Его легкие саднило от дыма, а глаза покраснели и слезились. Он доложил дежурному сержанту по дымовой команде, и тот разрешил ему отлучиться для восстановления сил.
Релкин направил свои усталые ноги вверх по холму. На вершине маячила Башня, которая в нормальное время олицетворяла силу великого города. Теперь, несмотря на свою мощь, она, казалось, уменьшилась и как-то сжалась. Новый вид оружия одолел город в одну ночь. Все его высокие стены и защитные сооружения оказались беспомощными перед такой атакой.
Проходя мимо заколоченных лавок, Релкин вышел на улицу, пересекающую Фолуранский холм, и остановился, пропуская две тяжелые повозки, вывернувшие из-за угла со стороны Сторожевой башни. Именно в этот день чума нашла дорогу и сюда. Теперь и жители этого холма начнут жечь свои одежды и постели точно так же, как это уже сделали все остальные. Команды нанятых частным образом чистильщиков работали в большинстве больших домов.
Релкин пересек улицу, и, когда уже снова вступал на тротуар, его остановила женщина с горящими глазами и длинными седыми волосами, спутавшимися на голове. На ней было дорогое платье и серебряные туфли.
— Пожалуйста, молодой господин, вы должны помочь мне.
Ради любви Великой Матери, вы должны помочь мне!
— В чем дело, леди?
— Моя мать! Она ужасно больна.
— Тогда вам нужен доктор, леди, а я просто драконир.
— Нет, вы не понимаете. У нее не в порядке с головой. Она забралась на крышу дома и грозится покончить с жизнью. Она и слушать никого не хочет, — женщина начала всхлипывать и протянула ему руку. — Бедная женщина не… Это очень печальное зрелище.
Релкин закусил губу.
— О, пожалуйста, добрый господин, помогите мне в этот час отчаяния.
Он вздохнул:
— И что же вы хотите от меня?
— Поговорите с ней. Отговорите, пожалуйста, ее от этой затеи.
— А почему вдруг она послушает меня?
— Думаю, послушает. Пожалуйста, пойдемте быстрее со мной.
Она повела его вверх, на Фолуранский холм, к высокому дому на северной стороне улицы. В доме они встретили испуганную служанку, вытирающую руки о белый передник.
— Она все еще там, леди. Все еще говорит.
— Спасибо.
Женщина взглянула на Релкина, потом перевела взгляд на верхние ступеньки лестницы.
— На крыше, говорите?
— Да, молодой господин. Извините, я совсем забыла спросить ваше имя.
— Релкин, леди, из Сто девятого марнерийского.
На ее лице отразилось явственное потрясение. Она сделала шаг назад и прикрыла рот рукой. Релкин, застигнутый врасплох, растерялся.
— С вами все в порядке, леди?
Не получив никакого ответа, Релкин направился к лестнице.
Надо было подняться на шестой этаж. Лестница на первых трех этажах была широкой, каменной. Начиная с четвертого, лестница стала поуже и деревянной. На шестом пролете Релкин почувствовал, что запыхался.
Дверь на крышу была открыта. Оттуда лился поток слов, из которого он смог уловить только отдельные фразы, повторявшиеся снова и снова, словно обрывки молитвы.
— Наступает темнота, темнота.
— Мы должны быть бдительными, но все равно это уже слишком поздно.
— Мы погибаем внутри собственной крепости.
Релкин вышел на крышу. Ветер прекратился, и теперь воздух потемнел от дыма бесчисленных костров для окуривания. Над всем этим висела вонь.
В царственной позе женщина с длинными седыми волосами, перехваченными золотой тесьмой, стояла у сточного желоба. Ее руки были плотно сжаты ладонями вместе, она держала их под подбородком, неподвижным взглядом уставившись вдаль. А у ее ног была пропасть — шесть этажей до мощеной улицы.
Пустые окна на противоположной стороне улицы смотрели на них, наполненные каменным безучастием. Несколько человек собралось внизу, но в эти дни трагедии были столь обычным явлением, что терять время на то, чтобы стоять и глазеть на очередную, почти никто не хотел.
Релкин глубоко вздохнул, соскользнул по черепицам крыши и наконец уперся ногой в крайний ряд кирпичей у сточной трубы.
Седая женщина резко повернулась и уставилась на него.
— Кто вы? — резко спросила она.
Релкин старался говорить как можно более ровным тоном. То, что он был настолько уставшим, что засыпал на ходу, очень помогло ему.
— Меня попросили помочь вам. Вот и все, леди.
Он очень медленно приблизился к ней и протянул руку.
Она отшатнулась и повернулась к краю крыши.
— Город погибает, и никто не знает, почему.
— Я здесь для того, чтобы просто помочь вам, леди, — сказал он и потянулся к ней.
Она взмахнула руками, как будто хотела оттолкнуть его.
— Нет, теперь я не могу вернуться, — она вскинула руки в направлении города. — Все пропало, все прах и пепел. Мы все умираем.
