Приятное узкое лицо. Лишенное возраста. Улыбающееся. Я утолял свое праздное любопытство, разглядывая его, и тут его глаза встретились с моими… Его глаза, ледяные голубые глаза, ясные как утреннее небо в горах. Эти глаза показались мне самым страшным из того, что видел за шестнадцать лет, страшнее всех ночных кошмаров, страшнее всех самых ужасных событий моей юности, никогда раньше я не встречал подобного взгляда таким беззащитным. Я точно выполнил правило не дышать, обслуживая гостя. Я просто не мог дышать. И я опустил голову, разом нарушив контакт. Ему не поможет бренди. Ничто не согреет эти глаза и то, что таится за ними.
Обрывки наставлений снова механически завертелись в моей голове.
Всегда клади мясо поперек лепешки. Никогда не смотри гостю в глаза. Рабов бывало казнили за то, что они смотрели гостю в глаза…
…но уж точно не в такие глаза, что я только что видел. Понял ли он, что я узнал его? Знает ли он, что в мире еще остались немногие, обученные видеть то, что он несет в себе? Даже будучи теперь морально искалеченным, потерянным, лишенным своей личности и своей жизни, я все еще мог распознать демона.
Я поставил бутылку бренди рядом с ним и попытался убрать руку, но он схватил меня за дрожащее запястье своими холодными пальцами с гладкой кожей и наманикюренными ногтями. Есть немало причин, по которым может дрожать рука раба.
– Ты тот самый, – произнес он так тихо, что ни принц справа от него, ни дерзиец слева ничего не услышали. Он притянул меня к себе, выкручивая мне руку своими стальными пальцами. Я не отрывал глаз от стола. Потом он коснулся льва и сокола на моих щеках. Холод его пальцев на моем лице был страшнее раскаленного железа клейма. – Ты причина всему этому. Катализатор… – Его взгляд бритвой разрезал мою кожу. – Проклятая собственность. Этот Александр оказался намного умнее, чем мы думали. Притащить тебя сюда, под их взгляды… Великолепно. Опасно, – он обращался к самому себе. – Ладно. Он не узнал меня, он не знал наших имен. Я не хотел ничего делать с ним, ничего.
Наверное, мне следовало попытаться читать в душах присутствующих, чтобы найти хоть одну, достойную спасения. Наверное, мне следовало сосредоточиться и вспомнить, как это делается. Если бы меня волновала судьба хотя бы одного из гостей, я вскочил бы и стал выкрикивать предостережения, позабыв о возможном наказании. Но время научило меня думать о последствиях поступков, болезненных последствиях, превосходящих страдания порки или голода, я не мог позабыть о них даже в присутствии этого воплощения ужаса. Как я хотел оказаться в своей дыре в подвале, в темноте. Спрятанный. Спящий. Одинокий.
– Сейонн!
Келидец отпустил мою руку, а я проклял принца за упоминание моего настоящего имени в присутствии демона.
Я быстро обошел келидца и опустился на колени за спиной принца, склонив голову низко, как мог, но чтобы не коснуться при этом его коленей или тарелки.
– Ваше высочество.
– Я хочу, чтобы ты омыл руки моим дорогим гостям.
– Мой господин… – Я едва успел прикусить язык. Что еще он задумал?
Омовение рук после трапезы было обязанностью молодых рабов, привлекательных женщин или юношей, которых гости при желании могли бы забрать с собой на ночь. Я не выполнял подобных обязанностей после того, как мне минуло двадцать пять, и едва ли мои шрамы могли порадовать взгляд.
– А это используй в качестве полотенца, – он сунул мне в руки полосатый оранжевый кусок шелка. Шарф Сьержа.
Слов у меня не было. Я склонил голову и прочел предсмертную молитву, хотя и не верил больше в силу молитв.
В комнате было шумно от разговоров и звона посуды. Но я едва замечал шум, пока шел в другой конец стола за сосудом с горячей водой, в котором плавали розовые лепестки. Маги создавали в воздухе огненные кольца и гирлянды цветов, а я наливал воду в маленькую фарфоровую чашечку для первого из Дома Мезраха. Я не смотрел на него, но чувствовал на себе его взгляд, пока подносил ему чашку. Он был полон недоумения. Раб-мужчина, молодость которого осталась далеко позади, подносит ему воду для омовения. Две испачканных жиром руки погрузились в чашку, он начал тереть их друг о друга, потом замер. Он заметил клеймо на моем лице. Я стоял теперь прямо перед ним. Его руки дрожали, когда он вынул их из воды. Я выплеснул грязную воду в специальный сосуд и протянул ему кусок шелка. Похожий на рычание возглас вырвался из его груди, когда я коснулся его рук шарфом. Он сжал кулаки. Я ожидал удара, но он не ударил меня. Не смог. Слава дерзийским традициям. Потом я перешел к следующему гостю.
