Сестры и мать переехали вслед за ней в замок и живут теперь в башне Посвященных, где за ними хороший уход.
Если причины для чего-то и были, то только для радости. И все же Мирриму мучил страх, будто судьба уже занесла над ней карающую руку.
Из окна, от Башни Посвященных, доносилось пение Способствующих. Не одна тысяча человек явилась сюда на прошлой неделе, чтобы предложить королю силу, ум или жизнестойкость. Однако Габорн, Связанный Обетом, поклялся не принимать дары, если их отдают неохотно, и до сих пор не взял себе ни одного дара. При дворе стали бояться, что он и вовсе откажется от старого обычая, но другим принимать дары новый король не запретил.
Запас форсиблей в замке Сильварреста казался бесконечным, и Главный Способствующий вместе со своими учениками трудился денно и нощно целую неделю, однако в Башне Посвященных оставалось еще достаточно места, дабы восстановить уничтоженную армию королевства.
В дверь тихо постучали, и Миррима, повернув голову на атласных простынях, взглянула на окно эркера. Там за стеклами витража, на котором был изображен зеленый плющ и воркующие голубки на голубом фоне, едва брезжил рассвет. Она догадалась, что именно этот стук ее и разбудил.
— Кто там?
— Я, — ответил Боринсон.
Она отбросила простыню, вскочила, подбежала к двери и распахнула ее. Боринсон стоял на пороге, держа в руке фонарь, крохотный огонек которого затрепетал на сквозняке. В темноте он показался ей огромным. Он ухмылялся, словно хотел отпустить какую-то шутку. Голубые глаза его блестели, рыжая борода топорщилась.
— Тебе незачем стучать, — засмеялась Миррима. Они были женаты вот уже четыре дня, но три из них он провел на охоте. Больше всего Мирриму удивляло то, что до сих пор они так и не стали настоящими супругами.
Сэр Боринсон, казалось, был влюблен в нее без памяти, но в первую брачную ночь, когда она приготовилась отправиться вместе с ним в спальню, сказал только: «Никому еще не удавалось, милая, ночью наслаждаться женщиной и одновременно охотиться в Даннвуде».
Любовного опыта у Мирримы не было. И она не знала, должна ли она обидеться или нет. Она не понимала, почему он уезжает. Может быть, боевые раны вынуждают его воздержаться от схватки любовной. А может быть, Боринсон и не был влюблен и женился на ней только потому, что так велел Габорн.
И она обижалась и недоумевала три дня, и с нетерпением ждала его возвращения. И вот он вернулся.
— Я боялся, что ты еще спишь, — сказал он.
Шагнув через порог, он одарил ее коротким поцелуем, не выпустив из руки фонаря. Миррима забрала фонарь и поставила на сундук.
— Глупости, — сказала она. — Мы ведь муж и жена.
Она еще раз пылко поцеловала его и потянула в сторону постели. «Теперь-то уж, — подумала Миррима, — он останется».
Но тут же и пожалела. Он был испачкан донельзя, грязь покрыла кольчугу коркой. Постельное белье будет не отстирать.
— О, с этим придется подождать, — ухмыльнулся Боринсон. — Конечно, не очень долго. Только дай мне отмыться.
Она посмотрела ему в лицо. Печаль, владевшая ею еще столь недавно, рассеялась без следа.
— Тогда иди скорей.
— Потерпи немного, — хохотнул Боринсон. — Я хочу тебе кое-что показать.
— Ты убил для меня кабана к Празднику Урожая? — засмеялась она.
— Не кабана, — ответил он. — Это была необычная охота.
— Ах, мой лорд, нам, пожалуй, хватило бы на обед и кролика, — поддразнила она. — Но не меньше. Полевых мышей я не люблю с детства.
Боринсон загадочно улыбнулся.
— Идем. Поторопись.
Он подошел к гардеробу и достал оттуда простое голубое платье. Миррима сбросила ночную рубашку, надела платье и принялась зашнуровывать корсаж. Боринсон ждал, радуясь ее поспешности и любопытству. Она надела первые попавшиеся башмаки и через мгновение оказалась на лестнице, так что ему же пришлось еще догонять.
— Охота прошла неудачно, — сказал Боринсон, беря се под руку. — Мы потеряли людей.
Миррима вопросительно взглянула на мужа. В лесу все еще рыскали мохнатые черные нелюди и великаны Фрот. Радж Ахтен, неделю назад отступив на юг, оставил их здесь, потому что все они чересчур вымотались, чтобы отступать вместе с войском. Не с ними ли была схватка?
— Потеряли людей?
Он кивнул, не желая говорить больше.
Вскоре они выбрались на вымощенную булыжником улицу. Лица обжег рассветный холод, от дыхания изо рта вырывался пар. Боринсон с Мирримой прошли под опускной решеткой Королевских Ворот и стремительно зашагали по Торговой улице к городским воротам. Там возле рва, сразу за подъемным мостом, собралась огромная толпа.