— Это не так, леди.
— Мой мальчик, Эфин, погиб. Он слишком рано взят в Руку Великой Матери. Его послали в Эйго, и он выжил. Но он не смог пережить черную чуму.
— Ваш сын не хотел бы, чтобы вы сами отняли у себя жизнь.
Я в этом уверен.
— Мой сын… — женщина начала всхлипывать. Она закачалась да краю, потом восстановила равновесие. — Эфин служил, как и вы, в Легионах. Он попал в первую крысиную команду.
— Он должен гордиться своей смертью, леди. Марнери гордится их смертью. Его имя напишут на монументе, и оно останется там на тысячи лет.
Слегка наклонив голову, она вопросительно смотрела на него.
— Вы драконир?
— Да, леди. Как вы догадались?
— Твои сапоги, это единственная деталь твоей настоящей формы. Я знаю Легионы, дитя мое. Мой отец был командиром Третьего полка Первого легиона. Я выросла в Далхаузи.
— Вы правы, леди. Я драконир. Я из Сто девятого марнерийского.
— У тебя печальное лицо, дитя мое. Ты уже повидал неприглядную сторону жизни.
Она уставилась на него застывшим взглядом.
— Как видишь, я знаю, я знаю, каково это… Эфин видел битвы и выжил. Я знаю, какой это ад. Я знаю, с чем ты сталкивался. Как и мой сын, Эфин, ты уже достаточно повидал войны.
— Да, леди.
Она опять повернулась к краю крыши.
— Мой сын погиб. Перед собой я вижу только мрак.
— До того, как все это кончится, городу еще потребуемся все мы.
Она уставилась на него невидящим взглядом.
— Как твое имя, дитя мое?
— Релкин.
— Релкин? Это имя носят в провинции Голубого Камня. Ты из Кверка?
— Нет, леди, из Куоша.
— Я провела часть своей юности, разъезжая в окрестностях Куоша и Кверка. Это очень милый край.
— Да, леди, это так. И я надеюсь, что мне до смерти удастся еще хоть разок повидать его.
Ее лицо осунулось.
— Но сейчас ты обречен. Мы все умрем.
— Это не обязательно, леди. Чума разносится блохами. Поэтому мы сейчас стараемся избавиться от блох. И мы знаем, как это сделать.
Она посмотрела на него.
— Нет. Мы обречены. Я видела это в знамении.
— Вовсе нет, леди. Мы остановим этот кошмар. Я слышал, что на этот час число жертв уже упало почти до нуля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Релкин направил свои усталые ноги вверх по холму. На вершине маячила Башня, которая в нормальное время олицетворяла силу великого города. Теперь, несмотря на свою мощь, она, казалось, уменьшилась и как-то сжалась. Новый вид оружия одолел город в одну ночь. Все его высокие стены и защитные сооружения оказались беспомощными перед такой атакой.
Проходя мимо заколоченных лавок, Релкин вышел на улицу, пересекающую Фолуранский холм, и остановился, пропуская две тяжелые повозки, вывернувшие из-за угла со стороны Сторожевой башни. Именно в этот день чума нашла дорогу и сюда. Теперь и жители этого холма начнут жечь свои одежды и постели точно так же, как это уже сделали все остальные. Команды нанятых частным образом чистильщиков работали в большинстве больших домов.
Релкин пересек улицу, и, когда уже снова вступал на тротуар, его остановила женщина с горящими глазами и длинными седыми волосами, спутавшимися на голове. На ней было дорогое платье и серебряные туфли.
— Пожалуйста, молодой господин, вы должны помочь мне.
Ради любви Великой Матери, вы должны помочь мне!
— В чем дело, леди?
— Моя мать! Она ужасно больна.
— Тогда вам нужен доктор, леди, а я просто драконир.
— Нет, вы не понимаете. У нее не в порядке с головой. Она забралась на крышу дома и грозится покончить с жизнью. Она и слушать никого не хочет, — женщина начала всхлипывать и протянула ему руку. — Бедная женщина не… Это очень печальное зрелище.
Релкин закусил губу.
— О, пожалуйста, добрый господин, помогите мне в этот час отчаяния.
Он вздохнул:
— И что же вы хотите от меня?
— Поговорите с ней. Отговорите, пожалуйста, ее от этой затеи.
— А почему вдруг она послушает меня?
— Думаю, послушает. Пожалуйста, пойдемте быстрее со мной.
Она повела его вверх, на Фолуранский холм, к высокому дому на северной стороне улицы. В доме они встретили испуганную служанку, вытирающую руки о белый передник.
— Она все еще там, леди. Все еще говорит.
— Спасибо.
Женщина взглянула на Релкина, потом перевела взгляд на верхние ступеньки лестницы.
— На крыше, говорите?
— Да, молодой господин. Извините, я совсем забыла спросить ваше имя.