Четверо из них вырвали у меня шарф, а я стоял перед ними коленопреклоненный, ожидая с протянутыми руками, когда они вернут его мне. Трое из них едва не переломали мне пальцы. Еще трое хватали меня за ухо и поворачивали мою голову, чтобы лучше рассмотреть клеймо. Оставшиеся семь вовсе отказались омывать руки. Это выглядело несколько странно, но все-таки не нарушало этикет. Никто из них не убил меня. Никто не нарушил законов гостеприимства. Они знали, что сами виноваты. Они потеряли бдительность, когда поддались сладким речам толстяка Фендуляра. Возможно, они признали, что Вейни и впрямь был гадкий и глупый мальчишка, и не стоил того, чтобы ссориться из-за него с наследным принцем или эмиссаром келидцев. Им некого было винить, кроме себя.
К принцу и его келидскому гостю я подошел в конце. Таковы были традиции.
Я с трудом заставил себя снова прикоснуться к изящным пальцам келидца, но, по крайней мере, я мог не смотреть на него. Потом я омывал руки Александра. Он поднял мою голову и хитро улыбнулся мне, словно я был его соучастником, а не тупым орудием.
– Отлично, Сейонн. Разве дерзийцы не самый учтивый народ?
– Да, господин, – прошептал я.
– Ты можешь идти. Никто из моих гостей не пожелал тебя.
Я коснулся головой пола и вышел. Потом я долго блуждал по дворцу, прежде чем выбрался из него. И меня стошнило, едва я вышел в холодный ночной воздух.
Глава 5
В эту ночь я не смог заснуть. Я испробовал все известные мне способы, но никогда еще холод не казался мне таким мертвящим, а от тьмы не веяло таким ужасом. Открывал ли я глаза, закрывал ли их, я непрестанно видел перед собой ледяные голубые глаза келидца, и темнота моего подвала обернулась мраком безумия. Я забивался в угол, я метался от стенки к стенке до тех пор, пока у меня не задрожали колени, и я не смог больше сделать не шага. Я изо всех сил старался не думать, не вспоминать, не видеть. Я уставился в потолок, и глядел в него до тех пор, пока не заметил золотую нить, обрамляющую ведущий в подвал люк, и я схватился за эту нить, как тонущий хватается за соломинку. Я сумел убедить себя, что шаги и голоса, которые я слышу у себя над головой, принадлежат людям, людям, у которых есть душа, чьи глаза не похожи на глаза демона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Обрывки наставлений снова механически завертелись в моей голове.
Всегда клади мясо поперек лепешки. Никогда не смотри гостю в глаза. Рабов бывало казнили за то, что они смотрели гостю в глаза…
…но уж точно не в такие глаза, что я только что видел. Понял ли он, что я узнал его? Знает ли он, что в мире еще остались немногие, обученные видеть то, что он несет в себе? Даже будучи теперь морально искалеченным, потерянным, лишенным своей личности и своей жизни, я все еще мог распознать демона.
Я поставил бутылку бренди рядом с ним и попытался убрать руку, но он схватил меня за дрожащее запястье своими холодными пальцами с гладкой кожей и наманикюренными ногтями. Есть немало причин, по которым может дрожать рука раба.
– Ты тот самый, – произнес он так тихо, что ни принц справа от него, ни дерзиец слева ничего не услышали. Он притянул меня к себе, выкручивая мне руку своими стальными пальцами. Я не отрывал глаз от стола. Потом он коснулся льва и сокола на моих щеках. Холод его пальцев на моем лице был страшнее раскаленного железа клейма. – Ты причина всему этому. Катализатор… – Его взгляд бритвой разрезал мою кожу. – Проклятая собственность. Этот Александр оказался намного умнее, чем мы думали. Притащить тебя сюда, под их взгляды… Великолепно. Опасно, – он обращался к самому себе. – Ладно. Он не узнал меня, он не знал наших имен. Я не хотел ничего делать с ним, ничего.
Наверное, мне следовало попытаться читать в душах присутствующих, чтобы найти хоть одну, достойную спасения. Наверное, мне следовало сосредоточиться и вспомнить, как это делается. Если бы меня волновала судьба хотя бы одного из гостей, я вскочил бы и стал выкрикивать предостережения, позабыв о возможном наказании. Но время научило меня думать о последствиях поступков, болезненных последствиях, превосходящих страдания порки или голода, я не мог позабыть о них даже в присутствии этого воплощения ужаса. Как я хотел оказаться в своей дыре в подвале, в темноте. Спрятанный. Спящий. Одинокий.
