– Едва-едва достало заклинаний, что я наложила на него, чтобы он возродился снова. – Она бросила взгляд на Поликарпа, который быстро отвел глаза.
– Я заключил самую лучшую сделку, какую мог. – Джон поправил очки. – Я всегда был никудышным торговцем – помнишь тот раз, когда я купил окаменевший мускатный орех у того типа с обезьяной? – но я-таки попытался. Мисс Мэб сказала мне, во что я вляпался, и все, что мне остается сказать, так это то, что Королеве Демонов должно быть стыдно.
Он отвернулся от нее, роясь в бесформенном мешке на поясе. Когда он повернулся снова, в руке у него было что-то похожее на печать, сделанную из хрусталя или стекла. В ту же минуту мисс Мэб подошла с другой стороны и взяла Дженни за запястье.
Хорошо, что она это сделала. Внутри скованного драгоценностью разума Дженни ощутила, как Амайон тянет и трясет ее руку, и ее охватило желание сбежать из комнаты, спрятаться, использовать свою волю и магию, чтобы ее никогда не нашли. Она повернулась, вырвалась, но с другой стороны ее схватили другие руки. Она мельком увидела бледное лицо седовласого незнакомца, глаза, в которых не было ничего, кроме тени и сияния звезд: Моркелеб в человеческом облике, который вошел в двери террасы.
Она поняла – Амайон понял – что за хрустальную печать держал Джон.
Ненависть, измена, яд, убийство, боль…
Голос демона кричал в ней, и как дракон, она заключила свой разум в ножны из стали и алмазов.
Покинуть тебя, покинуть тебя, покинуть тебя…
Волны невыносимого удовольствия, неописуемой боли обрушились на нее. Она вцепилась в руку Джона, в угол стола, ее скрючило от боли, бросило в пот, тошнило.
– Держись, милая. – Его рука коснулась подбородка, приподнимая ее голову; она увидела, что он держит в руке обычную белую ракушку с пляжей Бела, и голос Амайона внутри нее поднялся до визга.
НЕ ПОЗВОЛЯЙ ЕМУ…
Ребенок внутри нее. Отчаянный, ужасающий возлюбленный-ребенок.
Дженни твердо замкнула разум и открыла рот, когда ракушку поднесли к ее губам. Сосредоточила взгляд на Поликарпе, который поднес свечу к палочке заговоренного темно-красного сургуча. Послушно протянула руки, и Мэб полоснула по ее ладони и намазала кровью хрустальную печать. Маленькой колдунье-карлице пришлось взобраться на стул, чтобы прижать окровавленный сигл ко лбу Дженни.
ОНИ БУДУТ МУЧИТЬ МЕНЯ ЦЕЛУЮ ВЕЧНОСТЬ…
Дженни припомнила ночи собственных страданий и холодно ответила Отлично.
И Амайон пропал.
На нее нахлынуло опустошение. Она едва осознавала, как Мэб взяла у нее изо рта ракушку. Дженни отвернулась и закрыла лицо руками, сердце ее было разбито и она заплакала.
– Демоны попросили Аверсина, чтобы он принес им определенные вещи. – Мисс Мэб подалась вперед в большом кресле Правителя, и Поликарп, который сидел на полу рядом с ней, снова приподнял скамеечку для ног.
Прошло почти двадцать четыре часа. Колдунья-карлица надела шелковые домашние туфли изумительного голубого оттенка, расписанные розетками из ляпис-лазури и золота, на носках которых висели маленькие золотые колокольчики. Когда она скрестила ноги, колокольчики зазвенели. – Такова была цена, которую он заплатил за это.
На столе в кабинете лежала хрустальная печать, зеленовато-белая, словно сделанная изо льда. Судя по инею на ней, коснувшись которого, человек оставлял след, может и впрямь так и было. Пузырек рядом с ней был скользким на ощупь, и Дженни видела, что он выжег на столе круги. Теперь он покоился на стеклянном блюдце. Голубая шкатулка из камня, хотя и более банальная, казалась тем не менее темнее и тяжелее, чем любой камень этого мира, который она знала, и смотреть на нее долго было тяжело. Ее покрывали темные отметины. Кровь, подумала она.
Белой ракушке тоже надо быть здесь, подумала Дженни. Тюрьме Амайона. Она устыдилась желания видеть ее. Знать, удобно ли ему там.
Бред, подумала она, сгорая со стыда. Бред. Как будто Джон не в отчаянной опасности, как будто Ян уже не раб демона…
После того, как они ушли из кабинета прошлой ночью, она заснула, а проснувшись, нашла Джона лежащим рядом. Он обхватил ее лицо руками и коснулся губами ее губ, и вся та мерзость, жестокость, похоть, в которую втянул ее Амайон, словно смылась с ее тела и разума. Она не была прекрасной
– она знала это, всегда знала – но она видела, что в его глазах она красавица, и этого было достаточно.
