— Зачем?
— Чтобы в них смотреться.
— Да?
— А потом, когда они возвращались на Землю, они оставили зеркала на Луне.
Мне представились эти брошенные зеркала: как они лежат посреди лунной пыли, и пыль заносит стекло. Столько лет, столько веков. Без отражения. Им, наверное, там одиноко — зеркалам на холодной Луне.
— А сейчас, — сказала Тапело, — они направляют с Земли на Луну лазерные лучи. Луч отражается от зеркала и возвращается обратно, а они замеряют время. Сколько нужно лучу, чтобы пройти расстояние от Земли до Луны. Помнишь, ты спрашивала?
— Ты о чем?
— Ты спросила, сколько до нас идёт свет Луны. Помнишь, вечером?
— А, да. И сколько минут?
— Секунду с четвертью, где-то так.
— Всего-то?
— Кстати, а почему ты спросила?
— Ну, я подумала… да, я подумала, а можно ли верить тому, что я вижу. Я смотрела на Луну. Она была такая усталая, и я подумала: она и вправду такая? Или на самом деле она другая, просто я вижу её такой?
Тапело расставляла фигуры на шахматной доске.
— Сейчас ничему нельзя верить, Марлин.
— Нет. Нет…
— Что?
— Слушай, прости меня. Что я втянула тебя во все это.
— А мне, ты думаешь, не все равно?
— Да, наверное, все равно.
Я опять посмотрелась в зеркало.
— Нормально ты выглядишь, Марлин. Вполне нормально. И глаза у тебя красивые.
— Но ты же меня совершенно не знаешь. Не знаешь, какая я на самом деле.
— Я пытаюсь узнать.
— Анджела умерла.
— Да, я так и подумала.
— Она умерла.
— От болезни?
— Ей было девять. Всего девять лет.
— А как все было?
— Как-то вечером я вошла к ней в комнату. Теперь я вспомнила, да. Она сидела за столом и смотрелась в зеркало. Такое маленькое зеркальце с ручкой. Она смотрела на себя в зеркало. И вся дрожала. Не сильно, но все же заметно. Я спросила, что с ней такое, и сперва она мне не ответила. Я подошла ближе и снова спросила, как она себя чувствует. Компьютер был включён. По экрану ходила собачка. Собачка-робот. Из какой-то игрушки, наверное. Она ходила кругами, а компьютер шумел. Как-то странно гудел. Я даже не сразу сообразила, что это гудел не компьютер. Это была Анджела. Ууууууу. Что-то похожее на мелодию, я не знаю. А потом она заговорила. Она спросила: «Я когда-нибудь буду красивой?» Представляешь?
— И что ты ответила?
— Я ей сказала… сказала, что…
— Что?
— Сказала: не говори глупостей.
— Ой.
— Теперь ты видишь, какая я на самом деле?
— Ну, это нормально. Все родители так говорят.
— Да, я знаю. Я знаю. Но потом она оторвалась от зеркала и повернулась ко мне. В первый раз, как я вошла. Она посмотрела на меня, Анджела. И сказала, что в зеркале живёт злой дух. Да, именно так и сказала. Злой дух. И он пожирает её. Её внешность, её красоту.
— Неужели ты сразу не поняла, что происходит?
— Я должна была это понять. Я уже слышала про болезнь, про несколько случаев в Америке. Я должна была догадаться. Но вместо этого я решила, что у неё просто кризис переходного возраста. Девочка взрослеет, начинает задумываться о своей внешности. Господи, если бы я догадалась сразу…
— Марлин…
— Может быть, я бы сумела её спасти.
— Это вряд ли.
— Кто знает? Если бы я сразу отвела её к врачу, в тот же вечер… может быть, я бы её и спасла.
— Послушай…
— На самом деле мы с ней все время ругались. С тех пор как папа — мой муж — нас бросил, мы с ней все время ругались. Было так тяжело. Я не знаю. Мы с ней ссорились чуть ли не каждый день. А что я могла сделать? Как вернуть любовь, если её больше нет? Я не знала, что делать.
