Он тоже думал, что маленькая бороденка смешно смотрелась на лице Ванеса, который, не будь ее, был бы как две капли воды похож на видессианина. Но его правитель все еще требовал, чтобы подданные оставались верны некоторым традициям и обычаям их предков-каморов, которые создали государство из отвоеванных провинций Видессоса несколько веков тому назад, так что маленький щуплый посол был обречен пожизненно носить на лице эту чахлую растительность как знак принадлежности к своему народу.
Туризин уселся в высокое кресло, стоящее в центре Амфитеатра. У кресла не было спинки, так что все присутствующие могли видеть Императора. Носители зонтов встали возле него. Он поднял правую руку в повелительном жесте, толпа затихла и поднялась со своих мест, люди вытягивали шеи, чтобы получше разглядеть происходящее. Они все хорошо знали, куда нужно смотреть.
Широко открылись ворота, через которые вступали в Амфитеатр беговые лошади в дни скачек. Сегодня процессия была намного короче: могучий герольд Туризина, два видессианских охранника в позолоченных кирасах, и слуга, ведущий в поводу осла. На осле задом наперед сидел в грязном седле Ортайяс Сфранцез, уныло созерцавший ослиный хвост. Знакомые с ритуалом видессиане разразились хохотом. Кто-то бросил в него перезрелую тыкву, которая, упав у самых ног осла, разлетелась и брызнула во все стороны сочной мякотью. В Ортайяса полетели тухлые яйца, но поток их вскоре прекратился. Видессос только что пережил осаду, и у горожан было не так много продуктов, чтобы они могли ими разбрасываться.
Наступив на тыквенную корку, герольд невозмутимо прокричал:
— Дорогу Ортайясу Сфранцезу, осмелившемуся бунтовать против полноправного Автократора видессиан, Его Императорского Величества Туризина Гавраса!
— Ты победитель, Гаврас! Ты всепобеждающий! — закричала в ответ толпа.
Люди вопят с таким воодушевлением, подумал Марк, будто забили, что неделю назад так же точно приветствовали Ортайяса. Сопровождаемый издевательскими выкриками и насмешками толпы, Сфранцез медленно двигался по амфитеатру, в то время как герольд громовым голосом объявлял о его вине. Марк слышал, как еще несколько гнилых плодов разбились у ног Ортайяса; ветер донес до него вонь тухлых яиц. Не приходилось сомневаться, что некоторые из этих снарядов достали своей цели. К тому времени, как Сфранцез появился в поле зрения трибуна, плащ его был заляпан яйцами и соком плодов. Осел, на котором он сидел, упирался всеми четырьмя копытами, и его приходилось тащить силой. Он шел неохотно, время от времени наклоняясь за яблоками, лежащими на песке. Погонщик дернул за длинную веревку, споткнулся и снова потянул за собой упрямое животное.
Наконец процессия закончила свой путь и остановилась перед воротами, в которые вошла. Двое стражей сняли Ортайяса с седла и бросили на землю перед Туризином Гаврасом. Несчастный тут же простерся ниц перед Императором.
Гаврас поднялся.
— Мы видим твою покорность, — сказал он. Акустика Амфитеатра была столь хороша, что слова его были услышаны на самой дальней скамье. — Отказываешься ли ты раз и навсегда от всех прав на престол нашей Империи, охраняемой Фосом?
— Да, конечно. Я отдаю тебе престол по доброй воле. Я…
Время, отпущенное Ортайясу для ответа, истекло, и Туризин остановил его нетерпеливым жестом.
Гай Филипп еле слышно хмыкнул:
— Некоторые вещи не меняются никогда. Держу пари, этот дохлый ублюдок сочинил двухчасовую речь об отречении от престола. Она наверняка лежит у него в кармане, составленная по всем правилам.
— Теперь награда за предательство, — снова заговорил Туризин.
Стражи подняли Ортайяса за ноги и быстро сдернули с него плащ, задрав его Сфранцезу на голову. Толпа заулюлюкала.
— До чего же щуплый пацан, — пробормотал Гай Филипп.
Один из стражей, более крепкий и мускулистый, чем другие, отступил на шаг от несчастного Сфранцеза и дал ему хорошего пинка. Ортайяс взвизгнул и упал на колени.
— Гаврас слишком добр к нему, — разочарованно фыркнул Виридовикс. — Нужно было собрать большую вязанку хвороста, бросить на нее этого дурня и всех его приспешников и сжечь их. Такое зрелище народ запомнил бы надолго, вот уж точно.
— Ты слово в слово повторяешь Комитту Рангаве, — заметил Марк, раздраженный его варварской жестокостью.