Поля перед замком Сильварреста были усеяны яркими шатрами, словно паруса в море. На прошлой неделе посмотреть на Короля Земли Габорна Вал Ордина под стены замка пришли еще четыреста тысяч крестьян и знатных людей из Гередона и окрестных королевств. Бесконечные лабиринты шатров, палаток и загонов для лошадей и скота перекинулись на соседние холмы, на юг и на север.
Повсюду были видны лотки торговцев и целые торговые площади. Над толпой витал запах жареных колбасок, и поскольку день был праздничный, чуть не под каждым деревом сидели менестрели, пробуя и настраивая свои лютни и арфы.
Посреди дороги четверо крестьянских мальчишек играли на свирелях и лютнях до того плохо, что Миррима даже не поняла, играют ли они или кого-то дразнят, высмеивая плохую игру.
Боринсон растолкал крестьян, отогнал парочку мастифов, и Миррима увидела наконец то, на что глазела собравшаяся толпа.
Зрелище было мерзкое: на траве серой массой величиной с повозку лежала безглазая голова опустошителя. С затылка свисали сенсоры, похожие на мертвых червей, устрашающе блестели в солнечном свете ряды кристаллических зубов. Голова была вся в грязи, поскольку много миль ее тащили волоком. Но и под грязью можно было разглядеть на лбу руны, впечатавшиеся в жуткую плоть монстра, — руны силы, которые и сейчас еще горели тусклым огнем. Каждый ребенок в Рофехаване знал, что они означают.
Это был не простой опустошитель. Это был маг.
Сердце у Мирримы заколотилось так, словно готово было выпрыгнуть из груди. Перед глазами все поплыло, дыхание участилось, Миррима едва не упала в обморок. В разгоряченной толпе ей вдруг стало холодно. Мастифы обнюхивали голову опустошителя, взволнованно виляя обрубками хвостов.
— Маг-опустошитель? — тупо спросила Миррима. На протяжении шестнадцати веков в Гередоне это был первый случай, когда кто-то убил мага. Миррима, не отрывая глаз, как завороженная, смотрела на голову этой твари, которая легко могла бы перекусить пополам боевую лошадь. И человека.
Крестьяне хихикали, а дети тянулись к жуткому созданию, стараясь потрогать его.
— Мы настигли его в Даннвуде, в древних руинах даскинов, глубоко под землей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162
Если причины для чего-то и были, то только для радости. И все же Мирриму мучил страх, будто судьба уже занесла над ней карающую руку.
Из окна, от Башни Посвященных, доносилось пение Способствующих. Не одна тысяча человек явилась сюда на прошлой неделе, чтобы предложить королю силу, ум или жизнестойкость. Однако Габорн, Связанный Обетом, поклялся не принимать дары, если их отдают неохотно, и до сих пор не взял себе ни одного дара. При дворе стали бояться, что он и вовсе откажется от старого обычая, но другим принимать дары новый король не запретил.
Запас форсиблей в замке Сильварреста казался бесконечным, и Главный Способствующий вместе со своими учениками трудился денно и нощно целую неделю, однако в Башне Посвященных оставалось еще достаточно места, дабы восстановить уничтоженную армию королевства.
В дверь тихо постучали, и Миррима, повернув голову на атласных простынях, взглянула на окно эркера. Там за стеклами витража, на котором был изображен зеленый плющ и воркующие голубки на голубом фоне, едва брезжил рассвет. Она догадалась, что именно этот стук ее и разбудил.
— Кто там?
— Я, — ответил Боринсон.
Она отбросила простыню, вскочила, подбежала к двери и распахнула ее. Боринсон стоял на пороге, держа в руке фонарь, крохотный огонек которого затрепетал на сквозняке. В темноте он показался ей огромным. Он ухмылялся, словно хотел отпустить какую-то шутку. Голубые глаза его блестели, рыжая борода топорщилась.
— Тебе незачем стучать, — засмеялась Миррима. Они были женаты вот уже четыре дня, но три из них он провел на охоте. Больше всего Мирриму удивляло то, что до сих пор они так и не стали настоящими супругами.
Сэр Боринсон, казалось, был влюблен в нее без памяти, но в первую брачную ночь, когда она приготовилась отправиться вместе с ним в спальню, сказал только: «Никому еще не удавалось, милая, ночью наслаждаться женщиной и одновременно охотиться в Даннвуде».
Любовного опыта у Мирримы не было. И она не знала, должна ли она обидеться или нет. Она не понимала, почему он уезжает. Может быть, боевые раны вынуждают его воздержаться от схватки любовной. А может быть, Боринсон и не был влюблен и женился на ней только потому, что так велел Габорн.
