Несомненно, он принадлежал к той славной и таинственной "боевой организации", о которой так много было разговоров в последнее время не только на Ближних Мельницах, но и по всему городу. - ... Чую, - сказал Гаврик. - Только куда ж я нашего старика отведу по такому холоду, если не на Ближние Мельницы? Терентий задумался. - Слушай здесь, - сказал он наконец, - ты его перво-наперво отведи на море в хибарку. В случае, если за вами кто-нибудь и прилипнет, то пускай видит, куда вы пошли. Переждете в своей халабуде до вечера, а как только смеркнет, тихонько идите прямо по такому адресу... я тебе сейчас скажу, а ты хорошенько запоминай: Малая Арнаутская, номер пятнадцать. Зайдешь к дворнику и спросишь Иосифа Карловича. Ему скажешь, хорошенько запоминай: "Здравствуйте, Иосиф Карлович, прислала Софья Петровна узнать, получили ли вы письмо из Николаева". Тогда он тебе ответит: "Уж два месяца нету писем". Чуешь? - Чую. - Повторить можешь? - Могу. - А ну скажи. Гаврик собрал на лбу прилежные складки, сморщил носик и сосредоточенно выговорил, как на экзамене: - Значится, Малая Арнаутская, пятнадцать, спросить у дворника Иосифа Карловича, сказать: "Здравствуйте, Иосиф Карлович, прислала до вас Софья Петровна узнать, чи вы получили письмо с Николаева". Тогда той мне должен сказать: "Уж два месяца нету писем"... - Верно. Тогда ты ему можешь смело сказать, что прислал Терентий, и пускай он нашего старика возьмет пока что к себе и кормит его, а там видно будет. Я тогда заскочу... Чуешь? - Чую. - Ну, так будь здоров. Терентий повернул домой, а Гаврик побежал к участку. Он бежал во весь дух, продираясь сквозь толпу, становившуюся по мере приближения к вокзалу все гуще и гуще. Начиная с Сенной площади навстречу ему стали попадаться выпущенные из участка арестованные. Они шли или ехали на извозчиках, с корзинками и кошелками, как с вокзала, размахивая шапками, в сопровождении родственников, знакомых, товарищей. Толпы бегущих по мостовой людей провожали их, крича без перерыва: - Да здравствует свобода! Да здравствует свобода! Возле Александровского участка, окруженного усиленными нарядами конной и пешей полиции, стояла такая громадная и тесная толпа, что даже Гаврику не удалось пробраться сквозь нее. Тут легко можно разминуться со стариком. При одной мысли, что в случае, если действительно разминутся, дедушка может привести за собой на Ближние Мельницы "Якова", мальчик вспотел. С бьющимся сердцем он бросился в переулок, с тем чтобы как-нибудь обойти толпу, во что бы то ни стало пробраться к участку и перехватить дедушку. Неожиданно он увидел его в двух шагах от себя. Но, боже мой, что стало с дедушкой! Гаврик даже не сразу его узнал. Навстречу мальчику, держась поближе к домам, покачиваясь на согнутых, как бы ватных ногах, тяжело шаркая рваными чоботами по щебню и останавливаясь через каждые три шага, шел дряхлый старик с серебряной щетиной бороды, с голубенькими слезящимися глазами и провалившимся беззубым ртом. Если бы не кошелка, болтавшаяся в дрожащей руке старика, Гаврик ни за что б не узнал дедушку. Но эта хорошо знакомая тростниковая плетенка, обшитая грязной холстиной, сразу же бросилась в глаза и заставила сердце мальчика сжаться от ни с чем ни сравнимой боли. - Дедушка! - испуганно закричал он. - Дедушка, это вы? Старик даже не вздрогнул от этого неожиданного окрика. Он медленно остановился и медленно повернул к Гаврику лицо с равнодушно жующими губами, не выражая ни радости, ни волнения - ничего, кроме покорного, выжидающего спокойствия. Можно было подумать, что он не видит внука, - до того неподвижны были его слезящиеся глаза, устремленные куда-то мимо. - Дедушка, куда вы идете? - спросил Гаврик громко, как у глухого. Старик долго жевал губами, прежде чем произнес - тихо, но сознательно: - На Ближние Мельницы. - Туда нельзя, - шепотом сказал Гаврик, осторожно оглядываясь. Терентий сказал, чтоб на Ближние, ради бога, не приходили. Старик тоже оглянулся по сторонам, но как-то слишком медленно, безразлично, машинально. - Пойдемте, дедушка, пока до дому, а там посмотрим. Дедушка покорно затоптался, поворачиваясь в другую сторону, и, не говоря ни слова, зашаркал назад, с усилием переставляя ноги. Гаврик подставил старику плечо, за которое тот крепко взялся. Они потихонечку пошли через возбужденный город к морю, как слепой с поводырем: мальчик впереди, дедушка несколько сзади. Очень часто старик останавливался и отдыхал. Они шли от участка до берега часа два. Этот путь Гаврик один пробегал обычно в пятнадцать минут. Помятый и заржавленный замок валялся в коричневом бурьяне возле хибарки. Дверь косо висела на одной верхней петле, скрипя и покачиваясь от ветра. Осенние ливни смыли с почерневших досок последние следы бабушкиного мела. Вся крыша была сплошь утыкана репейником - видать, здесь хозяйничали птицеловы, устроившие в пустой хибарке засаду. В каморке все было перевернуто вверх дном. Лоскутное одеяльце и подушка - сырые, вымазанные глиной, - валялись в углу. Однако сундучок, нетронутый, стоял на своем месте. Старик не торопясь вошел в свой дом и присел на край койки. Он поставил на колени кошелку и безучастно смотрел в угол, не обращая ни малейшего внимания на разгром. Казалось, он зашел сюда отдохнуть: вот посидит минуты две, переведет дух и пойдет себе помаленьку дальше. В разбитое окно дул сильный, холодный ветер, насыщенный водяной пылью прибоя. Шторм кипел вдоль пустынного берега. Белые клочья чаек и пены летали по ветру над звучными скалами. Удары волн отдавались в пещерах берега. - Что же вы сидите, дедушка? Вы ляжьте. Дедушка послушно лег. Гаврик дал ему подушку и прикрыл одеялом. Старик поджал ноги. Его знобило. - Ничего, дедушка. Слушайте здесь. Как смеркнет, мы отсюдова пойдем в одно место. А пока лежите. Дедушка молчал, всем своим видом выражая полное равнодушие и покорность. Вдруг он повернул к Гаврику отекшие, как бы вывернутые наизнанку глаза, долго жевал проваленным ртом и наконец выговорил: - Шаланду не унесет? Гаврик поспешил успокоить его, сказав, что шаланда в безопасном месте, у соседей. Старик одобрительно кивнул головой и смолк. Через час он, кряхтя, перевернулся на другой бок и осторожно застонал. - Дедушка, у вас болит? - Отбили... - промолвил он и виновато улыбнулся, обнаружив розовые беззубые десны. - Чисто все печенки отбили... Гаврик отвернулся. До самого вечера старик не произнес больше ни слова. Как только стемнело, мальчик сказал: - Пойдемте, дедушка. Старик поднялся, взял свою кошелку, и они пошли мимо заколоченных дач, мимо закрытого тира и ресторана в город, на Малую Арнаутскую, пятнадцать. Расспросив дворника, Гаврик без труда отыскал в темном полуподвале квартиру Иосифа Карловича и постучал в дверь, обитую рваным войлоком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69