В доме царило не праздничное оживление: сыщики сновали из квартиры в квартиру, в который раз опрашивая жильцов, гавкали розыскные собаки, звенели звонки, хлопали двери, гудели лифты.
Шустрик нажал кнопку на пульте сапогов-скороходов, и всё разом стихло. Теперь, когда он двигался быстрее звука, время в окружающем мире как будто остановилось. Встречавшиеся у него на пути люди и животные были похожи на застывшие удивительным образом восковые фигуры. В дверях одной из квартир стоял наклонившийся толстый мужчина, одетый в полосатую пижаму. Он выронил очки, и они должны были неминуемо разбиться, потому что находились в сантиметре от лестничной площадки. Сообразив, что нужно сделать, Шустрик подтащил под них край мягкого коврика.
Спустившись к выходу, он залез на стойку консьержки и спрятался за горшком герани. Теперь он смог выключить ускоритель, потому что иначе ждать бы пришлось без малого вечность, а для неугомонной натуры этого наэлектризованного существа бездействие было невыносимо.
Не прошло и пяти минут, как Электрон Электронович Фаза вышел из лифта, сбежал по ступенькам и остановился перед стойкой.
Расписываясь в журнале, он проговорил с недовольством:
– Бабушка-одуванчик… Совсем из ума выжили. Пальцем сами не хотят пошевелить.
– А что такое, Электрон Электронович? – живо поинтересовалась консьержка.
– А то, что занятого человека отвлекают по пустякам. Шнур у неё на утюге перетёрся. Вот пробка и вылетела.
– Это вы говорите про Чумичкину из сорок пятой? Вредная, я вам доложу, старушенция! Говорят, она училкой в школе работала – врут, наверное. Всегда ворчит, будто у меня на площадке грязно. А я разве дворник?..
– Так ведь что делается, Варвара Степановна, – продолжал гнуть своё электрик, – если у вас вылетела автоматическая пробка, заметьте, для этого нужно электрика вызывать? Для этого нужно отрывать занятого человека от его важных дел?
– Но она, – доверительно понизило голос консьержка, – хотя бы возместила?..
– Да разве у таких людей есть совесть, Варвара Степановна? Прибедняется! Жалуется, будто бы пенсии не хватает, а у самой на стене висит Крамской в подлиннике.
Консьержка выронила ручку, которую вертела в пальцах.
– Да что вы говорите! Какие же всё-таки бывают бессовестные люди! А почему вы знаете, что в подлиннике?
– Знаю, немного разбираюсь. Сам когда-то учился. Мог бы и сам не хуже, если бы из училища не выпер… если бы сам не бросил.
– А вы, Электрон Электронович, как я заметила, вообще личность чрезвычайно талантливая и разносторонне одарённая. – Варвара Степановна умильно заулыбалась. – Вы всё можете.
– Да… так я говорю: откуда, гражданочка, такое богатство?
– Да, да, ну, а она что? – подхватила консьержка в нетерпении.
– Отвечает, будто бы это её семейная реликвия от какого-то там колена. Будто бы её после революции выдавали за копию, чтобы не отняли, а совсем недавно иностранцы хотели купить за миллион, да она не продаёт.
– За миллион!..
– Или что-то вроде того. Так ведь денег-то она брать не хочет!
– Неужели мало?
– Нет, не мало, куда ей столько. Она ведь собирается просто так отдать – в дар музею.
– Музею! – негодующе притопнула Варвара Степановна. – Да будто бы в музее картин мало!!
– Говорит, что у себя в квартире хранить опасается, а на похороны у неё уже все деньги скоплены.
– Вот так! – снова притопнула ногой Варвара Степановна. – Денег ей не надо! И вот все прослезились от умиления. А вам, Электрон Электронович, трудящемуся как пчёлка человеку, между прочим, пожалела заплатить за вызов, за беспокойство. Распишитесь вот здесь, в журнальчике.
Электрик взял ручку и склонился над журналом.
– Ну-ка дайте я вам воротник поправлю… Мужчина вы у нас видный, красивый…
– Спасибо, Варвара Степановна. Ну, бывайте, до понедельника. Если только опять какая-нибудь подпольная миллионерша пробки не пережжёт.
– Будьте здоровы, Электрон Электронович, – залебезила вслед ему консьержка, сладенько улыбаясь. – Приятного вам воскресеньеца…
Глава вторая
ЗАМЫШЛЯЕТСЯ ПРЕСТУПЛЕНИЕ
Шустрик включил скороходы и чинно прошагал в растворенную дверь под занесённой ногой электрика. Выйдя на асфальт, он отмахнулся от поднятых ветерком и висевших теперь в воздухе неподвижно песчинок, встал за фонарным столбом и снова нажал на кнопку. Перемещаясь от одного укрытия к другому и оставаясь невидимым для окружающих, он проследил подозреваемого до самого его дома.
В квартире Электрона Электроновича было не бедно, но как-то неряшливо. В соседней комнате орал маленький ребёнок, на кухне гремела посуда. Хозяин сел за стол и начал хлебать поставленный женой борщ, откусывать хлеб и снова рассказывать про пенсионерку Чумичкину, её короткое замыкание и её картину.
Спрятавшийся под диваном Шустрик изнывал от безделья. Сначала он ходил туда-сюда и считал шаги. Потом он подтянул все внутренние крепления дивана – болты и шурупы, и даже выправил сорванную резьбу на одной из гаек. Потом он решил разобрать пульт от скороходов и посмотреть, что внутри. Однако пульт, имевший самую простую форму дверного звонка, оказался монолитным и неразборным. Зато Шустрик заметил, что под кнопкой имеется маленький продольный паз. Последующие эксперименты показали, что при нажатии кнопка с лёгким щелчком сдвигается в сторону, и тогда не он сам, а окружающая его действительность начинает «воспроизводиться» в двадцати кратно ускоренном темпе. Если правильнее – он сам в этом положении кнопки двадцатикратно замедлялся.
Сообразив, какое важное и полезное для себя открытие он сделал, Шустрик, тем не менее, понимал, что в таком режиме он сам становится неподвижной металлической игрушкой, с которой можно сделать всё что угодно. Для того, чтобы включить собственное замедление, следовало прежде всего надёжно спрятаться. Так он и сделал.
…В мгновение ока Фаза выхлебал борщ, проглотил второе и бутылку пива. Прошелестел газетой, тоненько поверещал о чём-то с женой, оказался у пискнувшего телефона…
Тут Шустрик опомнился и вернул кнопку в положение «норма».
Голос Электрона Электроновича, начавшего что-то щебетать в трубку, съехал на низы и сделался нормальным. Вернее, он только поначалу казался нормальным – вскоре Шустрик заметил, что Фаза говорит со своим собеседником тоном заговорщика.
– Нет, нет, сегодня нельзя, стало опасно, – говорил он то возбуждённо громко, то шёпотом. – Сегодня не пойду, засыплемся… Какой же третий? Третий раз в прошлый раз был, а теперь будет четвёртый. Поймают, не выгорит дело, чувствую: не надо туда сегодня лезть!
Услышав такое, любой бы понял, что замышляется преступление. Шустрик распахнул дверцу на своей груди, выхватил телефонную трубку и зашептал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87