В том же 1729 году по специальному заказу Брагина был напечатан и переплетен единственный экземпляр. Все черновики Брагин уничтожил. Корженевский сообщает, что к тому времени характер Брагина сильно изменился. Он стал замкнутым, мрачным, нелюдимым, поселился с Джейей и дочерью в уединенном доме на окраине и редко выходил оттуда, почти не виделся с людьми. В начале 1730 года его дом сгорел. Пожар бушевал так, что выжег все буквально дотла, даже металлические предметы оплавились. После этого пожара никто и нигде не видел на Брагина, ни Джейю, ни их маленькую дочь. Предполагалось, что все они погибли в огне. Хотя на пепелище и не было обнаружено останков, это адское пламя могло обратить их в прах… Так заканчивается история Федора Брагина — по меньшей мере та ее часть, что была известна Петру Семеновичу Корженевскому.
30.
Горский захлопнул папку и выжидательно посмотрел на Ланге. В ответном взгляде он прочел тревогу, но не заметил признаков того, что Ланге очень уж удивлен пересказанной им историей.
— Ты не пытался, — спросил Ланге, — проследить дальше судьбу Корженевского?
— Искал, конечно… Наиболее логичным было обратиться к анналам адмиралтейств-коллегии и Академии Наук, что я и сделал. Но там и Брагин, и Корженевский после их возвращения упоминаются лишь вскользь. Что касается Брагина, это понятно — его новые взгляды, пренебрежение общественными условностями, а потом и самим обществом, странные штудии, образ жизни… Отступник, еретик, в лучшем случае сумасшедший. А Корженевский… Не знаю. Он записал свои воспоминания в 1732 году, с тех пор о нем — ничего… Может быть, он попал в тень Брагина?
— Может быть… А остров?
— Координаты неизвестны… Но я думаю, больше никто не бывал там.
— Почему?
— Из-за лиджонга. Судя по описанию Корженевского, это растение — настоящая ботаническая сенсация. Я искал в справочниках, расспрашивал специалистов… Нет такого растения, как его ни называй! А разве могло так быть, если бы остров исследовал еще кто-то?
— Но экспедиция Миллера там побывала.
— Вот и об экспедиции Миллера я не нашел ничего, кроме общих упоминаний. И можно только строить догадки… Это ведь была спасательная экспедиция, перед ней стояла конкретная задача, и она была выполнена. Можно предположить, что после этого что-то помешало им изучить остров. Бури, штормы… Август-сентябрь в тех широтах — не самые спокойные месяцы. Образцы могли собрать раньше Корженевский и Брагин, но кто знает, что сталось с их коллекциями, если они и были…
— В любом случае, Миллер не мог не нанести остров на карту.
— Александр! Речь идет о картах тех времен, когда еще и Аляска не была открыта! Сколько на них наносилось островов, существование которых не подтвердилось впоследствии, сколько было ошибок, неточностей… Как можно полагаться на эти карты?
— Это было тогда, — сказал Ланге, раскуривая сигару. — А сейчас? Эпоха географических открытий давно миновала, неизвестных островов больше нет. А ведь это не просто остров, скала в океане. Это единственное место на земном шаре, где обитали никому более не ведомые ламаджи, единственное, где обнаружилось растение, которого нет ни в каких других местах!
— Ни в каких? — вопросительно повторил Горский. — Но ты видел лиджонг. Не на острове же?
— Нет, не на острове.
— Я жду.
— Я выполню обещание, Аркадий. Но этот остров… Да нет, вполне возможно, это какой-то из хорошо известных ныне островов, только лиджонга там теперь уже нет. А следы давно покинутых поселений, кому они интересны?
— Или он погрузился в океан, как Атлантида!
Ланге взял папку из рук Горского, открыл ее и принялся медленно перелистывать страницы. Писатель вновь разжег свою погасшую трубку, зажав щипцами уголек из камина, и с сожалением покосился на остывший чай. Он так и не прикоснулся к чашке. Ланге между тем неожиданно увлекся чтением, хотя поначалу хотел лишь бегло просмотреть содержимое папки. Ему становилось ясно, какая огромная работа проделана его другом. Это были не наброски, а оформленный по всем правилам, завершенный научный труд со сносками, дополнениями и комментариями. Текст, написанный рукой опытного беллетриста, читался захватывающе…
Внезапно Ланге издал удивленное восклицание.
— Что там? — полюбопытствовал писатель, отставляя в сторону кочергу, которой вздумал было поворошить в камине угли.
