Надо полагать, что всем, включая и Мастеров, отведена в жизни своя роль. Либо они управляют Отшельничьим, либо нет. И нечего тут мудрить.
– Пожалуй, мне стоит вернуться к самому началу. Может, так будет проще…
Мне чудом удалось не заскрежетать зубами. Нет, на сей раз отец, кажется, не хотел от меня отделаться, но он явно вознамерился напустить туману. Ну почему, стоит заговорить о мастерах, все только и делают, что бормочут невнятицу?
– Ты знаешь, что в основе всего лежит противоборство между гармонией и хаосом, или, говоря упрощенно, между добром и злом. Конечно, последнее не совсем точно, ибо как гармония, так и хаос сами по себе не имеют никакого нравственного содержания. Однако более существенно то, что, хотя отдельные проявления гармонии могут быть использованы во зло, равно как и отдельные проявления хаоса – во благо, никто из последовательных приверженцев хаоса не может одновременно являться последовательным приверженцем добра. Для истинного приверженца добра неприемлемо любое обращение к хаосу, кроме, может быть, совершенно незначительного. Тут стоит отметить одну тонкость: человек, приверженный не благу, а лишь порядку как таковому, может на поверку оказаться глубоко испорченным при всей кажущейся гармоничности своих деяний…
Любопытство, боровшееся во мне со скукой, определенно ей проигрывало.
– Да, Леррис, – прервал свои рассуждения отец. – Вижу, что для тебя это все слишком длинно и скучно. Однако постарайся хотя бы запомнить то, что уже услышал.
И тут вмешалась мать, до сего момента лишь медленно качавшая головой:
– Леррис, попробуем рассмотреть это на конкретном примере. Возьмем гончара. Чтобы стать гончаром, необходимо умение, так? Гончар использует свое умение для изготовления посуды. Посуда не добра и не зла, и хотя использовать ее можно и так и эдак, большинство людей просто пользуется ею, не ставя перед собой никаких нравственных задач. Однако найти злонаправленное, вредоносное применение, скажем, прекрасно сработанной, содержащей в себе гармоническое начало вазе труднее, чем воспользоваться ею как должно. В равной мере и всякое попрание порядка, всякое проявление хаоса легче использовать во зло, чем во благо. Понял?
– Вроде бы. Но какое отношение это имеет к Мастерам?
– Тут-то и начинается самое трудное, – снова вступил в разговор отец. – А поскольку утка почти готова, нам, видимо, придется продолжить беседу за обеденным столом. Пока лишь скажу, что Мастера в ответе за то, чтобы на Отшельничьем все было именно таким, каким кажется. Они выкорчевывают самообман и, кроме того, обеспечивают нашу защиту против Внешних Держав.
– Защиту? Это каким способом? Магистр Кервин говорил, что у нашего острова нет ни войска, ни военного флота – только Братство и Мастера. Разве это не так?
– Так-то оно так, сынок… Но ты должен понять, что слова могут утаивать столько же, сколько и раскрывать… – Он встал. – Давай-ка умойся. Я постараюсь удовлетворить твое любопытство, но за обедом. Негоже передерживать такое славное блюдо.
Поскольку я понятия не имел, когда мне выпадет другой случай полакомиться жареной уткой, то возражать не стал, однако, смывая дорожную пыль, постарался наилучшим образом сформулировать интересующие меня вопросы.
Их я отложил в сторону, пока не расправился с первой порцией утки, вкус которой вполне соответствовал великолепному аромату. К ней отец подал разогретые в печи мелко порезанные тетушкины пирожки, ломтики кислой груши и терпкую зелень. Сама утка, прекрасно прожаренная, без привкуса масла для жарки, просто таяла во рту. Мне доводилось слышать, что отец был одним из немногих поваров, умевших зажарить утку в собственном жиру, без масла, ничуть ее не пересушив. Впрочем, должен признаться, что я не так уж часто пробовал стряпню других поваров.
Умерив наконец аппетит, я запил последний кусок глотком студеной колодезной воды и заговорил:
– Так все-таки, насчет Мастеров… Что же выходит, магистр Кервин вводил нас в заблуждение? Неужели мастера выполняют ту же роль, что во Внешних Державах армии? Но если так, не является ли это одним из проявлений хаоса?
Отец усмехнулся:
– Ты задал сразу три вопроса. На первый можно ответить «и да, и нет»; на второй «скорее нет, чем да», а на третий – «скорее да, чем нет». Имея дело с хаосом, приходится, разумеется, лишь в меру необходимости, использовать некоторые из его проявлений.