— Так поступают друиды, — истово сказал Виридовикс.
Подобным образом кельтские жрецы ублажали своих богов, принося им в жертву воров и убийц… или невинных людей, когда преступников не оказывалось под рукой.
Едва Ортайяс Сфранцез, потирая ушибленную часть тела, поднялся на ноги, один из жрецов Фоса встал со своего места и приблизился к нему, держа в руках ножницы и длинную сверкающую бритву. Толпа, замерла: жрецы всегда были окружены в Видессосе почетом и уважением. Но Марк знал, что никаких жертвоприношений не будет. Еще один жрец поднялся, держа в руках простой голубой плащ и священную книгу — великолепный фолиант в покрытом эмалью бронзовом переплете.
Ортайяс опустил голову и склонился перед первым жрецом. Ножницы сверкнули в лучах осеннего солнца. Локон светло-каштановых волос упал на землю у ног Императора, затем еще один и еще, пока на голове Сфранцеза не осталось несколько жалких клочков. После этого настал черед бритвы, и вскоре голова юноши блистала подобно золотим шарам, венчающим храмы Фоса. Второй жрец подошел к Ортайясу, протянул книгу и сказал:
— Повинуйся закону, который отныне станет законом твоей жизни, если ты захочешь последовать ему. Если же в глубине души ты чувствуешь, что не сможешь вести монашескую жизнь, то скажи об этом сейчас.
Но Ортайяс, как и все вокруг, прекрасно знал, что его ожидает, если он откажется, и ответил не колеблясь:
— Я буду вести жизнь монаха.
Сильным голосом герольд повторил его слова. Толпа ответила громким вздохом. Посвящение в монахи было серьезным делом, даже если и вызвали его такие явно политические причины. В Империи политика часто переплеталась с религией. Скаурус вспомнил Земаркоса из Амориона и непроизвольно стиснул зубы. Жрец повторил предложение еще два раза, получив тот же самый положительный ответ. Передав второму жрецу книгу, он одел новичка-монаха в голубую одежду служителя Фоса и произнес:
— Как голубой плащ Фоса защищает твое нагое тело от холода, так пусть его святость защитит твою душу от зла.
И снова герольд громким голосом повторил его слова.
— Да будет так, — ответил Ортайяс, но голос его потонул в тысяче других голосов, повторяющих эхом слова посвящения. Несмотря на свое равнодушие к религии, Марк был невольно тронут этой молитвой и восхищен силой веры видессиан. Иногда ему почти хотелось разделить ее, но, как и Горгидас, он был слишком привязан к материальному миру, чтобы слиться с миром духовным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Туризин уселся в высокое кресло, стоящее в центре Амфитеатра. У кресла не было спинки, так что все присутствующие могли видеть Императора. Носители зонтов встали возле него. Он поднял правую руку в повелительном жесте, толпа затихла и поднялась со своих мест, люди вытягивали шеи, чтобы получше разглядеть происходящее. Они все хорошо знали, куда нужно смотреть.
Широко открылись ворота, через которые вступали в Амфитеатр беговые лошади в дни скачек. Сегодня процессия была намного короче: могучий герольд Туризина, два видессианских охранника в позолоченных кирасах, и слуга, ведущий в поводу осла. На осле задом наперед сидел в грязном седле Ортайяс Сфранцез, уныло созерцавший ослиный хвост. Знакомые с ритуалом видессиане разразились хохотом. Кто-то бросил в него перезрелую тыкву, которая, упав у самых ног осла, разлетелась и брызнула во все стороны сочной мякотью. В Ортайяса полетели тухлые яйца, но поток их вскоре прекратился. Видессос только что пережил осаду, и у горожан было не так много продуктов, чтобы они могли ими разбрасываться.
Наступив на тыквенную корку, герольд невозмутимо прокричал:
— Дорогу Ортайясу Сфранцезу, осмелившемуся бунтовать против полноправного Автократора видессиан, Его Императорского Величества Туризина Гавраса!
— Ты победитель, Гаврас! Ты всепобеждающий! — закричала в ответ толпа.
Люди вопят с таким воодушевлением, подумал Марк, будто забили, что неделю назад так же точно приветствовали Ортайяса. Сопровождаемый издевательскими выкриками и насмешками толпы, Сфранцез медленно двигался по амфитеатру, в то время как герольд громовым голосом объявлял о его вине. Марк слышал, как еще несколько гнилых плодов разбились у ног Ортайяса; ветер донес до него вонь тухлых яиц. Не приходилось сомневаться, что некоторые из этих снарядов достали своей цели. К тому времени, как Сфранцез появился в поле зрения трибуна, плащ его был заляпан яйцами и соком плодов. Осел, на котором он сидел, упирался всеми четырьмя копытами, и его приходилось тащить силой. Он шел неохотно, время от времени наклоняясь за яблоками, лежащими на песке. Погонщик дернул за длинную веревку, споткнулся и снова потянул за собой упрямое животное.