И она обижалась и недоумевала три дня, и с нетерпением ждала его возвращения. И вот он вернулся.
— Я боялся, что ты еще спишь, — сказал он.
Шагнув через порог, он одарил ее коротким поцелуем, не выпустив из руки фонаря. Миррима забрала фонарь и поставила на сундук.
— Глупости, — сказала она. — Мы ведь муж и жена.
Она еще раз пылко поцеловала его и потянула в сторону постели. «Теперь-то уж, — подумала Миррима, — он останется».
Но тут же и пожалела. Он был испачкан донельзя, грязь покрыла кольчугу коркой. Постельное белье будет не отстирать.
— О, с этим придется подождать, — ухмыльнулся Боринсон. — Конечно, не очень долго. Только дай мне отмыться.
Она посмотрела ему в лицо. Печаль, владевшая ею еще столь недавно, рассеялась без следа.
— Тогда иди скорей.
— Потерпи немного, — хохотнул Боринсон. — Я хочу тебе кое-что показать.
— Ты убил для меня кабана к Празднику Урожая? — засмеялась она.
— Не кабана, — ответил он. — Это была необычная охота.
— Ах, мой лорд, нам, пожалуй, хватило бы на обед и кролика, — поддразнила она. — Но не меньше. Полевых мышей я не люблю с детства.
Боринсон загадочно улыбнулся.
— Идем. Поторопись.
Он подошел к гардеробу и достал оттуда простое голубое платье. Миррима сбросила ночную рубашку, надела платье и принялась зашнуровывать корсаж. Боринсон ждал, радуясь ее поспешности и любопытству. Она надела первые попавшиеся башмаки и через мгновение оказалась на лестнице, так что ему же пришлось еще догонять.
— Охота прошла неудачно, — сказал Боринсон, беря се под руку. — Мы потеряли людей.
Миррима вопросительно взглянула на мужа. В лесу все еще рыскали мохнатые черные нелюди и великаны Фрот. Радж Ахтен, неделю назад отступив на юг, оставил их здесь, потому что все они чересчур вымотались, чтобы отступать вместе с войском. Не с ними ли была схватка?
— Потеряли людей?
Он кивнул, не желая говорить больше.
Вскоре они выбрались на вымощенную булыжником улицу. Лица обжег рассветный холод, от дыхания изо рта вырывался пар. Боринсон с Мирримой прошли под опускной решеткой Королевских Ворот и стремительно зашагали по Торговой улице к городским воротам. Там возле рва, сразу за подъемным мостом, собралась огромная толпа.
Поля перед замком Сильварреста были усеяны яркими шатрами, словно паруса в море. На прошлой неделе посмотреть на Короля Земли Габорна Вал Ордина под стены замка пришли еще четыреста тысяч крестьян и знатных людей из Гередона и окрестных королевств. Бесконечные лабиринты шатров, палаток и загонов для лошадей и скота перекинулись на соседние холмы, на юг и на север.
Повсюду были видны лотки торговцев и целые торговые площади. Над толпой витал запах жареных колбасок, и поскольку день был праздничный, чуть не под каждым деревом сидели менестрели, пробуя и настраивая свои лютни и арфы.
Посреди дороги четверо крестьянских мальчишек играли на свирелях и лютнях до того плохо, что Миррима даже не поняла, играют ли они или кого-то дразнят, высмеивая плохую игру.
Боринсон растолкал крестьян, отогнал парочку мастифов, и Миррима увидела наконец то, на что глазела собравшаяся толпа.
Зрелище было мерзкое: на траве серой массой величиной с повозку лежала безглазая голова опустошителя. С затылка свисали сенсоры, похожие на мертвых червей, устрашающе блестели в солнечном свете ряды кристаллических зубов. Голова была вся в грязи, поскольку много миль ее тащили волоком. Но и под грязью можно было разглядеть на лбу руны, впечатавшиеся в жуткую плоть монстра, — руны силы, которые и сейчас еще горели тусклым огнем. Каждый ребенок в Рофехаване знал, что они означают.
Это был не простой опустошитель. Это был маг.
Сердце у Мирримы заколотилось так, словно готово было выпрыгнуть из груди. Перед глазами все поплыло, дыхание участилось, Миррима едва не упала в обморок. В разгоряченной толпе ей вдруг стало холодно. Мастифы обнюхивали голову опустошителя, взволнованно виляя обрубками хвостов.
— Маг-опустошитель? — тупо спросила Миррима. На протяжении шестнадцати веков в Гередоне это был первый случай, когда кто-то убил мага. Миррима, не отрывая глаз, как завороженная, смотрела на голову этой твари, которая легко могла бы перекусить пополам боевую лошадь. И человека.
Крестьяне хихикали, а дети тянулись к жуткому созданию, стараясь потрогать его.
— Мы настигли его в Даннвуде, в древних руинах даскинов, глубоко под землей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162