– Но…
– Кервин не обманывал тебя напрямую, не сообщал ничего несоответствующего истине, но оставлял простор для самостоятельных домыслов. Это похоже на попытку ввести в заблуждение, особенно если имеешь дело с живым умом, вроде твоего.
Он отпил глоток вина.
Я вина не любил и по-прежнему предпочитал чистую воду.
Мать молча занималась уткой.
– Некоторые из Мастеров постоянно имеют дело со Внешними Державами и ежедневно противостоят хаосу, приходящему извне. Этих людей – их следует именовать Братством – мы видим редко, но их можно узнать по черно-алым одеяниям. Другие мастера носят все черное, но лишь при исполнении своих обязанностей, а в свободное время одеваются, как заблагорассудится. Есть и иные, о которых ты узнаешь позднее. У каждой из этих категорий есть свой круг обязанностей, но в целом вся их деятельность подчинена одной цели – поддержанию и всемерному укреплению на острове разумного порядка. Помнишь булочника Олдхэма?
Я устало кивнул.
– Кто его увез?
– Мастера.
– А что они с ним сделали?
– Думаю, вывезли куда-нибудь во Внешнее Порубежье. А то и убили.
– А ты знаешь, в чем его вина?
– А какая разница? – отозвался я, глотнув еще воды. – Он не угодил Мастерам, а они могущественны. Особенно таящиеся.
– Таящиеся? – подала голос матушка.
– Те, которые скрывают свое звание и живут под видом обычных людей. Иначе как Мастера узнают про таких малых, как тот булочник?
– Я так понимаю, Леррис, – сказал отец, – что в магию ты не веришь.
– Как я могу верить или не верить? Заниматься магией хаоса запрещено, что же до магии гармонии… Мне не случалось видеть ни одного ее проявления, которое нельзя было бы объяснить иначе. Случайностью, искусством или чем-то еще.
Мать улыбнулась, но как-то странно.
– И с чего ты вообще вспомнил этого несчастного булочника? – спросил я. – Только ради того, чтобы показать, что мастера за всем надзирают и всем управляют?
– Может быть, и для этого. Кстати, булочник не такой уж «несчастный». Он обосновался в Хаморе и живет там припеваючи. Из чего следует, что Мастера вовсе не жестоки и, хотя оказывают влияние на все стороны жизни, вмешиваются непосредственно лишь для того, чтобы нас защитить.
– Тогда почему все связанное с ними окружено такой тайной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
– Пожалуй, мне стоит вернуться к самому началу. Может, так будет проще…
Мне чудом удалось не заскрежетать зубами. Нет, на сей раз отец, кажется, не хотел от меня отделаться, но он явно вознамерился напустить туману. Ну почему, стоит заговорить о мастерах, все только и делают, что бормочут невнятицу?
– Ты знаешь, что в основе всего лежит противоборство между гармонией и хаосом, или, говоря упрощенно, между добром и злом. Конечно, последнее не совсем точно, ибо как гармония, так и хаос сами по себе не имеют никакого нравственного содержания. Однако более существенно то, что, хотя отдельные проявления гармонии могут быть использованы во зло, равно как и отдельные проявления хаоса – во благо, никто из последовательных приверженцев хаоса не может одновременно являться последовательным приверженцем добра. Для истинного приверженца добра неприемлемо любое обращение к хаосу, кроме, может быть, совершенно незначительного. Тут стоит отметить одну тонкость: человек, приверженный не благу, а лишь порядку как таковому, может на поверку оказаться глубоко испорченным при всей кажущейся гармоничности своих деяний…
Любопытство, боровшееся во мне со скукой, определенно ей проигрывало.
– Да, Леррис, – прервал свои рассуждения отец. – Вижу, что для тебя это все слишком длинно и скучно. Однако постарайся хотя бы запомнить то, что уже услышал.
И тут вмешалась мать, до сего момента лишь медленно качавшая головой:
– Леррис, попробуем рассмотреть это на конкретном примере. Возьмем гончара. Чтобы стать гончаром, необходимо умение, так? Гончар использует свое умение для изготовления посуды. Посуда не добра и не зла, и хотя использовать ее можно и так и эдак, большинство людей просто пользуется ею, не ставя перед собой никаких нравственных задач. Однако найти злонаправленное, вредоносное применение, скажем, прекрасно сработанной, содержащей в себе гармоническое начало вазе труднее, чем воспользоваться ею как должно. В равной мере и всякое попрание порядка, всякое проявление хаоса легче использовать во зло, чем во благо. Понял?
– Вроде бы. Но какое отношение это имеет к Мастерам?