— Я знаю, что это такое.
— Правда знаешь?
— Я просто…
— Анджела умерла в барокамере. В резервуаре с водой. В изоляции. Мне сказали, что её убило собственное сердцебиение. Его ритмы. Жуткая музыка. Она утонула. Утонула в себе. Ей было так холодно и одиноко. Вот так она и умерла. Я смотрела на себя в зеркало. Глаза в глаза. Обвиняющий взгляд. Я никогда себе этого не прощу, никогда. Там, в зеркале, мои губы двигались, произнося слова:
— Она уже была очень красивая. Анджела. Очень красивая девочка. Вот так и надо было сказать: «Ты уже очень красивая, а когда вырастешь, станешь ещё красивее. Ещё красивее…»
Все потерянные годы, которых уже никогда не будет, они мне виделись как упущенные мгновения, что проносятся мимо, уносятся прочь.
— Мне очень жаль. Правда.
Я посмотрела на Тапело. Её слова меня тронули. Такое забытое чувство.
— Давай сыграем.
Я закрыла зеркальце и подошла к ней. Села на её кровать. И подумала: «А почему нет?» Тапело расставила на доске фигуры, справляясь по книжке. Два короля, две королевы. Чёрный конь, белый конь — чёрный рыцарь и белый рыцарь. Белая ладья. Я сразу узнала расстановку фигур. Не хватало лишь белой пешки.
— Все ходы расписаны, — сказала Тапело. Я посмотрела на доску.
— Ты этого хочешь? Пройти все поле? До конца? Да, Марлин?
— Я не знаю.
Я подумала о Кингсли. Как он сидит один в своей затемнённой комнате. Играет в шахматы сам с собой. Расставляет фигуры, как в книжке. Каждый вечер он раз за разом проигрывает эту партию, пытаясь найти решение.
— Белые начинают. И выигрывают в одиннадцать ходов.
— Да.
— Хочешь, ты будешь Алисой?
Вот она, белая пешка. На ладони у Тапело. Крошечная резная фигурка. Я взяла её, повертела в руке и поставила на доску. Туда, где ей и положено быть. На четвёртую клетку слева во втором ряду снизу.
Это была начальная расстановка.
— Ладно, — сказала Тапело. — Это будет считаться за твой первый ход. Ты встречаешь чёрную королеву.
Я посмотрела на чёрную королеву на белой клетке справа от Алисы. Сейчас эти два персонажа должны завести беседу.
— А ты здесь откуда? — сказала Тапело. — И куда это ты направляешься? — Она читала по книжке. — Смотри мне в глаза! Отвечай вежливо! И не верти пальцами!
— А что сказала Алиса?
— Я сбилась с дороги.
— Я сбилась с дороги?
— Ага. Давай я буду играть за всех: и за чёрных, и за белых. А ты будешь только Алисой, ага?
Я кивнула.
Тапело передвинула чёрную королеву по диагонали. Я сдвинула белую пешку на две клетки вперёд. Вот так и вышло, что мы стали играть. Мы с Тапело играли в шахматы. В круге света от лампы, в дешёвом гостиничном номере, по заранее расписанным ходам.
* * *
Алиса становится королевой и тут же теряет свою корону. Я лежала, читала книжку. Эту старую потрёпанную книжку с пожелтевшими страницами, в рваной обложке. Я помню, Анджела очень любила «Алису». Все эти безумные выдумки и заключительное стихотворение. Самую последнюю строчку, вопрос.
Жизнь, это что, как не сон?
И дальше — несколько пустых страниц, до конца книжки. И на этих пустых страницах, только в этой конкретной книжке, кто-то дописал от руки ещё одну главу. Аккуратным, красивым почерком. Может быть, Джейми, тот мальчик из театра? Не знаю.
Это воображаемое окончание истории про Зазеркалье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62