Ее разум все еще был отделен от тела, как в тот раз, когда она смотрела на Кайр Корфлин глазами Моркелеба. Она знала, что все еще обитает внутри зачарованного перидота, а эта драгоценность лежит в серебряном флаконе на шее Карадока. Ее власть над собственным телом, пусть она даже освободилась от хватки Амайона, была зыбкой. Разница была в том, что в ее покинутом теле не обитало никаких демонов, и она могла управлять собой, как одной из машин Джона, сквозь трещину в драгоценности. Это было величайшее облегчение, которое она знала.
Потом они снова заснули, но Джон все еще выглядел усталым. В его глазах было мучительное выражение, словно он всегда оборачивается в поисках чего-то, что ожидает, но никогда не видит.
– С первым много хлопот быть не должно. – Сидя на полу у ног Дженни, Джон стиснул ее руку. – Среди сокровищ Бездны будет гром-камень, так ведь, мэм? – Он глянул на мисс Мэб. – Я слышал, что эти сокровища у гномов есть. Надеюсь, моя репутация достаточно хороша для старого Балгуба, чтобы он продал мне это не дороже пары фунтов мой плоти.
Он произнес это с быстрой усмешкой, но колдунья-карлица смотрела в сторону. Дженни, чьи колени упирались в спину Джона, ощутила, как он внезапно застыл. – В Бездне Ильфердина нет гром-камня, – сказала мисс Мэб, избегая его взгляда.
– Не сходите с ума, мэм, – сказал Джон. – Ваш старый приятель Дромар говорил мне об этом четыре года назад…
– Он ошибался, – сказала колдунья-гном. – Все отослали в Вилдум как плату за долги. Такие вещи встречаются намного реже, чем об этом говорят. – В любом случае, – добавила она, когда Джон сделал шумный вдох, чтобы заговорить, – они тебе ничего не уступят ради такой цели.
Ее древние глаза открыто встретились с его. Тишина пала словно одиночная капля воды во сне, что увеличивается до размеров пруда, потом озера, а потом и океана, что поглощает мир.
– Видишь ли, именно из металла, что содержит гром-камень, – сказала она, – делаются Врата Демонов. Металл со звезд удерживает заклинания, как ничто другое, и защищает их от повреждений.
– А что до драконьих слез, – сказал Поликарп, – думаю, это просто причуда, потому что драконы не плачут.
А плакал ли Меллин, заинтересовалась Дженни, когда я сбежала из лагеря Роклис?
И с этой минуты ее мысли снова вернулись к Амаойну, и она отвернулась, стыдясь того, что другие увидят, чем полны ее глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
– Я заключил самую лучшую сделку, какую мог. – Джон поправил очки. – Я всегда был никудышным торговцем – помнишь тот раз, когда я купил окаменевший мускатный орех у того типа с обезьяной? – но я-таки попытался. Мисс Мэб сказала мне, во что я вляпался, и все, что мне остается сказать, так это то, что Королеве Демонов должно быть стыдно.
Он отвернулся от нее, роясь в бесформенном мешке на поясе. Когда он повернулся снова, в руке у него было что-то похожее на печать, сделанную из хрусталя или стекла. В ту же минуту мисс Мэб подошла с другой стороны и взяла Дженни за запястье.
Хорошо, что она это сделала. Внутри скованного драгоценностью разума Дженни ощутила, как Амайон тянет и трясет ее руку, и ее охватило желание сбежать из комнаты, спрятаться, использовать свою волю и магию, чтобы ее никогда не нашли. Она повернулась, вырвалась, но с другой стороны ее схватили другие руки. Она мельком увидела бледное лицо седовласого незнакомца, глаза, в которых не было ничего, кроме тени и сияния звезд: Моркелеб в человеческом облике, который вошел в двери террасы.
Она поняла – Амайон понял – что за хрустальную печать держал Джон.
Ненависть, измена, яд, убийство, боль…
Голос демона кричал в ней, и как дракон, она заключила свой разум в ножны из стали и алмазов.
Покинуть тебя, покинуть тебя, покинуть тебя…
Волны невыносимого удовольствия, неописуемой боли обрушились на нее. Она вцепилась в руку Джона, в угол стола, ее скрючило от боли, бросило в пот, тошнило.
– Держись, милая. – Его рука коснулась подбородка, приподнимая ее голову; она увидела, что он держит в руке обычную белую ракушку с пляжей Бела, и голос Амайона внутри нее поднялся до визга.
НЕ ПОЗВОЛЯЙ ЕМУ…
Ребенок внутри нее. Отчаянный, ужасающий возлюбленный-ребенок.
Дженни твердо замкнула разум и открыла рот, когда ракушку поднесли к ее губам. Сосредоточила взгляд на Поликарпе, который поднес свечу к палочке заговоренного темно-красного сургуча. Послушно протянула руки, и Мэб полоснула по ее ладони и намазала кровью хрустальную печать. Маленькой колдунье-карлице пришлось взобраться на стул, чтобы прижать окровавленный сигл ко лбу Дженни.
