– Что будет со мной, когда ты уйдешь?
– Ты владел этой мастерской и до моего прихода, – отозвался я, стараясь заставить свой голос звучать твердо. Но мы оба понимали, что это не ответ.
Снаружи, сотрясая ставни и дребезжа стеклом, завывал ветер.
– Папа, ужин готов… – появившаяся у подножия лестницы Дейрдре выглядела такой маленькой и хрупкой, что казалось, будто этот ветер может унести ее прочь. Но подслушав случайно, как она торговалась из-за каких-то занавесок, я понял, что она вовсе не так уж беззащитна. И характер у нее железный.
– Пора перекусить, – согласился ремесленник.
Дейрдре подала ячменный суп и свежее печенье. Готовила она прекрасно. И улыбалась застенчиво и очень мило.
Той ночью, устроившись на своем топчане, я снова достал «Начала Гармонии». К тому времени я уже прочел этот опус по меньшей мере дважды.
К сожалению «прочесть» не означало «понять». Кое-что было, правда, совсем несложно. Например, я понимал, что мое вмешательство лишь ненамного улучшало самочувствие Дестрина и оттягивало неизбежный конец, но все равно он медленно умирал.
Вступление к книге полнилось невразумительными сентенциями, вроде «Учение без понимания способствует лишь умножению невзгод» или «Даже величайшим из великих доступно не все»…
Ну просто замечательно!
Я закрыл книгу и уставился в пустоту.
Чем дольше я мурыжил проклятую книженцию, тем больше возникало у меня новых вопросов. Бывало, я засиживался над ней допоздна, читал при тусклом свете масляной лампы, пока не начинали болеть глаза, но продраться сквозь нагромождения двусмысленностей, намеков и всяческой зауми так и не мог.
Прочесть книгу с начала до конца для меня было немыслимо. От этой затеи я отказался довольно быстро. Исходя из соображений собственного удобства, я начал с последних разделов, касавшихся механических аспектов гармонии. Таких, например, как воздействие на металлы с целью улучшения их характеристик. Во всяком случае, я мог попрактиковаться на гвоздях.
С помощью кастрюли с водой и свечи в качестве нагревателя я сумел уяснить на практике, как можно воздействовать на погоду. Меня весьма смущали предостережения насчет того, что всякое вмешательство такого рода может иметь далеко идущие и трудно предсказуемые последствия. Дожди в одном месте отзываются засухами в другом, и все такое прочее… Кастрюля со свечой тут помогали мало. Разве что воздух в одном месте становился влажнее, а в другом суше.
Итак, я сидел, привалившись к стене, старался вникнуть в смысл прочитанного и понимал лишь одно: кое-что недоступно даже для мастера гармонии.
Неожиданно я услышал легкие шаги, и за отгораживавшую мой угол занавеску заглянула Дейрдре. Я смутился, поскольку сидел в одних подштанниках, однако сказал:
– Заходи, Дейрдре.
Она проскользнула внутрь и остановилась у самой занавески. Наброшенный на ее плечи халат не скрывал поношенной белой сорочки, а обычно ниспадавшие до плеч волосы были убраны назад.
Я спустил ноги на пол и сел на топчане, как на стуле.
– Ты был когда-то жрецом? – голос ее был, как всегда, мягок. Не робок, а просто мягок и тих.
Я не ответил, и она, помолчав, присела на другой край топчана. До меня донесся едва уловимый запах роз.
– Тебе не спится?
Она кивнула:
– Я тревожусь о папе.
– Я тоже.
– Знаю… – она придвинулась ко мне. – И он… все понимает, только говорить не хочет.
Девушка положила тонкую руку мне на плечо.
Я пытался унять дрожь. Мне уже давно не случалось обнимать девушку, очень давно.
– Пожалуйста, останься у нас… я… все что хочешь… – Дейрдре придвинулась вплотную. Я чувствовал ее внутреннюю дрожь, вызванную не желанием, а решимостью.
Глубоко вздохнув, я убрал ее руку с моего плеча.
– Дейрдре, я сделаю для твоего отца все, что смогу… – у меня снова вырвался вздох. – Мне очень хотелось бы обнять тебя – очень! – и не только обнять, но это было бы нечестно по отношению и к тебе, и к мастеру Дестрину. А если ты будешь сидеть так близко, – добавил я с кривой усмешкой, – вряд ли я смогу вести себя достойно.
Я говорил правду. Тело ее кружило голову. Однако она не питала ко мне никаких чувств и пришла ради отца.
Девушка слегка отодвинулась. Слегка… кажется, настолько, чтобы я мог почувствовать ее признательность, но не подумал, будто она находит меня непривлекательным.
– Спасибо! – сказала она от души. Некоторое время Дейрдре сидела молча, а потом спросила:
– Откуда ты?
– Из края столь дальнего, что, возможно, мне никогда не удастся туда вернуться.
