- Бабушка, это кто такой? - живо спросила Чечек.
А бабушка и сама глядела на него с недоумением: кто это такой?
- Это артист из Горно-Алтайского театра, - шепнула им молодая румяная Катерина, дочка бригадира. - Сюда снимать приехали.
- А почему сюда?
- Им надо старый Алтай в кино показать. А здесь как раз похоже кругом аилы стоят.
Когда шаман превратился в обыкновенного городского человека, ребятишки, еще немножко посмотрев на него, побежали разглядывать маленькую черную машину с серебряным радиатором. Чечек тоже подошла к машине, потрогала тоненькие трубочки радиатора, погладила рукой ее блестящее крыло. Вот бы на такой прокатиться!
- Чечек, - крикнула маленькая босоногая Чоо-Чой, - гляди, русский к вашей бабушке пошел!
Чечек бросилась к бабушкиному аилу. Бригадир Тызыяков и худощавый русский человек стояли в аиле, и бабушка Тарынчак была тут же.
- Накорми гостя, Тарынчак, - сказал бригадир, - и пусть он у тебя ночует.
Бабушка Тарынчак весело закивала головой:
- Хорошо, хорошо! Чегень есть, сырчики есть... Накормлю, накормлю гостя!
- А я тебе сейчас еще кусок баранины пришлю - накорми получше!
- Ладно, ладно. Накормлю, накормлю!
Бригадир ушел. Русский стоял и оглядывался по сторонам. Он ничего не понимал по-алтайски и никогда не был в алтайском аиле. Чечек подметила, с каким удивлением разглядывал он черные от многолетней сажи стены аила из коры и жердей, шкуру дикого козла, лежащую на земляном полу около огня, высокую кадушку, в которой бабушка квасит чегень. Понемногу лицо его хмурилось, косматые брови все больше сдвигались.
- Как может человек жить здесь? - сказал он сам себе.
- Кто привыкнет, тот может, - сказала Чечек.
- Ты по-русски говоришь? - обрадовался гость. - Вот как чудесно! А я думаю: как же нам с бабушкой объясняться? Она по-русски не понимает, а я ни одного алтайского слова не знаю.
Чечек засмеялась:
- А что ж такого? Я в русской школе учусь.
И пока бабушка хлопотала, собирая ужин, Чечек познакомилась и подружилась с гостем. Приезжий сказал, что он кинооператор, что зовут его Андрей Никитич и что приехал он издалека - из самой Москвы. Чечек, услышав слово "Москва", так вся и загорелась. А какая она, Москва? А какие там дома? А какие улицы? А какой Кремль? А правда, что над Кремлем всегда красные звезды горят?
Андрей Никитич охотно отвечал Чечек, рассказывал о больших домах и широких улицах, о богатых магазинах, о красивых театрах, о ярких фонарях, которые горят всю ночь, о трамваях и троллейбусах, которые движутся электричеством, о прекрасных Дворцах пионеров, где устраиваются для детей вечера, спектакли, лекции, где дети работают в разных кружках - делают модели, вышивают, учатся музыке...
А бабушка Тарынчак тем временем выкладывала на кошму свои запасы. Достала с решетки над очагом свежий кусок сырчика, зачерпнула в кадке чегеня, разрезала кусок баранины, который принесла ей румяная Катерина, наложила в миску толкана. С полочки, привешенной к наклонным жердям, сняла кусок черствого хлеба и тоже подала. Дают бабушке Тарынчак хлеба, а она его и не ест почти. А зачем хлеб? Толкан есть, сырчик есть, чегень есть, молоко есть...
Андрей Никитич поел баранины, выпил кружку кислого чегеня.
- Спасибо, бабушка, - сказал он, - больше не могу.
Но Чечек живо вмешалась:
- Как же так, Андрей Никитич? А сырчик не кушали! И толкан не кушали! У нас так нельзя - бабушка обидеться может!.. - И добавила по-алтайски: Бабушка, гость не кушает, ты его плохо угощаешь.
Бабушка Тарынчак всполошилась.