— Вот здесь, — Ланге отчеркнул строку ногтем. — Ты мне не рассказал об этом…
Горский подошел ближе и склонился над папкой.
— Ах, да… Опустил на первый раз ради связности.
— Получается, что потерпевшие крушение на «Доброй Надежде» были не первыми европейцами на острове?
— Не обязательно… Дай мне папку, там где-то ближе к концу подробно… Ну, ты уже прочел, что у ламаджи была своя письменность, но не фонетический алфавит, своеобразное идеографическое письмо… Где же это… Они резали по кости, по дереву, но в их надписях не встречалось ничего даже отдаленно похожего на символы латинского алфавита… Ага, вот, нашел!
— И вдруг встретилось, — проговорил Ланге.
— Да, вдруг встретилось. Корженевский подобрал кусок дерева с полустертой надписью. Какое-то слово латинскими буквами, он уверенно разобрал только «N» в начале, через пропуск «А» и подряд еще одно «N». Но это не означает непременно, что на острове побывали европейцы. Ни Джейя, ни другие ламаджи не подтвердили, что кто-то высаживался на острове, и в их преданиях не говорилось, чтобы это случалось когда-то прежде…
— Или не захотели подтвердить.
— Или не захотели, — согласился писатель. — Но скорее, этот кусок дерева с разбившегося где-то корабля долго носило по волнам, прежде чем выбросить на берег острова. Это могла быть часть обшивки, штурвала, гарпуна, или на чем там еще вырезали названия…
— «N-АN». Как же мог называться этот корабль?
— Да как угодно. «Нормандия», «Нью-Холланд»… Сотни вариантов, на любом языке латинского алфавита. А какая разница?
— Никакой. Мне просто показалось занятным совпадение. В слове «Нимандштайн» тоже есть эти «N-АN».
— Александр, корабль не может называться «Нимандштайн». Корабль — это не замок.
— Разве мы точно знаем, что это было название корабля7
— Нет, но какая связь…
— Какая связь… — Ланге покрутил в пальцах сигару и вдруг швырнул ее в камин. — Какая связь! Ламаджи, лиджонг, магия, Джейя, Брагин, «Зерцало магистериума», Нимандштайн, Кордин! Не станешь же ты утверждать, что между всем этим нет никакой связи!
— Устанавливать эти связи, — сказал Горский с упреком, — нам было бы проще, если бы ты, наконец…
— Сейчас расскажу! Еще только одно…
— Всего одно? Это уже обнадеживает.
— Ты не делал попыток узнать что-нибудь о прежнем владельце Нимандштайна? О человеке, который продал замок старому Кордину?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
30.
Горский захлопнул папку и выжидательно посмотрел на Ланге. В ответном взгляде он прочел тревогу, но не заметил признаков того, что Ланге очень уж удивлен пересказанной им историей.
— Ты не пытался, — спросил Ланге, — проследить дальше судьбу Корженевского?
— Искал, конечно… Наиболее логичным было обратиться к анналам адмиралтейств-коллегии и Академии Наук, что я и сделал. Но там и Брагин, и Корженевский после их возвращения упоминаются лишь вскользь. Что касается Брагина, это понятно — его новые взгляды, пренебрежение общественными условностями, а потом и самим обществом, странные штудии, образ жизни… Отступник, еретик, в лучшем случае сумасшедший. А Корженевский… Не знаю. Он записал свои воспоминания в 1732 году, с тех пор о нем — ничего… Может быть, он попал в тень Брагина?
— Может быть… А остров?
— Координаты неизвестны… Но я думаю, больше никто не бывал там.
— Почему?
— Из-за лиджонга. Судя по описанию Корженевского, это растение — настоящая ботаническая сенсация. Я искал в справочниках, расспрашивал специалистов… Нет такого растения, как его ни называй! А разве могло так быть, если бы остров исследовал еще кто-то?
— Но экспедиция Миллера там побывала.
— Вот и об экспедиции Миллера я не нашел ничего, кроме общих упоминаний. И можно только строить догадки… Это ведь была спасательная экспедиция, перед ней стояла конкретная задача, и она была выполнена. Можно предположить, что после этого что-то помешало им изучить остров. Бури, штормы… Август-сентябрь в тех широтах — не самые спокойные месяцы. Образцы могли собрать раньше Корженевский и Брагин, но кто знает, что сталось с их коллекциями, если они и были…
— В любом случае, Миллер не мог не нанести остров на карту.
