Великие ворота, закрытые после того как придворные собрались, медленно раскрылись, и в проеме показался высокий мужчина. Его силуэт четко вырисовывался на фоне яркого солнечного света, хлынувшего в зал из парка. Широкие уверенные шаги его казались неуместными здесь, чуждыми этому залу, привыкшему к мягкой поступи чиновников и скользящей походке евнухов. Тарон Леймокер был одет в чистую одежду, висевшую на нем, как на вешалке: за время заключения он сильно похудел. Несколько дней свободы не успели еще согнать с лица бывшего адмирала серую бледность, появившуюся за долгие месяцы вдали от солнечного света. Чисто вымытые волосы и борода все еще не были подстрижены. Скаурус слыхал, что он отказался от услуг цирюльника, заявив: «Пусть Гаврас увидит меня таким, каким я был». Больше, насколько знал трибун, Леймокеру пока ни от чего отказываться не пришлось — ни одного соглашения заключено не было.
Бывший адмирал подошел к императорскому трону, остановился и взглянул прямо в лицо Туризину. При видессианском дворе, где этикет имел такое огромное значение, подобный взгляд был верхом грубости. Марк услышал, как в абсолютной тишине трещат факелы. Затем медленно, исполненный достоинства, Леймокер распростерся перед своим сувереном.
— Поднимись, поднимись, — нетерпеливо сказал Туризин. В этом тоже было грубейшее нарушение этикета — для таких случаев существовали определенные, заранее предписанные формулы, и пренебрежение ими повергло придворных в отчаяние.
Леймокер поднялся.
Император заговорил, и каждое слово отдавало привкусом горечи:
— Я снимаю с тебя обвинение в заговоре против нашей особы. Все твои имения, состояние и права снова возвращаются тебе.
В толпе придворных послышался глубокий вздох. Леймокер снова начал опускаться на колени, но Туризин остановил его движением руки.
— Надеюсь, мы придем к соглашению, — начал он, скорее как торговец, приступающий к заключению трудной сделки, чем как Автократор видессиан; Леймокер подался вперед. — Что ты скажешь о том, чтобы поступить ко мне на службу в качестве дрангариоса моего флота и выступить против Бурафоса и Ономагулоса?
Марк отметил про себя, что императорское «мы» тут же исчезло из речи Туризина.
— Почему же к тебе, а не к ним?
Тюрьма не отучила Леймокера от его прямоты. Придворные отшатнулись, услышав столь ясную и смелую речь, болезненно резанувшую их слух. Но Император казался довольным, и ответ его был таким же прямым:
— Потому что я не тот человек, который нанимает на службу убийц.
— Нет, вместо этого ты бросаешь невинных людей в тюрьму.
Толстый церемониймейстер, стоящий среди высших придворных, побелел и, казалось, был близок к обмороку. Туризин сидел с каменным, непроницаемым лицом и, скрестив руки на груди, ждал окончательного ответа. Наконец Леймокер склонил голову, спутанные светлые волосы закрыли его лицо.
— Великолепно! — выдохнул Туризин. Теперь он был похож на игрока, выбросившего «солнца». Он кивнул Бальзамону. — Патриарх благословит твою клятву верности.
Он едва не замурлыкал: для такого религиозного человека, как Тарон Леймокер, подобная клятва была бы крепче, чем железные кандалы. Бальзамон шагнул вперед и вытащил из кармана своего широкого плаща маленькую книгу священного писания Фоса. Но дрангариос отмахнулся от него; голос моряка, привыкший перекрикивать шум ветра, заполнил зал:
— Нет, Гаврас, я не стану присягать тебе.
На мгновение все замерли. Взгляд Императора стал жестким и холодным.
— А что же тогда, Леймокер? — спросил он, и голос его звучал опасно. — Ты думаешь, мне хватит одного твоего согласия?
В тоне Туризина слышалась насмешка, но адмирал ответил ему вполне серьезно:
— Да, клянусь Фосом, иначе чего же стоит твое прощение? Я буду служить тебе, я буду твоим человеком, но не твоей собакой. Если ты не доверяешь мне, не застегнув на моей шее ошейник с шипами клятвы, тогда лучше брось меня назад в тюрьму и прокляни навеки.
Леймокер замолчал, ожидая решения Гавраса. Его гордость доказывала, что он будет считать себя правым независимо от того, какой выбор сделает Император. Краска залила лицо Туризина. Руки его телохранителей сжались на копьях. Были Автократоры, которые ответили бы на подобный вызов приказом немедленно казнить обидчика, за долгие годы Бальзамон повидал немало подобных примеров.