Она посмотрела на меня и открыла было рот, но так и не задала следующего вопроса. Однако я понял, что ей хотелось бы узнать больше.
– Это можно назвать своего рода паломничеством, необходимым, чтобы найти путь в жизни. И кое-чему научиться.
– И как, научился?
Она поплотнее запахнула халат, напомнив мне, что в мастерской довольно холодно и в Фенарде все еще зима.
– Порой, – признался я, – мне кажется, что я так и не смогу научиться некоторым вещам. А раньше мне казалось, что это так просто
Дейрдре кивком предложила мне продолжать.
– Я оставил работу с деревом, будучи учеником, и сомневался, что когда-нибудь снова займусь этим делом. Оно казалось мне… ну… скучным. С какой стати меня должно волновать, нет ли где перекоса и прилажены ли штыри к пазами
– А теперь тебе это, вроде бы, нравится! Бывает, я стою, смотрю на тебя за работой, а ты меня даже не замечаешь. Дед был такой же.
Почувствовав, как учащенно забилось мое сердце, я облизал внезапно пересохшие губы и пробормотал:
– Тебе лучше уйти.
– Спасибо, – сказала она еще раз, вставая, и по ее лицу промелькнула едва заметная, тронутая печалью усмешка.
Девушка ушла. Что было бы плохого, возьми я предложенное ею. Но все, что я слышал от отца и Тэлрина, все, что читал, убеждало в верности моего поступка. Насладиться Дейрдре – значило обмануть ее и, что важнее, обмануть себя. Однако сердце мое продолжало биться слишком быстро и тело ныло. Во сне мне являлись и золотоволосая девушка, и черноволосая женщина, и даже рыжая. Проснулся я в поту, совершенно разбитым, но зато с ясным сознанием того, что следует сделать.
XLII
– Скажи Джирео, чтобы отступил на сотню родов, – бросает через плечо командир отряда – стройная молодая женщина. Ее туго перевязанные шнурами длинные волосы убраны под капюшон кавалерийского плаща. Тело ее само приноравливается к углу наклона, когда конь начинает спуск по длинному склону, ведущему к Треугольнику Демона – месту схождения рубежей Фритауна, Хидлена и Кифриена.
– Сотню родов?
– Вдвое дальше, чем он находится сейчас.
– Но если они предпримут атаку с тыла, мы не сможем…
– Сможем. Он большой мальчик.
– Но…
Ее рука касается рукояти клинка:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
– Ты владел этой мастерской и до моего прихода, – отозвался я, стараясь заставить свой голос звучать твердо. Но мы оба понимали, что это не ответ.
Снаружи, сотрясая ставни и дребезжа стеклом, завывал ветер.
– Папа, ужин готов… – появившаяся у подножия лестницы Дейрдре выглядела такой маленькой и хрупкой, что казалось, будто этот ветер может унести ее прочь. Но подслушав случайно, как она торговалась из-за каких-то занавесок, я понял, что она вовсе не так уж беззащитна. И характер у нее железный.
– Пора перекусить, – согласился ремесленник.
Дейрдре подала ячменный суп и свежее печенье. Готовила она прекрасно. И улыбалась застенчиво и очень мило.
Той ночью, устроившись на своем топчане, я снова достал «Начала Гармонии». К тому времени я уже прочел этот опус по меньшей мере дважды.
К сожалению «прочесть» не означало «понять». Кое-что было, правда, совсем несложно. Например, я понимал, что мое вмешательство лишь ненамного улучшало самочувствие Дестрина и оттягивало неизбежный конец, но все равно он медленно умирал.
Вступление к книге полнилось невразумительными сентенциями, вроде «Учение без понимания способствует лишь умножению невзгод» или «Даже величайшим из великих доступно не все»…
Ну просто замечательно!
Я закрыл книгу и уставился в пустоту.
Чем дольше я мурыжил проклятую книженцию, тем больше возникало у меня новых вопросов. Бывало, я засиживался над ней допоздна, читал при тусклом свете масляной лампы, пока не начинали болеть глаза, но продраться сквозь нагромождения двусмысленностей, намеков и всяческой зауми так и не мог.
Прочесть книгу с начала до конца для меня было немыслимо. От этой затеи я отказался довольно быстро. Исходя из соображений собственного удобства, я начал с последних разделов, касавшихся механических аспектов гармонии. Таких, например, как воздействие на металлы с целью улучшения их характеристик. Во всяком случае, я мог попрактиковаться на гвоздях.
С помощью кастрюли с водой и свечи в качестве нагревателя я сумел уяснить на практике, как можно воздействовать на погоду. Меня весьма смущали предостережения насчет того, что всякое вмешательство такого рода может иметь далеко идущие и трудно предсказуемые последствия. Дожди в одном месте отзываются засухами в другом, и все такое прочее… Кастрюля со свечой тут помогали мало. Разве что воздух в одном месте становился влажнее, а в другом суше.
