«Как мне спасти их всех?» — неотступно думал Габорн.
Тут на лестнице за дверью послышались тяжелые шаги, звяканье кольчуги. Чувство Земли сказало Габорну, что человек, поднимающийся по ступеням, не представляет из себя угрозы.
Кто-то шел, чтобы увидеться с Габорном, ибо других комнат на верху башни не было. Он ожидал, что рыцарь постучит в дверь. Но вместо этого услышал, как тот остановился перед дверью, постоял немного, затем сел на пол, прислонясь спиной к стене, и вздохнул.
Посетитель не решился его побеспокоить.
Габорн нехотя поднялся, взял горевшую свечу и открыл дверь. Он увидел хромого мальчика, заглянул в его сердце.
Действительно, славный малыш. Он никак не пригодится в грядущих битвах. Может, он и вообще ничего не стоит, не умея ни сражаться, ни защитить себя, и его не спасти. Но Габорн слишком устал, чтобы решать, принять его или отвергнуть.
Он избрал мальчика.
Человек, сидевший на полу в коридоре, носил цвета Сильварресты, черную тунику с серебряным кабаном — мундир капитана. У него были темные волосы и затравленный взгляд, небритое лицо, искаженное страданием и страхом.
Габорн его прежде не встречал, во всяком случае, не мог припомнить, чтобы капитан этот служил у герцога Гровермана.
— Ваше величество, — рыцарь вскочил на ноги и отдал честь.
Тихо, чтобы не разбудить Иом, Габорн спросил:
— Вы принесли какое-то известие?
— Нет, я… — рыцарь замялся. Он опустился на одно колено и как будто растерялся, не зная, вытащить ли меч и предложить ли его королю.
Габорн заглянул в сердце капитана. Тот имел жену и детей, которых любил. И к подчиненным своим относился как к родным братьям.
— Я избираю тебя, — сказал Габорн. — Избираю тебя для Земли.
— Нет! — вскричал капитан, поднимая голову. В темных глазах его стояли слезы.
— Да, — сказал Габорн, слишком усталый, чтобы спорить. Многие люди, вполне достойные избрания, считали себя недостойными.
— Вы не узнаете меня? — спросил воин. Габорн покачал головой.
— Меня зовут Темпест, Седрик Темпест, — продолжал тот. — До падения Лонгмота я служил там капитаном стражи. Я был в замке, когда погиб ваш отец Был там, когда погибли все.
Габорн помнил это имя. Но если он и видел когда-нибудь лицо Седрика Темпеста, воспоминание о том стерлось из-за потери даров ума.
— Понимаю, — сказал Габорн. — Пойдите поспите немного. Вы выглядите так, словно нуждаетесь во сне больше меня.
— Я… — Темпест опустил глаза и покачал головой. — Я пришел не для того, чтобы вы меня избрали. Я недостоин этого. Я пришел исповедаться, милорд.
— Так исповедуйтесь, — сказал Габорн, — если вам это нужно.
— Я недостоин быть стражником! Я предал своих людей!
— Каким образом?
— Когда Радж Ахтен взял Лонгмот, он собрал всех уцелевших и предложил… предложил сохранить жизнь каждому, кто предаст вас.
— Я не вижу в вашем сердце предательства, — сказал Габорн. — И чего же он хотел?
— Он искал форсибли. Он привез в Лонгмот много форсиблей и хотел знать, куда они делись. Обещал сохранить жизнь тому, кто расскажет об этом.
— Что же вы ему сказали? — спросил Габорн.
— Я сказал правду: что ваш отец отослал их на юг со своими вестниками.
Габорн облизал губы, с трудом сдержав горькую усмешку.
— На юг? Вы назвали Голубую Башню?
— Нет, — отвечал Темпест. — Я честно сказал, что гонцы отправились на юг, но куда именно, я не знаю.
А Радж Ахтен, понял Габорн, разумеется, решил, что форсибли уехали в Голубую Башню. Куда еще король Мистаррии мог их отослать? Голубая Башня была единственной крепостью во всей Мистаррии, которая могла вместить при нужде сорок тысяч новых Посвященных.
«Как я не догадался раньше? — подумал он. — Радж Ахтен напал на башню не с целью ослабить Мистаррию; он хотел усмирить меня!»
Габорн горько усмехнулся, представив себе, как же Радж Ахтен его боится, не зная, что форсибли спрятаны в Гередоне, в королевском склепе.
Седрик Темпест поднял голову, глаза его вспыхнули гневом. Он решил, что Габорн смеется над ним.
— Вы никого не предали, — сказал Габорн. — Мой отец отослал на юг не форсибли. Он рассчитывал, что кто-нибудь обязательно расскажет Радж Ахтену, куда их увезли, и тот займется бесплодными поисками. Так что на самом деле вы сослужили моему отцу хорошую службу.
— Милорд? — Темпест покраснел от стыда.
Габорн же понял то, что ему следовало понять гораздо раньше. Его отец был прекрасным стратегом, не чета ему. Ведь став Королем Земли, Габорн полагался только на свои новые силы.
Отец же всегда учил его пользоваться разумом и строить планы, заглядывая далеко вперед. Габорн этого не делал, иначе сообразил бы, что надо укрепить Голубую Башню и устроить западню для Радж Ахтена.
— Скажите, — спросил он, — вы были единственным, кто согласился обменять свое бесполезное знание на жизнь?
— Нет, милорд, — ответил Темпест, глядя в пол. — Были и другие.
Габорн не стал открывать ему глаза на неприглядную истину. Из-за лжи короля Ордина, которую разгласил капитан, уже погибли десятки тысяч людей и должны были погибнуть в грядущих сражениях еще сотни тысяч. Сознавать, что виновен в этом ты — этого не вынести никому.
— Так, значит, не расскажи вы Радж Ахтену, это все равно сделал бы кто-то другой?
— Да, — сказал Темпест.
— Вы не задумывались о том, — спросил Габорн, — что смерть ваша принесла бы куда меньше пользы вашему королю?
— Лучше бы смерть, чем вина, которая теперь лежит на мне, — ответил Темпест, упорно глядя себе под ноги.
— Конечно, — сказал Габорн. — Значит, те, кто предпочел смерть, сделали более легкий выбор, не так ли? Темпест робко поднял голову.
— Милорд, моя жена приехала вместе с детьми сюда, к Гроверману, и привела моего боевого коня. У меня есть лошадь и есть оружие. Я замечательно владею копьем. Пусть я потерял дары, но я прошу позволения поехать с вами на юг.
— Вы доживете только до первой схватки, — заметил Габорн.
— Будь как будет, — прорычал Темпест.
— Мне не нужна ваша смерть, — сказал Габорн, — как расплата за проступок. Мне нужна ваша жизнь. Из тех людей, кто едет сейчас со мной воевать, многие не вернутся. Понадобятся еще воины. Оставайтесь здесь, у Гровермана, с женой и детьми, и защищайте их. А еще я приказываю вам начать обучение молодых. Мне нужна тысяча копьеносцев.
— Тысяча? — переспросил Темнеет.
— Можно и больше, если найдете, — сказал Габорн.
Выполнить такое требование было практически невозможно. Рыцари обычно за всю свою жизнь обучали своему искусству лишь двух-трех оруженосцев.
— Я предупрежу Гровермана, — с тяжелым сердцем продолжал он. — Посвященными будут собаки, я выдам форсибли для всех учеников. Раз вы замечательный копьеносец, будете учить их работать копьем и ухаживать за лошадьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162