— Александр! Речь идет о картах тех времен, когда еще и Аляска не была открыта! Сколько на них наносилось островов, существование которых не подтвердилось впоследствии, сколько было ошибок, неточностей… Как можно полагаться на эти карты?
— Это было тогда, — сказал Ланге, раскуривая сигару. — А сейчас? Эпоха географических открытий давно миновала, неизвестных островов больше нет. А ведь это не просто остров, скала в океане. Это единственное место на земном шаре, где обитали никому более не ведомые ламаджи, единственное, где обнаружилось растение, которого нет ни в каких других местах!
— Ни в каких? — вопросительно повторил Горский. — Но ты видел лиджонг. Не на острове же?
— Нет, не на острове.
— Я жду.
— Я выполню обещание, Аркадий. Но этот остров… Да нет, вполне возможно, это какой-то из хорошо известных ныне островов, только лиджонга там теперь уже нет. А следы давно покинутых поселений, кому они интересны?
— Или он погрузился в океан, как Атлантида!
Ланге взял папку из рук Горского, открыл ее и принялся медленно перелистывать страницы. Писатель вновь разжег свою погасшую трубку, зажав щипцами уголек из камина, и с сожалением покосился на остывший чай. Он так и не прикоснулся к чашке. Ланге между тем неожиданно увлекся чтением, хотя поначалу хотел лишь бегло просмотреть содержимое папки. Ему становилось ясно, какая огромная работа проделана его другом. Это были не наброски, а оформленный по всем правилам, завершенный научный труд со сносками, дополнениями и комментариями. Текст, написанный рукой опытного беллетриста, читался захватывающе…
Внезапно Ланге издал удивленное восклицание.
— Что там? — полюбопытствовал писатель, отставляя в сторону кочергу, которой вздумал было поворошить в камине угли.
— Вот здесь, — Ланге отчеркнул строку ногтем. — Ты мне не рассказал об этом…
Горский подошел ближе и склонился над папкой.
— Ах, да… Опустил на первый раз ради связности.
— Получается, что потерпевшие крушение на «Доброй Надежде» были не первыми европейцами на острове?
— Не обязательно… Дай мне папку, там где-то ближе к концу подробно… Ну, ты уже прочел, что у ламаджи была своя письменность, но не фонетический алфавит, своеобразное идеографическое письмо… Где же это… Они резали по кости, по дереву, но в их надписях не встречалось ничего даже отдаленно похожего на символы латинского алфавита… Ага, вот, нашел!
— И вдруг встретилось, — проговорил Ланге.
— Да, вдруг встретилось. Корженевский подобрал кусок дерева с полустертой надписью. Какое-то слово латинскими буквами, он уверенно разобрал только «N» в начале, через пропуск «А» и подряд еще одно «N». Но это не означает непременно, что на острове побывали европейцы. Ни Джейя, ни другие ламаджи не подтвердили, что кто-то высаживался на острове, и в их преданиях не говорилось, чтобы это случалось когда-то прежде…
— Или не захотели подтвердить.
— Или не захотели, — согласился писатель. — Но скорее, этот кусок дерева с разбившегося где-то корабля долго носило по волнам, прежде чем выбросить на берег острова. Это могла быть часть обшивки, штурвала, гарпуна, или на чем там еще вырезали названия…
— «N-АN». Как же мог называться этот корабль?
— Да как угодно. «Нормандия», «Нью-Холланд»… Сотни вариантов, на любом языке латинского алфавита. А какая разница?
— Никакой. Мне просто показалось занятным совпадение. В слове «Нимандштайн» тоже есть эти «N-АN».
— Александр, корабль не может называться «Нимандштайн». Корабль — это не замок.
— Разве мы точно знаем, что это было название корабля7
— Нет, но какая связь…
— Какая связь… — Ланге покрутил в пальцах сигару и вдруг швырнул ее в камин. — Какая связь! Ламаджи, лиджонг, магия, Джейя, Брагин, «Зерцало магистериума», Нимандштайн, Кордин! Не станешь же ты утверждать, что между всем этим нет никакой связи!
— Устанавливать эти связи, — сказал Горский с упреком, — нам было бы проще, если бы ты, наконец…
— Сейчас расскажу! Еще только одно…
— Всего одно? Это уже обнадеживает.
— Ты не делал попыток узнать что-нибудь о прежнем владельце Нимандштайна? О человеке, который продал замок старому Кордину?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79