— Релкин, леди, из Сто девятого марнерийского.
На ее лице отразилось явственное потрясение. Она сделала шаг назад и прикрыла рот рукой. Релкин, застигнутый врасплох, растерялся.
— С вами все в порядке, леди?
Не получив никакого ответа, Релкин направился к лестнице.
Надо было подняться на шестой этаж. Лестница на первых трех этажах была широкой, каменной. Начиная с четвертого, лестница стала поуже и деревянной. На шестом пролете Релкин почувствовал, что запыхался.
Дверь на крышу была открыта. Оттуда лился поток слов, из которого он смог уловить только отдельные фразы, повторявшиеся снова и снова, словно обрывки молитвы.
— Наступает темнота, темнота.
— Мы должны быть бдительными, но все равно это уже слишком поздно.
— Мы погибаем внутри собственной крепости.
Релкин вышел на крышу. Ветер прекратился, и теперь воздух потемнел от дыма бесчисленных костров для окуривания. Над всем этим висела вонь.
В царственной позе женщина с длинными седыми волосами, перехваченными золотой тесьмой, стояла у сточного желоба. Ее руки были плотно сжаты ладонями вместе, она держала их под подбородком, неподвижным взглядом уставившись вдаль. А у ее ног была пропасть — шесть этажей до мощеной улицы.
Пустые окна на противоположной стороне улицы смотрели на них, наполненные каменным безучастием. Несколько человек собралось внизу, но в эти дни трагедии были столь обычным явлением, что терять время на то, чтобы стоять и глазеть на очередную, почти никто не хотел.
Релкин глубоко вздохнул, соскользнул по черепицам крыши и наконец уперся ногой в крайний ряд кирпичей у сточной трубы.
Седая женщина резко повернулась и уставилась на него.
— Кто вы? — резко спросила она.
Релкин старался говорить как можно более ровным тоном. То, что он был настолько уставшим, что засыпал на ходу, очень помогло ему.
— Меня попросили помочь вам. Вот и все, леди.
Он очень медленно приблизился к ней и протянул руку.
Она отшатнулась и повернулась к краю крыши.
— Город погибает, и никто не знает, почему.
— Я здесь для того, чтобы просто помочь вам, леди, — сказал он и потянулся к ней.
Она взмахнула руками, как будто хотела оттолкнуть его.
— Нет, теперь я не могу вернуться, — она вскинула руки в направлении города. — Все пропало, все прах и пепел. Мы все умираем.
— Это не так, леди.
— Мой мальчик, Эфин, погиб. Он слишком рано взят в Руку Великой Матери. Его послали в Эйго, и он выжил. Но он не смог пережить черную чуму.
— Ваш сын не хотел бы, чтобы вы сами отняли у себя жизнь.
Я в этом уверен.
— Мой сын… — женщина начала всхлипывать. Она закачалась да краю, потом восстановила равновесие. — Эфин служил, как и вы, в Легионах. Он попал в первую крысиную команду.
— Он должен гордиться своей смертью, леди. Марнери гордится их смертью. Его имя напишут на монументе, и оно останется там на тысячи лет.
Слегка наклонив голову, она вопросительно смотрела на него.
— Вы драконир?
— Да, леди. Как вы догадались?
— Твои сапоги, это единственная деталь твоей настоящей формы. Я знаю Легионы, дитя мое. Мой отец был командиром Третьего полка Первого легиона. Я выросла в Далхаузи.
— Вы правы, леди. Я драконир. Я из Сто девятого марнерийского.
— У тебя печальное лицо, дитя мое. Ты уже повидал неприглядную сторону жизни.
Она уставилась на него застывшим взглядом.
— Как видишь, я знаю, я знаю, каково это… Эфин видел битвы и выжил. Я знаю, какой это ад. Я знаю, с чем ты сталкивался. Как и мой сын, Эфин, ты уже достаточно повидал войны.
— Да, леди.
Она опять повернулась к краю крыши.
— Мой сын погиб. Перед собой я вижу только мрак.
— До того, как все это кончится, городу еще потребуемся все мы.
Она уставилась на него невидящим взглядом.
— Как твое имя, дитя мое?
— Релкин.
— Релкин? Это имя носят в провинции Голубого Камня. Ты из Кверка?
— Нет, леди, из Куоша.
— Я провела часть своей юности, разъезжая в окрестностях Куоша и Кверка. Это очень милый край.
— Да, леди, это так. И я надеюсь, что мне до смерти удастся еще хоть разок повидать его.
Ее лицо осунулось.
— Но сейчас ты обречен. Мы все умрем.
— Это не обязательно, леди. Чума разносится блохами. Поэтому мы сейчас стараемся избавиться от блох. И мы знаем, как это сделать.
Она посмотрела на него.
— Нет. Мы обречены. Я видела это в знамении.
— Вовсе нет, леди. Мы остановим этот кошмар. Я слышал, что на этот час число жертв уже упало почти до нуля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100