— Ваше Величество, позвольте мне… — быстро сказал патриарх просящим тоном.
— Нет, — ответил Туризин, и Марк в который уже раз убедился, насколько велика в этом зале власть формальностей. В личных покоях Бальзамон закатил бы глаза и пустился в спор, здесь же он поклонился и замолчал. Только Леймокер оставался спокойным — он черпал силы в воспоминании о том, что уже вынес. Император все еще был недоволен, но уважение к смелости и прямоте адмирала вытеснило гнев.
— Хорошо, будь по-твоему.
Он не стал тратить времени на угрозы или предупреждения, которые ничего не значили для Леймокера. Адмирал, такой же быстрый, как и Гаврас, поклонился, намереваясь покинуть зал.
— Куда это ты так скоро? — остановил его Туризин, и подозрительные нотки вновь послышались в его голосе.
— К докам, разумеется. Где же еще должен находиться твой дрангариос?
Леймокер не обернулся и даже не замедлил шага. Если бы он мог, то хлопнул бы Великими воротами, уходя из зала, подумал Скаурус. Оба они — адмирал и Император, — одинаково упрямые, сумели перевернуть видессианские церемонии с ног на голову. Выходя из Тронного зала, придворные сокрушенно качали головами, вспоминая сцены, проходившие куда более гладко.
— Задержись, — велел Туризин Марку, когда тот уже собрался уходить. — У меня есть дело для тебя.
— Да, повелитель?
— Можешь не таращить на меня свои невинные голубые глаза, — зарычал Император. — Если они и очаровывают девок, то на меня все равно не подействуют.
Марк увидел, что Алипия Гавра дернула уголком рта и отвернулась.
— Ты больше всех настаивал на том, чтобы этот белобрысый ханжа был выпущен на свободу. Теперь гляди за ним в оба. Если он начнет хотя бы дышать тяжелее обычного, я должен об этом знать. Понял?
— Да. — Римлянин ожидал подобного приказа.
— Только «да»? — Император пронзил его яростным взглядом, но момент был упущен, и ему не удалось выместить на Скаурусе свой гнев. — Ладно, убирайся отсюда.
Марк шел к казарме легионеров, когда его остановила Алипия Гавра.
— Я хочу попросить у тебя прощения. С моей стороны было некрасиво делать вид, будто я не получала твоих просьб об аудиенции.
— Ситуация была довольно необычной, — ответил трибун. Он не мог разговаривать так свободно, как бы ему хотелось. На дороге было много людей и некоторые уже оборачивались, видя капитана наемников, гуляющего рядом с племянницей Автократора видессиан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Бывший адмирал подошел к императорскому трону, остановился и взглянул прямо в лицо Туризину. При видессианском дворе, где этикет имел такое огромное значение, подобный взгляд был верхом грубости. Марк услышал, как в абсолютной тишине трещат факелы. Затем медленно, исполненный достоинства, Леймокер распростерся перед своим сувереном.
— Поднимись, поднимись, — нетерпеливо сказал Туризин. В этом тоже было грубейшее нарушение этикета — для таких случаев существовали определенные, заранее предписанные формулы, и пренебрежение ими повергло придворных в отчаяние.
Леймокер поднялся.
Император заговорил, и каждое слово отдавало привкусом горечи:
— Я снимаю с тебя обвинение в заговоре против нашей особы. Все твои имения, состояние и права снова возвращаются тебе.
В толпе придворных послышался глубокий вздох. Леймокер снова начал опускаться на колени, но Туризин остановил его движением руки.
— Надеюсь, мы придем к соглашению, — начал он, скорее как торговец, приступающий к заключению трудной сделки, чем как Автократор видессиан; Леймокер подался вперед. — Что ты скажешь о том, чтобы поступить ко мне на службу в качестве дрангариоса моего флота и выступить против Бурафоса и Ономагулоса?
Марк отметил про себя, что императорское «мы» тут же исчезло из речи Туризина.
— Почему же к тебе, а не к ним?
Тюрьма не отучила Леймокера от его прямоты. Придворные отшатнулись, услышав столь ясную и смелую речь, болезненно резанувшую их слух. Но Император казался довольным, и ответ его был таким же прямым:
— Потому что я не тот человек, который нанимает на службу убийц.
— Нет, вместо этого ты бросаешь невинных людей в тюрьму.