– Сейонн!
Келидец отпустил мою руку, а я проклял принца за упоминание моего настоящего имени в присутствии демона.
Я быстро обошел келидца и опустился на колени за спиной принца, склонив голову низко, как мог, но чтобы не коснуться при этом его коленей или тарелки.
– Ваше высочество.
– Я хочу, чтобы ты омыл руки моим дорогим гостям.
– Мой господин… – Я едва успел прикусить язык. Что еще он задумал?
Омовение рук после трапезы было обязанностью молодых рабов, привлекательных женщин или юношей, которых гости при желании могли бы забрать с собой на ночь. Я не выполнял подобных обязанностей после того, как мне минуло двадцать пять, и едва ли мои шрамы могли порадовать взгляд.
– А это используй в качестве полотенца, – он сунул мне в руки полосатый оранжевый кусок шелка. Шарф Сьержа.
Слов у меня не было. Я склонил голову и прочел предсмертную молитву, хотя и не верил больше в силу молитв.
В комнате было шумно от разговоров и звона посуды. Но я едва замечал шум, пока шел в другой конец стола за сосудом с горячей водой, в котором плавали розовые лепестки. Маги создавали в воздухе огненные кольца и гирлянды цветов, а я наливал воду в маленькую фарфоровую чашечку для первого из Дома Мезраха. Я не смотрел на него, но чувствовал на себе его взгляд, пока подносил ему чашку. Он был полон недоумения. Раб-мужчина, молодость которого осталась далеко позади, подносит ему воду для омовения. Две испачканных жиром руки погрузились в чашку, он начал тереть их друг о друга, потом замер. Он заметил клеймо на моем лице. Я стоял теперь прямо перед ним. Его руки дрожали, когда он вынул их из воды. Я выплеснул грязную воду в специальный сосуд и протянул ему кусок шелка. Похожий на рычание возглас вырвался из его груди, когда я коснулся его рук шарфом. Он сжал кулаки. Я ожидал удара, но он не ударил меня. Не смог. Слава дерзийским традициям. Потом я перешел к следующему гостю.
Четверо из них вырвали у меня шарф, а я стоял перед ними коленопреклоненный, ожидая с протянутыми руками, когда они вернут его мне. Трое из них едва не переломали мне пальцы. Еще трое хватали меня за ухо и поворачивали мою голову, чтобы лучше рассмотреть клеймо. Оставшиеся семь вовсе отказались омывать руки. Это выглядело несколько странно, но все-таки не нарушало этикет. Никто из них не убил меня. Никто не нарушил законов гостеприимства. Они знали, что сами виноваты. Они потеряли бдительность, когда поддались сладким речам толстяка Фендуляра. Возможно, они признали, что Вейни и впрямь был гадкий и глупый мальчишка, и не стоил того, чтобы ссориться из-за него с наследным принцем или эмиссаром келидцев. Им некого было винить, кроме себя.
К принцу и его келидскому гостю я подошел в конце. Таковы были традиции.
Я с трудом заставил себя снова прикоснуться к изящным пальцам келидца, но, по крайней мере, я мог не смотреть на него. Потом я омывал руки Александра. Он поднял мою голову и хитро улыбнулся мне, словно я был его соучастником, а не тупым орудием.
– Отлично, Сейонн. Разве дерзийцы не самый учтивый народ?
– Да, господин, – прошептал я.
– Ты можешь идти. Никто из моих гостей не пожелал тебя.
Я коснулся головой пола и вышел. Потом я долго блуждал по дворцу, прежде чем выбрался из него. И меня стошнило, едва я вышел в холодный ночной воздух.
Глава 5
В эту ночь я не смог заснуть. Я испробовал все известные мне способы, но никогда еще холод не казался мне таким мертвящим, а от тьмы не веяло таким ужасом. Открывал ли я глаза, закрывал ли их, я непрестанно видел перед собой ледяные голубые глаза келидца, и темнота моего подвала обернулась мраком безумия. Я забивался в угол, я метался от стенки к стенке до тех пор, пока у меня не задрожали колени, и я не смог больше сделать не шага. Я изо всех сил старался не думать, не вспоминать, не видеть. Я уставился в потолок, и глядел в него до тех пор, пока не заметил золотую нить, обрамляющую ведущий в подвал люк, и я схватился за эту нить, как тонущий хватается за соломинку. Я сумел убедить себя, что шаги и голоса, которые я слышу у себя над головой, принадлежат людям, людям, у которых есть душа, чьи глаза не похожи на глаза демона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115