Там, куда попала влага, буквы и цифры слегка расплылись. Напевая заклинания, Багдасар начал прикасаться обломком гематита к пергаменту.
— Если высокочтимый Курикий имеет отношение к случившемуся, величайший, — объяснил он, — то благодаря связи, установленной моей магией, увлажненные места начнут светиться.
Маниакис молча ждал. Однако ничего не произошло. Минуты через две он спросил:
— Ты сделал все, что было необходимо?
— М-м-м… В общем, да, величайший, — ответил Багдасар. — Нам надлежит сделать вывод, что высокочтимый Курикий не входит в число гнусных злоумышленников, покушавшихся на твою особу.
Указывать Автократору на его ошибку было небезопасно, поэтому голос Багдасара слегка дрожал. Но Маниакис лишь пожал плечами, после чего маг сразу успокоился. Маниакиса известие о невиновности казначея только обрадовало, поскольку оно делало менее вероятной вину Парсмания. Автократору хотелось быть уверенным, что именно Курикия он видел беседующим со своим братом. Но увы…
— Невиновность Курикия, безусловно, не избавляет нас от необходимости проверить его жену. — Багдасар героически не желал упрощать себе жизнь.
— Я уверен, ты проведешь такую проверку должным образом, — рассеянно отозвал Маниакис. Предположение, что Курикий служил лишь посредником между Парсманием и собственной женой, не имея при этом никаких дел с магом, пытавшимся убить Автократора, казалось ему весьма маловероятным. Он почесал подбородок. — Кажется, в моем распоряжении нет никаких документов, написанных высокочтимым Цикастом. Ничего. Я отправлю ему записку, составленную так, что ему придется ответить.
— Величайший, — сказал Камеас, заглянув в дверь, — писец только что доставил необходимые бумаги. Прямиком из архива. — Соблюдая предписанные предосторожности, постельничий не назвал имени Парсмания.
— Пусть войдет, — ответил Маниакис.
Писец, маленький тщедушный человечек в шерстяной домотканой накидке, распростерся перед Автократором, а затем, поднявшись, протянул ему перевязанный лентой свиток пергамента. Развязав ленту, Маниакис убедился, что перед ним действительно одно из распоряжений, отданных Парсманием авангарду давно не существующей армии.
Писец тем временем незаметно испарился. Наверно, поспешил назад, в мрачное здание, где в тысячах и тысячах специальных отверстий, словно в дуплах, спали мириады подобных документов, дожидаясь почти невероятного случая вновь ожить, чтобы оказать влияние на нынешние события. Маниакис забыл о забавном человечке в ту же минуту, как тот вышел за дверь. Все его внимание было сейчас приковано к Багдасару, готовившемуся произвести над пергаментным свитком те же манипуляции, что и над запиской Курикия.
Маг побрызгал на приказ смесью вина и уксуса, после чего снова прочел нараспев заклинания, касаясь пергамента гематитом. И сразу же весь лист засиял мягко светящимися маленькими голубовато-фиолетовыми нимбами.
— Проверка позволяет ответить на вопрос утвердительно, величайший, — сказал Багдасар. Как и Камеас, маг избегал произносить имя Парсмания.
Маниакиса охватила глубокая скорбь.
— Ты совершенно уверен, почтенный маг? — переспросил он. — Нет ли здесь какой-либо ошибки либо не правильного истолкования?
— Нет, величайший. — Багдасар отвечал грустно, но решительно. — Мне очень жаль, что именно через мое посредство ты узнал…
— Твоей вины в том нет, — прервал его Маниакис. — Во всем виноват только мой брат.
Повернувшись, он покинул кабинет и прошел в комнату, где находился его отец.
— Парсманий.
Лицо старшего Маниакиса исказила боль, но он промолчал, лишь кивнул в знак того, что слышал. Автократор вышел на парадную лестницу, на ступеньках которой стояли стражники, велел им разделиться на две группы и приказал командиру одной из групп:
— Ступай, найди Парсмания. В это время дня он, скорее всего, находится в здании Верховной Судебной палаты. Чем бы он ни был занят, немедленно доставь его сюда.