Итак, я сидел, привалившись к стене, старался вникнуть в смысл прочитанного и понимал лишь одно: кое-что недоступно даже для мастера гармонии.
Неожиданно я услышал легкие шаги, и за отгораживавшую мой угол занавеску заглянула Дейрдре. Я смутился, поскольку сидел в одних подштанниках, однако сказал:
– Заходи, Дейрдре.
Она проскользнула внутрь и остановилась у самой занавески. Наброшенный на ее плечи халат не скрывал поношенной белой сорочки, а обычно ниспадавшие до плеч волосы были убраны назад.
Я спустил ноги на пол и сел на топчане, как на стуле.
– Ты был когда-то жрецом? – голос ее был, как всегда, мягок. Не робок, а просто мягок и тих.
Я не ответил, и она, помолчав, присела на другой край топчана. До меня донесся едва уловимый запах роз.
– Тебе не спится?
Она кивнула:
– Я тревожусь о папе.
– Я тоже.
– Знаю… – она придвинулась ко мне. – И он… все понимает, только говорить не хочет.
Девушка положила тонкую руку мне на плечо.
Я пытался унять дрожь. Мне уже давно не случалось обнимать девушку, очень давно.
– Пожалуйста, останься у нас… я… все что хочешь… – Дейрдре придвинулась вплотную. Я чувствовал ее внутреннюю дрожь, вызванную не желанием, а решимостью.
Глубоко вздохнув, я убрал ее руку с моего плеча.
– Дейрдре, я сделаю для твоего отца все, что смогу… – у меня снова вырвался вздох. – Мне очень хотелось бы обнять тебя – очень! – и не только обнять, но это было бы нечестно по отношению и к тебе, и к мастеру Дестрину. А если ты будешь сидеть так близко, – добавил я с кривой усмешкой, – вряд ли я смогу вести себя достойно.
Я говорил правду. Тело ее кружило голову. Однако она не питала ко мне никаких чувств и пришла ради отца.
Девушка слегка отодвинулась. Слегка… кажется, настолько, чтобы я мог почувствовать ее признательность, но не подумал, будто она находит меня непривлекательным.
– Спасибо! – сказала она от души. Некоторое время Дейрдре сидела молча, а потом спросила:
– Откуда ты?
– Из края столь дальнего, что, возможно, мне никогда не удастся туда вернуться.
Она посмотрела на меня и открыла было рот, но так и не задала следующего вопроса. Однако я понял, что ей хотелось бы узнать больше.
– Это можно назвать своего рода паломничеством, необходимым, чтобы найти путь в жизни. И кое-чему научиться.
– И как, научился?
Она поплотнее запахнула халат, напомнив мне, что в мастерской довольно холодно и в Фенарде все еще зима.
– Порой, – признался я, – мне кажется, что я так и не смогу научиться некоторым вещам. А раньше мне казалось, что это так просто
Дейрдре кивком предложила мне продолжать.
– Я оставил работу с деревом, будучи учеником, и сомневался, что когда-нибудь снова займусь этим делом. Оно казалось мне… ну… скучным. С какой стати меня должно волновать, нет ли где перекоса и прилажены ли штыри к пазами
– А теперь тебе это, вроде бы, нравится! Бывает, я стою, смотрю на тебя за работой, а ты меня даже не замечаешь. Дед был такой же.
Почувствовав, как учащенно забилось мое сердце, я облизал внезапно пересохшие губы и пробормотал:
– Тебе лучше уйти.
– Спасибо, – сказала она еще раз, вставая, и по ее лицу промелькнула едва заметная, тронутая печалью усмешка.
Девушка ушла. Что было бы плохого, возьми я предложенное ею. Но все, что я слышал от отца и Тэлрина, все, что читал, убеждало в верности моего поступка. Насладиться Дейрдре – значило обмануть ее и, что важнее, обмануть себя. Однако сердце мое продолжало биться слишком быстро и тело ныло. Во сне мне являлись и золотоволосая девушка, и черноволосая женщина, и даже рыжая. Проснулся я в поту, совершенно разбитым, но зато с ясным сознанием того, что следует сделать.
XLII
– Скажи Джирео, чтобы отступил на сотню родов, – бросает через плечо командир отряда – стройная молодая женщина. Ее туго перевязанные шнурами длинные волосы убраны под капюшон кавалерийского плаща. Тело ее само приноравливается к углу наклона, когда конь начинает спуск по длинному склону, ведущему к Треугольнику Демона – месту схождения рубежей Фритауна, Хидлена и Кифриена.
– Сотню родов?
– Вдвое дальше, чем он находится сейчас.
– Но если они предпримут атаку с тыла, мы не сможем…
– Сможем. Он большой мальчик.
– Но…
Ее рука касается рукояти клинка:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127