Толстый церемониймейстер, стоящий среди высших придворных, побелел и, казалось, был близок к обмороку. Туризин сидел с каменным, непроницаемым лицом и, скрестив руки на груди, ждал окончательного ответа. Наконец Леймокер склонил голову, спутанные светлые волосы закрыли его лицо.
— Великолепно! — выдохнул Туризин. Теперь он был похож на игрока, выбросившего «солнца». Он кивнул Бальзамону. — Патриарх благословит твою клятву верности.
Он едва не замурлыкал: для такого религиозного человека, как Тарон Леймокер, подобная клятва была бы крепче, чем железные кандалы. Бальзамон шагнул вперед и вытащил из кармана своего широкого плаща маленькую книгу священного писания Фоса. Но дрангариос отмахнулся от него; голос моряка, привыкший перекрикивать шум ветра, заполнил зал:
— Нет, Гаврас, я не стану присягать тебе.
На мгновение все замерли. Взгляд Императора стал жестким и холодным.
— А что же тогда, Леймокер? — спросил он, и голос его звучал опасно. — Ты думаешь, мне хватит одного твоего согласия?
В тоне Туризина слышалась насмешка, но адмирал ответил ему вполне серьезно:
— Да, клянусь Фосом, иначе чего же стоит твое прощение? Я буду служить тебе, я буду твоим человеком, но не твоей собакой. Если ты не доверяешь мне, не застегнув на моей шее ошейник с шипами клятвы, тогда лучше брось меня назад в тюрьму и прокляни навеки.
Леймокер замолчал, ожидая решения Гавраса. Его гордость доказывала, что он будет считать себя правым независимо от того, какой выбор сделает Император. Краска залила лицо Туризина. Руки его телохранителей сжались на копьях. Были Автократоры, которые ответили бы на подобный вызов приказом немедленно казнить обидчика, за долгие годы Бальзамон повидал немало подобных примеров.
— Ваше Величество, позвольте мне… — быстро сказал патриарх просящим тоном.
— Нет, — ответил Туризин, и Марк в который уже раз убедился, насколько велика в этом зале власть формальностей. В личных покоях Бальзамон закатил бы глаза и пустился в спор, здесь же он поклонился и замолчал. Только Леймокер оставался спокойным — он черпал силы в воспоминании о том, что уже вынес. Император все еще был недоволен, но уважение к смелости и прямоте адмирала вытеснило гнев.
— Хорошо, будь по-твоему.
Он не стал тратить времени на угрозы или предупреждения, которые ничего не значили для Леймокера. Адмирал, такой же быстрый, как и Гаврас, поклонился, намереваясь покинуть зал.
— Куда это ты так скоро? — остановил его Туризин, и подозрительные нотки вновь послышались в его голосе.
— К докам, разумеется. Где же еще должен находиться твой дрангариос?
Леймокер не обернулся и даже не замедлил шага. Если бы он мог, то хлопнул бы Великими воротами, уходя из зала, подумал Скаурус. Оба они — адмирал и Император, — одинаково упрямые, сумели перевернуть видессианские церемонии с ног на голову. Выходя из Тронного зала, придворные сокрушенно качали головами, вспоминая сцены, проходившие куда более гладко.
— Задержись, — велел Туризин Марку, когда тот уже собрался уходить. — У меня есть дело для тебя.
— Да, повелитель?
— Можешь не таращить на меня свои невинные голубые глаза, — зарычал Император. — Если они и очаровывают девок, то на меня все равно не подействуют.
Марк увидел, что Алипия Гавра дернула уголком рта и отвернулась.
— Ты больше всех настаивал на том, чтобы этот белобрысый ханжа был выпущен на свободу. Теперь гляди за ним в оба. Если он начнет хотя бы дышать тяжелее обычного, я должен об этом знать. Понял?
— Да. — Римлянин ожидал подобного приказа.
— Только «да»? — Император пронзил его яростным взглядом, но момент был упущен, и ему не удалось выместить на Скаурусе свой гнев. — Ладно, убирайся отсюда.
Марк шел к казарме легионеров, когда его остановила Алипия Гавра.
— Я хочу попросить у тебя прощения. С моей стороны было некрасиво делать вид, будто я не получала твоих просьб об аудиенции.
— Ситуация была довольно необычной, — ответил трибун. Он не мог разговаривать так свободно, как бы ему хотелось. На дороге было много людей и некоторые уже оборачивались, видя капитана наемников, гуляющего рядом с племянницей Автократора видессиан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113