Стражники без лишних вопросов поспешили выполнять приказание. У входа в резиденцию Маниакис наткнулся на поджидавшего его отца.
— Как ты намерен поступить? — спросил тот. — Я имею в виду, что ты намерен с ним сделать?
— Сперва выслушать, — устало ответил Маниакис. — Затем выбрить ему тонзуру и сослать в удаленный монастырь на северном побережье. В Присту. Другого выхода нет. Разве что отрубить ему голову.
— Понимаю. — Старший Маниакис похлопал младшего по плечу:
— Хороший выбор. Лучший из всех возможных. — Он нахмурился:
— Вот уж не думал дожить до такого дня, когда мне придется благодарить одного своего сына за то, что он сохранил жизнь другому. Но дожил. И благодарю.
Маниакис совсем не чувствовал себя великодушным; напротив, он ощущал себя опустошенным, преданным. Тем временем прибыл вестник с ответом Цикаста на послание Автократора. Даже не взглянув на него, Маниакис отправил парня к Багдасару, а сам вышел на порог резиденции и пристально уставился сквозь ветви вишневых деревьев в сторону Высшей Судебной палаты.
Вскоре оттуда показались стражники, тесно обступившие Парсмания, который жаловался на ходу, громогласно и многословно:
— Это оскорбление и грубое попрание моих законных прав, говорю вам! Когда Автократору станет известно, сколь бесцеремонно вы прервали мою важную беседу с высокочтимым Фемистием по поводу поступивших к нему жалоб, величайший…
— Величайший поблагодарит своих людей за неукоснительное выполнение его приказов, — прервал этот словесный поток Маниакис. — Проверьте, нет ли у него оружия, — бросил он стражникам. — Невзирая на бурные протесты Парсмания, воины забрали нож, который тот носил на поясе, а затем после короткого обыска изъяли у него длинный узкий кинжал, спрятанный в левом сапоге. Проделав все это, они провели Парсмания в комнату, где его ждал отец.
— Почему, сынок? — Старший Маниакис упредил вопрос Автократора.
— Что почему? — начал было Парсманий, но, взглянув сперва на отца, а потом на брата, понял, что запираться бессмысленно. Тогда им овладела ярость. — А чего ты ждал, провались ты к Скотосу! Ты отстранил меня от всех своих дел, ты назначил Регория на место, которое должен занимать я, ты…
— Регорий стал севастом в то время, когда мне было неизвестно, жив ты или нет, — устало проговорил Маниакис. — Сколько раз тебе повторять!
— Но даже этого тебе показалось мало! — продолжал Парсманий, пропустив слова брата мимо ушей. — Ты затащил к себе в постель его сестру! Почему бы тебе не пригласить третьим его самого? Кровосмешение с двоюродным братом немногим лучше кровосмешения с родным!
— Будь благоразумнее, сынок! — попросил старший Маниакис. — Тебе следует быть осмотрительнее в речах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148
— Если высокочтимый Курикий имеет отношение к случившемуся, величайший, — объяснил он, — то благодаря связи, установленной моей магией, увлажненные места начнут светиться.
Маниакис молча ждал. Однако ничего не произошло. Минуты через две он спросил:
— Ты сделал все, что было необходимо?
— М-м-м… В общем, да, величайший, — ответил Багдасар. — Нам надлежит сделать вывод, что высокочтимый Курикий не входит в число гнусных злоумышленников, покушавшихся на твою особу.
Указывать Автократору на его ошибку было небезопасно, поэтому голос Багдасара слегка дрожал. Но Маниакис лишь пожал плечами, после чего маг сразу успокоился. Маниакиса известие о невиновности казначея только обрадовало, поскольку оно делало менее вероятной вину Парсмания. Автократору хотелось быть уверенным, что именно Курикия он видел беседующим со своим братом. Но увы…
— Невиновность Курикия, безусловно, не избавляет нас от необходимости проверить его жену. — Багдасар героически не желал упрощать себе жизнь.
