. Необходимо соблюдать осторожность.
Соображала Панихида быстро. Кричать она не стала, но справиться с изумлением было не так-то просто.
— Рук... — недоумевающе прошептала она. — Неужели это моя рука? Такая большая и волосатая...
— Теперь твоя. Но к сожалению, это еще не все...
Торопливым шепотом я рассказал ей обо всем, что случилось с того момента, как черное заклятие Яна сделало свое черное дело.
— Уж не знаю, что из этого выйдет, но тебе придется петь, используя мой голос, — заключил я.
Панихида была умна и практична. Произошедшее с нами нравилось ей ничуть не больше, чем мне, — пожалуй, ей было даже трудно приспособиться к мужскому телу, чем мне к женскому, — но она понимала, что прежде всего нам надо спастись, и ради этого готова была действовать так, как требуют обстоятельства. В конце концов, мне еще повезло, что мое сознание оказалось в человеческом теле. Ян наверняка рассчитывал, что я переселюсь в какое-нибудь животное, а то и растение и уж точно не намеревался внедрять мое сознание в тело женщины, на которой хотел жениться. Во всяком случае, намеревался. Возможно, его устроила бы и ее смерть, тогда моя миссия осталась бы невыполненной. Став победителем в состязании, Ян нашел бы способ закрепить за собой трон. Но сейчас нам обоим — и мне, и Панихиде — было не до Яна. Обстоятельства связали нас крепче, чем можно было себе представить, и чтобы выпутаться, нам приходилось действовать сообща.
— Ничего хорошего я от этих гномов не жду, — сказала Панихида. — Знаю я, каков их нрав и обычай. При свете дня они и носу на поверхность не кажут и выходят на охоту лишь по ночам. Кажется, у них есть какие-то чары, отгоняющие хищников, а может, зверей отпугивает свет факелов. Но поскольку днем гномы не охотятся и существа, ведущие дневной образ жизни, попадают в их котлы крайне редко, именно их они считают самой ценной добычей. А мы, люди, дневные существа. На их взгляд мы... особенно ты, — уточнила Панихида, глядя на свое тело, едва прикрытое изодранным коричневым платьем, — выглядим весьма аппетитно. Теперь я желаю, что не дала тебе сорвать новые штаны. Слушай, а если это мое... твое тело съедят, оно сможет потом восстановиться?
— Не уверен, — угрюмо отозвался я. — Ежели б его, скажем, проглотил дракон, — другое дело. Но после того, как им полакомится целая орава гномов, различные его части будут распределены по разным желудкам. Боюсь, дело безнадежное, разве что кости мои окажутся сваленными в одну кучу, — кажется, корень моего таланта именно в костях. Но если и кости будут разбросаны, мне не воскреснуть. Я ведь не червяк — того порежь на кусочки, и из каждого вырастет новый.
— Так я и думала. Выходит, коли меня съедят гномы, даже в твоем теле, мне все равно больше не жить. А тебе и подавно — мое тело исцеляться не думает. Значит, надо сделать все возможное для того, чтобы нас не съели.
Я не мог с ней не согласиться.
— А есть ли у нас надежда сбежать? — продолжала расспрашивать Панихида. — Насколько я понимаю, твое тело гораздо сильнее моего, но сейчас я чувствую себя очень слабой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
— Почтенный гном, достойный сэр! — воскликнул я. — Нет никакой нужды убивать нас, да еще столь поспешно. Мы можем принести пользу вашему славному племени. Мы... — я уже совсем было впал в отчаяние, ибо решительно не знал, какой толк от нас подземным рудокопам, но неожиданно для себя, по какому-то наитии закончил:
— Мы умеем петь.
— Знаю я ваши человеческие песни, — угрюмо пробурчал Гнуси. — Хиханьки да хаханьки, бодрость да веселье! Нашему народу такая музыка не нужна. — Он с суровым видом поправил высокий темный колпак.
— Нет-нет! — протестующе вскричал я. — Мои песни не такие! Это грустные песни, такие печальные, что печальнее и не бывает! Ты только послушай, достойный гном.
Мелодичным нежным голосом Панихиды я затянул ту же песню без слов, с помощью которой мне удалось усыпить бдительность черного меча. Послушав меня некоторое время, Гнуси сдвинул на лоб колпак, почесал затылок и, недовольно кривясь, буркнул:
— Ну что ж, это, пожалуй, сойдет. Следуй за мной.
Он повернулся и принялся спускаться по лестнице.
Я вновь ухватился за свое тело.
— Это еще что такое? — возмутился гном. — Брось сейчас же. Потом мы разделаем эту тушу, заложим в котел и сварим суп.
— Не надо! — испуганно вскричал я. — Она... он тоже умеет петь. Мы поем дуэтом. Вместе гораздо лучше!
Очень хотелось верить, что это окажется правдой. Варвары не особо музыкальны, и звуки, способные вырваться из моего горла, едва ли могли усладить чей-то слух. Однако теперь в моем теле пребывала Панихида, а уж она-то петь мастерица. Возможно, ее умение скомпенсирует нехватку природных данных.
Гном пожал плечами:
— Если соврал, ты об этом пожалеешь.