Наконец процессия закончила свой путь и остановилась перед воротами, в которые вошла. Двое стражей сняли Ортайяса с седла и бросили на землю перед Туризином Гаврасом. Несчастный тут же простерся ниц перед Императором.
Гаврас поднялся.
— Мы видим твою покорность, — сказал он. Акустика Амфитеатра была столь хороша, что слова его были услышаны на самой дальней скамье. — Отказываешься ли ты раз и навсегда от всех прав на престол нашей Империи, охраняемой Фосом?
— Да, конечно. Я отдаю тебе престол по доброй воле. Я…
Время, отпущенное Ортайясу для ответа, истекло, и Туризин остановил его нетерпеливым жестом.
Гай Филипп еле слышно хмыкнул:
— Некоторые вещи не меняются никогда. Держу пари, этот дохлый ублюдок сочинил двухчасовую речь об отречении от престола. Она наверняка лежит у него в кармане, составленная по всем правилам.
— Теперь награда за предательство, — снова заговорил Туризин.
Стражи подняли Ортайяса за ноги и быстро сдернули с него плащ, задрав его Сфранцезу на голову. Толпа заулюлюкала.
— До чего же щуплый пацан, — пробормотал Гай Филипп.
Один из стражей, более крепкий и мускулистый, чем другие, отступил на шаг от несчастного Сфранцеза и дал ему хорошего пинка. Ортайяс взвизгнул и упал на колени.
— Гаврас слишком добр к нему, — разочарованно фыркнул Виридовикс. — Нужно было собрать большую вязанку хвороста, бросить на нее этого дурня и всех его приспешников и сжечь их. Такое зрелище народ запомнил бы надолго, вот уж точно.
— Ты слово в слово повторяешь Комитту Рангаве, — заметил Марк, раздраженный его варварской жестокостью.
— Так поступают друиды, — истово сказал Виридовикс.
Подобным образом кельтские жрецы ублажали своих богов, принося им в жертву воров и убийц… или невинных людей, когда преступников не оказывалось под рукой.
Едва Ортайяс Сфранцез, потирая ушибленную часть тела, поднялся на ноги, один из жрецов Фоса встал со своего места и приблизился к нему, держа в руках ножницы и длинную сверкающую бритву. Толпа, замерла: жрецы всегда были окружены в Видессосе почетом и уважением. Но Марк знал, что никаких жертвоприношений не будет. Еще один жрец поднялся, держа в руках простой голубой плащ и священную книгу — великолепный фолиант в покрытом эмалью бронзовом переплете.
Ортайяс опустил голову и склонился перед первым жрецом. Ножницы сверкнули в лучах осеннего солнца. Локон светло-каштановых волос упал на землю у ног Императора, затем еще один и еще, пока на голове Сфранцеза не осталось несколько жалких клочков. После этого настал черед бритвы, и вскоре голова юноши блистала подобно золотим шарам, венчающим храмы Фоса. Второй жрец подошел к Ортайясу, протянул книгу и сказал:
— Повинуйся закону, который отныне станет законом твоей жизни, если ты захочешь последовать ему. Если же в глубине души ты чувствуешь, что не сможешь вести монашескую жизнь, то скажи об этом сейчас.
Но Ортайяс, как и все вокруг, прекрасно знал, что его ожидает, если он откажется, и ответил не колеблясь:
— Я буду вести жизнь монаха.
Сильным голосом герольд повторил его слова. Толпа ответила громким вздохом. Посвящение в монахи было серьезным делом, даже если и вызвали его такие явно политические причины. В Империи политика часто переплеталась с религией. Скаурус вспомнил Земаркоса из Амориона и непроизвольно стиснул зубы. Жрец повторил предложение еще два раза, получив тот же самый положительный ответ. Передав второму жрецу книгу, он одел новичка-монаха в голубую одежду служителя Фоса и произнес:
— Как голубой плащ Фоса защищает твое нагое тело от холода, так пусть его святость защитит твою душу от зла.
И снова герольд громким голосом повторил его слова.
— Да будет так, — ответил Ортайяс, но голос его потонул в тысяче других голосов, повторяющих эхом слова посвящения. Несмотря на свое равнодушие к религии, Марк был невольно тронут этой молитвой и восхищен силой веры видессиан. Иногда ему почти хотелось разделить ее, но, как и Горгидас, он был слишком привязан к материальному миру, чтобы слиться с миром духовным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113