– Тут-то и начинается самое трудное, – снова вступил в разговор отец. – А поскольку утка почти готова, нам, видимо, придется продолжить беседу за обеденным столом. Пока лишь скажу, что Мастера в ответе за то, чтобы на Отшельничьем все было именно таким, каким кажется. Они выкорчевывают самообман и, кроме того, обеспечивают нашу защиту против Внешних Держав.
– Защиту? Это каким способом? Магистр Кервин говорил, что у нашего острова нет ни войска, ни военного флота – только Братство и Мастера. Разве это не так?
– Так-то оно так, сынок… Но ты должен понять, что слова могут утаивать столько же, сколько и раскрывать… – Он встал. – Давай-ка умойся. Я постараюсь удовлетворить твое любопытство, но за обедом. Негоже передерживать такое славное блюдо.
Поскольку я понятия не имел, когда мне выпадет другой случай полакомиться жареной уткой, то возражать не стал, однако, смывая дорожную пыль, постарался наилучшим образом сформулировать интересующие меня вопросы.
Их я отложил в сторону, пока не расправился с первой порцией утки, вкус которой вполне соответствовал великолепному аромату. К ней отец подал разогретые в печи мелко порезанные тетушкины пирожки, ломтики кислой груши и терпкую зелень. Сама утка, прекрасно прожаренная, без привкуса масла для жарки, просто таяла во рту. Мне доводилось слышать, что отец был одним из немногих поваров, умевших зажарить утку в собственном жиру, без масла, ничуть ее не пересушив. Впрочем, должен признаться, что я не так уж часто пробовал стряпню других поваров.
Умерив наконец аппетит, я запил последний кусок глотком студеной колодезной воды и заговорил:
– Так все-таки, насчет Мастеров… Что же выходит, магистр Кервин вводил нас в заблуждение? Неужели мастера выполняют ту же роль, что во Внешних Державах армии? Но если так, не является ли это одним из проявлений хаоса?
Отец усмехнулся:
– Ты задал сразу три вопроса. На первый можно ответить «и да, и нет»; на второй «скорее нет, чем да», а на третий – «скорее да, чем нет». Имея дело с хаосом, приходится, разумеется, лишь в меру необходимости, использовать некоторые из его проявлений.
– Но…
– Кервин не обманывал тебя напрямую, не сообщал ничего несоответствующего истине, но оставлял простор для самостоятельных домыслов. Это похоже на попытку ввести в заблуждение, особенно если имеешь дело с живым умом, вроде твоего.
Он отпил глоток вина.
Я вина не любил и по-прежнему предпочитал чистую воду.
Мать молча занималась уткой.
– Некоторые из Мастеров постоянно имеют дело со Внешними Державами и ежедневно противостоят хаосу, приходящему извне. Этих людей – их следует именовать Братством – мы видим редко, но их можно узнать по черно-алым одеяниям. Другие мастера носят все черное, но лишь при исполнении своих обязанностей, а в свободное время одеваются, как заблагорассудится. Есть и иные, о которых ты узнаешь позднее. У каждой из этих категорий есть свой круг обязанностей, но в целом вся их деятельность подчинена одной цели – поддержанию и всемерному укреплению на острове разумного порядка. Помнишь булочника Олдхэма?
Я устало кивнул.
– Кто его увез?
– Мастера.
– А что они с ним сделали?
– Думаю, вывезли куда-нибудь во Внешнее Порубежье. А то и убили.
– А ты знаешь, в чем его вина?
– А какая разница? – отозвался я, глотнув еще воды. – Он не угодил Мастерам, а они могущественны. Особенно таящиеся.
– Таящиеся? – подала голос матушка.
– Те, которые скрывают свое звание и живут под видом обычных людей. Иначе как Мастера узнают про таких малых, как тот булочник?
– Я так понимаю, Леррис, – сказал отец, – что в магию ты не веришь.
– Как я могу верить или не верить? Заниматься магией хаоса запрещено, что же до магии гармонии… Мне не случалось видеть ни одного ее проявления, которое нельзя было бы объяснить иначе. Случайностью, искусством или чем-то еще.
Мать улыбнулась, но как-то странно.
– И с чего ты вообще вспомнил этого несчастного булочника? – спросил я. – Только ради того, чтобы показать, что мастера за всем надзирают и всем управляют?
– Может быть, и для этого. Кстати, булочник не такой уж «несчастный». Он обосновался в Хаморе и живет там припеваючи. Из чего следует, что Мастера вовсе не жестоки и, хотя оказывают влияние на все стороны жизни, вмешиваются непосредственно лишь для того, чтобы нас защитить.
– Тогда почему все связанное с ними окружено такой тайной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127