Он снова зашагал вниз, а я, надрываясь из последних сил, потащил за ним свое тело. К счастью, его не пришлось волочь слишком далеко, — миновав десяток-другой ступеней, мы оказались напротив вырубленной в стене камеры с выходившим на поверхность вентиляционным отверстием. Вход перекрывала решетчатая деревянная дверь. Когда я затащил туда свою ношу, гном задвинул решетку и запер дверь на замок.
— Нам нужны еда и питье! — крикнул я. — Иначе голос пропадет.
— Всему свое время, — ворчливо отозвался Гнуси и удалился.
— Ну что ж, рассудил я, положение не из лучших, но могло быть и хуже. Во всяком случае я жив, и мое тело со мной.
Внимательно присмотревшись к нему, я не мог не подивиться тому, как быстро шло исцеление. Что ни говори, а талант у меня полезный.
Правда, и талант Панихиды кое на что годился. Скажем, я мог превратиться в змею, поползти сквозь решетку — и поминай, как звали... Так-то оно так, но не бросать же собственное тело на съедение гномам.
Я пристроился рядом с ним и уснул.
К утру исцеление основательно продвинулось, и хотя до полного восстановления сил было еще очень и очень далеко, я приметил, что ноги мои наконец раскаменели. Вот и хорошо — если мне суждено когда-либо вернуться в свое тело, пусть это будет нормальное человеческое тело. Плоть и кровь, а не камень.
Однако сейчас в этом теле должно было пробудиться сознание Панихиды, и следовало быстро и внятно объяснить ей, что с нами произошло. Объяснить прежде, чем заявятся гномы.
— Лежи спокойно, — промурлыкал я, почти касаясь губами собственного уха. Оно показалось мне довольно грязным, — видимо, та грязь, что набилась в голову, теперь выходила через уши. — Мы обменялись сознаниями.
Мои глаза недоверчиво расширились. Моя рука потянулась к моему лицу. Рот мой открылся.
— Не кричи, — предостерегающе шепнул я, — мы в беде. Необходимо соблюдать осторожность.
Соображала Панихида быстро. Кричать она не стала, но справиться с изумлением было не так-то просто.
— Рук... — недоумевающе прошептала она. — Неужели это моя рука? Такая большая и волосатая...
— Теперь твоя. Но к сожалению, это еще не все...
Торопливым шепотом я рассказал ей обо всем, что случилось с того момента, как черное заклятие Яна сделало свое черное дело.
— Уж не знаю, что из этого выйдет, но тебе придется петь, используя мой голос, — заключил я.
Панихида была умна и практична. Произошедшее с нами нравилось ей ничуть не больше, чем мне, — пожалуй, ей было даже трудно приспособиться к мужскому телу, чем мне к женскому, — но она понимала, что прежде всего нам надо спастись, и ради этого готова была действовать так, как требуют обстоятельства. В конце концов, мне еще повезло, что мое сознание оказалось в человеческом теле. Ян наверняка рассчитывал, что я переселюсь в какое-нибудь животное, а то и растение и уж точно не намеревался внедрять мое сознание в тело женщины, на которой хотел жениться. Во всяком случае, намеревался. Возможно, его устроила бы и ее смерть, тогда моя миссия осталась бы невыполненной. Став победителем в состязании, Ян нашел бы способ закрепить за собой трон. Но сейчас нам обоим — и мне, и Панихиде — было не до Яна. Обстоятельства связали нас крепче, чем можно было себе представить, и чтобы выпутаться, нам приходилось действовать сообща.
— Ничего хорошего я от этих гномов не жду, — сказала Панихида. — Знаю я, каков их нрав и обычай. При свете дня они и носу на поверхность не кажут и выходят на охоту лишь по ночам. Кажется, у них есть какие-то чары, отгоняющие хищников, а может, зверей отпугивает свет факелов. Но поскольку днем гномы не охотятся и существа, ведущие дневной образ жизни, попадают в их котлы крайне редко, именно их они считают самой ценной добычей. А мы, люди, дневные существа. На их взгляд мы... особенно ты, — уточнила Панихида, глядя на свое тело, едва прикрытое изодранным коричневым платьем, — выглядим весьма аппетитно. Теперь я желаю, что не дала тебе сорвать новые штаны. Слушай, а если это мое... твое тело съедят, оно сможет потом восстановиться?
— Не уверен, — угрюмо отозвался я. — Ежели б его, скажем, проглотил дракон, — другое дело. Но после того, как им полакомится целая орава гномов, различные его части будут распределены по разным желудкам. Боюсь, дело безнадежное, разве что кости мои окажутся сваленными в одну кучу, — кажется, корень моего таланта именно в костях. Но если и кости будут разбросаны, мне не воскреснуть. Я ведь не червяк — того порежь на кусочки, и из каждого вырастет новый.
— Так я и думала. Выходит, коли меня съедят гномы, даже в твоем теле, мне все равно больше не жить. А тебе и подавно — мое тело исцеляться не думает. Значит, надо сделать все возможное для того, чтобы нас не съели.
Я не мог с ней не согласиться.
— А есть ли у нас надежда сбежать? — продолжала расспрашивать Панихида. — Насколько я понимаю, твое тело гораздо сильнее моего, но сейчас я чувствую себя очень слабой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97