ОНИ БУДУТ МУЧИТЬ МЕНЯ ЦЕЛУЮ ВЕЧНОСТЬ…
Дженни припомнила ночи собственных страданий и холодно ответила Отлично.
И Амайон пропал.
На нее нахлынуло опустошение. Она едва осознавала, как Мэб взяла у нее изо рта ракушку. Дженни отвернулась и закрыла лицо руками, сердце ее было разбито и она заплакала.
– Демоны попросили Аверсина, чтобы он принес им определенные вещи. – Мисс Мэб подалась вперед в большом кресле Правителя, и Поликарп, который сидел на полу рядом с ней, снова приподнял скамеечку для ног.
Прошло почти двадцать четыре часа. Колдунья-карлица надела шелковые домашние туфли изумительного голубого оттенка, расписанные розетками из ляпис-лазури и золота, на носках которых висели маленькие золотые колокольчики. Когда она скрестила ноги, колокольчики зазвенели. – Такова была цена, которую он заплатил за это.
На столе в кабинете лежала хрустальная печать, зеленовато-белая, словно сделанная изо льда. Судя по инею на ней, коснувшись которого, человек оставлял след, может и впрямь так и было. Пузырек рядом с ней был скользким на ощупь, и Дженни видела, что он выжег на столе круги. Теперь он покоился на стеклянном блюдце. Голубая шкатулка из камня, хотя и более банальная, казалась тем не менее темнее и тяжелее, чем любой камень этого мира, который она знала, и смотреть на нее долго было тяжело. Ее покрывали темные отметины. Кровь, подумала она.
Белой ракушке тоже надо быть здесь, подумала Дженни. Тюрьме Амайона. Она устыдилась желания видеть ее. Знать, удобно ли ему там.
Бред, подумала она, сгорая со стыда. Бред. Как будто Джон не в отчаянной опасности, как будто Ян уже не раб демона…
После того, как они ушли из кабинета прошлой ночью, она заснула, а проснувшись, нашла Джона лежащим рядом. Он обхватил ее лицо руками и коснулся губами ее губ, и вся та мерзость, жестокость, похоть, в которую втянул ее Амайон, словно смылась с ее тела и разума. Она не была прекрасной
– она знала это, всегда знала – но она видела, что в его глазах она красавица, и этого было достаточно.
Ее разум все еще был отделен от тела, как в тот раз, когда она смотрела на Кайр Корфлин глазами Моркелеба. Она знала, что все еще обитает внутри зачарованного перидота, а эта драгоценность лежит в серебряном флаконе на шее Карадока. Ее власть над собственным телом, пусть она даже освободилась от хватки Амайона, была зыбкой. Разница была в том, что в ее покинутом теле не обитало никаких демонов, и она могла управлять собой, как одной из машин Джона, сквозь трещину в драгоценности. Это было величайшее облегчение, которое она знала.
Потом они снова заснули, но Джон все еще выглядел усталым. В его глазах было мучительное выражение, словно он всегда оборачивается в поисках чего-то, что ожидает, но никогда не видит.
– С первым много хлопот быть не должно. – Сидя на полу у ног Дженни, Джон стиснул ее руку. – Среди сокровищ Бездны будет гром-камень, так ведь, мэм? – Он глянул на мисс Мэб. – Я слышал, что эти сокровища у гномов есть. Надеюсь, моя репутация достаточно хороша для старого Балгуба, чтобы он продал мне это не дороже пары фунтов мой плоти.
Он произнес это с быстрой усмешкой, но колдунья-карлица смотрела в сторону. Дженни, чьи колени упирались в спину Джона, ощутила, как он внезапно застыл. – В Бездне Ильфердина нет гром-камня, – сказала мисс Мэб, избегая его взгляда.
– Не сходите с ума, мэм, – сказал Джон. – Ваш старый приятель Дромар говорил мне об этом четыре года назад…
– Он ошибался, – сказала колдунья-гном. – Все отослали в Вилдум как плату за долги. Такие вещи встречаются намного реже, чем об этом говорят. – В любом случае, – добавила она, когда Джон сделал шумный вдох, чтобы заговорить, – они тебе ничего не уступят ради такой цели.
Ее древние глаза открыто встретились с его. Тишина пала словно одиночная капля воды во сне, что увеличивается до размеров пруда, потом озера, а потом и океана, что поглощает мир.
– Видишь ли, именно из металла, что содержит гром-камень, – сказала она, – делаются Врата Демонов. Металл со звезд удерживает заклинания, как ничто другое, и защищает их от повреждений.
– А что до драконьих слез, – сказал Поликарп, – думаю, это просто причуда, потому что драконы не плачут.
А плакал ли Меллин, заинтересовалась Дженни, когда я сбежала из лагеря Роклис?
И с этой минуты ее мысли снова вернулись к Амаойну, и она отвернулась, стыдясь того, что другие увидят, чем полны ее глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93