- Кушайте, пожалуйста, кушайте! - заговорила она по-алтайски, улыбаясь и кивая головой.
Бабушка крепко держалась древнего алтайского обычая - накормить гостя досыта, подать гостю все, что он захочет, и крепко обижалась, если гость отказывался от ее угощения.
Андрей Никитич съел еще кусок мяса, потом съел кусок сырчика жесткой творожной лепешки, высушенной над огнем очага. Сырчик он еле проглотил и запил кислым чегенем.
- Спасибо, бабушка, спасибо! - сказал он, кланяясь. - Я больше не хочу.
Бабушка Тарынчак обернулась к Чечек:
- Что он говорит?
У Чечек лукаво блеснули глаза.
- Он говорит: дай еще чего-нибудь!
Бабушка засуетилась. Вот еще есть вяленое мясо...
Андрей Никитич, увидев новый кусок мяса, замахал руками:
- Да я сыт, спасибо!
Но Чечек, пряча улыбку, покачала головой:
- Нельзя, нельзя! Хоть кусочек скушайте, а то бабушка обидится!
Андрей Никитич отведал вяленого мяса, а бабушка все кивала головой и просила еще покушать.
- Чечек! - взмолился Андрей Никитич. - Ну ты скажи бабушке, объясни ей, что я сыт. Понимаешь? Сыт!
- Да она мне не верит, - ответила Чечек.
- Ну, тогда я сам скажу. Как по-алтайски сказать: "Спасибо, я сыт?"
- Это по-алтайски надо так сказать: "Тойбодым!"*
_______________
* Т о й б о д ы м - не наелся.
- Тойбодым, бабушка, тойбодым! - обратился Андрей Никитич к бабушке Тарынчак.
Та слегка растерянно посмотрела на гостя, а Чечек, задыхаясь от смеха, отскочила в темный угол, к кадушке с чегенем.
- Ну что ж ты, бабушка! - сказала она. - Дай гостю еще чего-нибудь. У тебя в кошелке яйца есть, а ты и забыла.
- А сейчас, сейчас! - обрадовалась бабушка.
И, живо достав кошелку с яйцами, принялась жарить яичницу. Андрей Никитич вскочил:
- Да что же это такое? Да я тойбодым, тойбодым! Ну что мне с нею делать?!
Чечек не выдержала и, взорвавшись смехом, повалилась на разостланную шкуру козла. Бабушка Тарынчак, подозревая какую-то шалость, смотрела на нее. А Андрей Никитич догадался:
- Ты что это придумала, а? Ты, видно, меня не тем словам научила? Ах, разбойница, ну погоди ты у меня! Приедешь в Москву - я тебе припомню, я тебя еще не так накормлю!..
А бабушка уже подавала яичницу, принимаясь снова угощать гостя.
- Да он сыт, бабушка, сыт! - смеясь, объяснила Чечек. - Уж он давно сыт - это я нарочно такие слова ему сказала. Оставь его, бабушка, дай ему отдохнуть!
Бабушка Тарынчак погрозила Чечек желтым от табака пальцем, на котором слабо блеснуло кольцо из красной меди:
- Без озорства у тебя никогда не обходится! - и, постелив гостю постель, села к огню и закурила свою большую черную трубку.
- Нет, вы мне все-таки скажите, - попросил Андрей Никитич, - как же вы живете в таком шалаше зимой?
- Так, - ответила Чечек. - Весь день костер горит. И всю ночь.
- Да ведь ночью все уснут, а костер погаснет.
- Конечно, погаснет.
- Ну и как же? Мороз ведь!
- Я не знаю как, - сказала Чечек, - вон бабушка знает... Бабушка, расскажи, как зимой живут в аиле. Замерзают, наверно?
- Все бывает, - ответила бабушка. - Ну, да старым ничего. А вот маленьким плохо было. Маленьким плохо.
Бабушке Тарынчак вдруг вспомнилось ее детство, далекое-далекое, будто приснившееся во сне.
- Мороз... Мороз... Мать вечером принесет большую охапку топлива, чтобы на всю ночь хватило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86