– Да.
– Лжец! Ты не был насром!
– А разве я выдавал себя за такового?
– Да.
– Вовсе нет. Я совсем не хотел ввести тебя в заблуждение. Что вы от меня хотите?
– Мы убьем тебя!
– Как вам будет угодно, – ответил я равнодушно.
– Не прикидывайся, что тебе безразлична жизнь. Ты христианин, гяур, а эти собаки не умеют умирать, потому как у них нет Корана, Пророка и рая.
Он еще раз пнул меня. О, если бы у меня была свободна хоть одна рука! Этот дервиш заплясал бы совсем иначе, чем тогда, в Стамбуле!
– Что я могу ответить на это? – сказал я. – Я умру так же спокойно, как переношу сейчас твои удары. Христианин никогда бы не стал истязать связанного. Развяжи меня, и тогда увидим, чей пророк лучше и чей рай прекраснее!
– Собака, не угрожай мне, иначе ты познакомишься с могильщиками еще до рассвета!
– Тогда оставь меня в покое и убирайся!
– Нет, мне нужно с тобой поговорить. Может, хочешь выкурить при этом трубку? – В его словах сквозила ирония.
– То, что ты хороший хораджи, я уже видел. Но то, что ты еще и перелетная птица, я не догадывался. Если ты действительно хочешь со мной поговорить, имей представление обо мне. Говорю тебе – ты только тогда услышишь мой голос, если проявишь уважение к моей бороде, как тебе велит Пророк.
Это было, конечно, издевательство с моей стороны. Под словом «хора» («танец») турок понимает смысловые движения, которые разрешены на женских половинах, а мужчины их избегают. Танец дервиша – нечто иное, он считается священным. За это я удостоился не третьего пинка, а гневного взгляда. Потом он сел на пол рядом со мной. Второй же остался стоять.
– Если бы ты был мусульманином, я бы тебе ответил, – сказал дервиш, – христианин же не может оскорбить настоящего правоверного. Как может жаба оскорбить солнце? Мне кое-что нужно у тебя узнать. Ты ответишь на мои вопросы?
– Я готов это сделать, если они окажутся вежливыми.
– Ты тот самый франкский доктор, который выследил в Дамаске уста?
– Да, я.
– Ты стрелял в него, когда он прыгал в воду?
– Не я, мой слуга.
– Ты встречал уста потом?
– Да.
– Где?
– У башни Галаты, он был уже трупом.
– Этот человек говорит правду, – обратился он к тому, что держал лампу.
– Ты не знал, что уста мертв?
– Нет. Он исчез. Нашли мертвого Колеттиса, а рядом с ним тело, которое никто не опознал.
– Это был уста.
– Вы столкнули его с башни?
– Кто тебе это сказал?
– Вот этот человек. Я приехал в Эдирне, не зная ничего. Меня вызвали к отцу. Я искал его у Гуляма, не называя себя, и узнал, что он уже в тюрьме. Освободили его без моего участия. Этот человек – его слуга и жил с ним у Гуляма. Твой друг и защитник хаджи Халеф Омар все ему рассказал, так я получил все сведения. Я искал отца у Доксати. Его там уже не было, а вы тем временем что-то выясняли в конюшне. Мы следили за вами. Я узнал, что ты немец, и мы решили подстеречь тебя на углу и разыграть всю эту сцену с больным баварцем. Теперь ты в нашей власти. Как ты думаешь, что мы с тобой сделаем?
Рассказ дервиша требовал осмысления, но времени на это не было, и я ответил бодро:
– Моя жизнь меня не заботит. Убить меня вы все равно не сможете.
– Отчего же, ты в наших руках!
– Но тогда вы не получите выкуп, который я мог бы заплатить.
Его глаза блеснули. Я попал в точку. Получив деньги, они все равно могли меня убить. Он тут же спросил:
– Сколько ты мог бы дать?
– А как высоко ты оцениваешь мою жизнь?
– Твоя жизнь стоит не больше скорпиона или змеи. Оба ядовиты и их уничтожают. Но то, что ты натворил, требует высокого штрафа!
Он выразился четко: выкуп – только штраф, а жизнь не стоит и гроша. Мне нужно было выиграть время, и я сказал:
– Ты сравнил меня с ядовитыми гадами. Это очень мило с твоей стороны, и я приму это к сведению. Убейте меня, я не против. Я не заплачу и пиастра, если ты и дальше будешь разговаривать со мной так!
– Решай сам – чем больше почтения к своей персоне ты требуешь, тем выше будет сумма выкупа.
– Назови же eel
– Ты богат?
– С тобой делиться не буду!
– Тогда жди!
Он поднялся и вышел. Второй остался, но все время молчал. Я слышал голоса в передней комнате и хотя не мог разобрать ни слова, но понимал, что мнения разделились. Прошло, наверное, более получаса, прежде чем он вернулся. Не сев, он спросил:
– Заплатишь пятьдесят тысяч пиастров?
– Это много, очень много! – Нужно было торговаться. Он сделал недовольную мину и произнес:
– Ни одного пара меньше! Согласен? Отвечай сразу, у нас нет времени.
– Хорошо, заплачу.
– Где твои деньги?
– Ясное дело, не со мной. Вы же забрали у меня все вместе с сумкой. И не в Эдирне.
– Как же ты заплатишь?
– Я вам дам записку в Стамбул.
– Кому?
– Эльчи Фарсистана.
– Посланнику Персии? – спросил он удивленно. – Ему будет письмо?
– Да.
– Он будет платить?
– А разве ты думаешь, что у посланника шахиншаха нет денег?
– Деньги-то у него, может, и есть, но даст ли он их нам?
– Он хорошо знает, что все, что он за меня заплатит, вернется ему.
Я был твердо убежден, что перс воспримет вручившего мое письмо за верного мне человека. Поклонник зороастрийского учения не имел ни малейшего понятия о земных подлых делишках.
– Если ты в нем уверен, пиши письмо!
– Чем? На чем? Может, на стене?
– Мы принесем тебе все, что нужно, и освободим руки. Это сообщение наэлектризовало меня. Освободят руки!
Можно попытаться освободиться! Можно скрутить дервиша и использовать его как заложника.
Но эта авантюрная идея провалилась. Дервиш, снявший ради дела одеяние своего ордена, был предусмотрителен.
Он не доверял мне и вернулся с четырьмя парнями, которые с оружием в руках стали по обе стороны от меня. Лица их выражали что угодно, но только не доверие. Любое неосторожное движение с моей стороны грозило гибелью.
Мне вручили листок пергамента и конверт, а также предложили колено в качестве подставки. Я написал:

«Моему брату Аббасу Юсуфу Аман-мирзе, лучу Солнца Фарсистана, блистающему сегодня над Стамбулом. Выдай ради меня, в знак нашей дружбы, подателю сего письма пятьдесят тысяч пиастров. Мой банк вернет их тебе, как только потребуешь. Не спрашивай у этих людей, кто они, откуда и куда направляются. Остаюсь в тени твоего света.
Хаджи Кара бен Немей».

Этим именем я подписался специально, потому что предполагал, что дервиш знал его от слуги своего отца. Надписав конверт, я передал Али Манаху и то и другое. Он прочитал его вслух, и я увидел на лицах этих бездельников глубокое удовлетворение. Чуть позже в тишине я представлял себе лицо посланника, которого, ясное дело, звали как-то иначе, читающего письмо… Чтоб они провалились, эти подлецы!
Дервиш, довольный, кивнул мне и сказал:
– Хорошо. Ты здорово написал ему, чтоб он не спрашивал. Ему и не надо ничего знать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104