— Я уверен, ты проведешь такую проверку должным образом, — рассеянно отозвал Маниакис. Предположение, что Курикий служил лишь посредником между Парсманием и собственной женой, не имея при этом никаких дел с магом, пытавшимся убить Автократора, казалось ему весьма маловероятным. Он почесал подбородок. — Кажется, в моем распоряжении нет никаких документов, написанных высокочтимым Цикастом. Ничего. Я отправлю ему записку, составленную так, что ему придется ответить.
— Величайший, — сказал Камеас, заглянув в дверь, — писец только что доставил необходимые бумаги. Прямиком из архива. — Соблюдая предписанные предосторожности, постельничий не назвал имени Парсмания.
— Пусть войдет, — ответил Маниакис.
Писец, маленький тщедушный человечек в шерстяной домотканой накидке, распростерся перед Автократором, а затем, поднявшись, протянул ему перевязанный лентой свиток пергамента. Развязав ленту, Маниакис убедился, что перед ним действительно одно из распоряжений, отданных Парсманием авангарду давно не существующей армии.
Писец тем временем незаметно испарился. Наверно, поспешил назад, в мрачное здание, где в тысячах и тысячах специальных отверстий, словно в дуплах, спали мириады подобных документов, дожидаясь почти невероятного случая вновь ожить, чтобы оказать влияние на нынешние события. Маниакис забыл о забавном человечке в ту же минуту, как тот вышел за дверь. Все его внимание было сейчас приковано к Багдасару, готовившемуся произвести над пергаментным свитком те же манипуляции, что и над запиской Курикия.
Маг побрызгал на приказ смесью вина и уксуса, после чего снова прочел нараспев заклинания, касаясь пергамента гематитом. И сразу же весь лист засиял мягко светящимися маленькими голубовато-фиолетовыми нимбами.
— Проверка позволяет ответить на вопрос утвердительно, величайший, — сказал Багдасар. Как и Камеас, маг избегал произносить имя Парсмания.
Маниакиса охватила глубокая скорбь.
— Ты совершенно уверен, почтенный маг? — переспросил он. — Нет ли здесь какой-либо ошибки либо не правильного истолкования?
— Нет, величайший. — Багдасар отвечал грустно, но решительно. — Мне очень жаль, что именно через мое посредство ты узнал…
— Твоей вины в том нет, — прервал его Маниакис. — Во всем виноват только мой брат.
Повернувшись, он покинул кабинет и прошел в комнату, где находился его отец.
— Парсманий.
Лицо старшего Маниакиса исказила боль, но он промолчал, лишь кивнул в знак того, что слышал. Автократор вышел на парадную лестницу, на ступеньках которой стояли стражники, велел им разделиться на две группы и приказал командиру одной из групп:
— Ступай, найди Парсмания. В это время дня он, скорее всего, находится в здании Верховной Судебной палаты. Чем бы он ни был занят, немедленно доставь его сюда.
Стражники без лишних вопросов поспешили выполнять приказание. У входа в резиденцию Маниакис наткнулся на поджидавшего его отца.
— Как ты намерен поступить? — спросил тот. — Я имею в виду, что ты намерен с ним сделать?
— Сперва выслушать, — устало ответил Маниакис. — Затем выбрить ему тонзуру и сослать в удаленный монастырь на северном побережье. В Присту. Другого выхода нет. Разве что отрубить ему голову.
— Понимаю. — Старший Маниакис похлопал младшего по плечу:
— Хороший выбор. Лучший из всех возможных. — Он нахмурился:
— Вот уж не думал дожить до такого дня, когда мне придется благодарить одного своего сына за то, что он сохранил жизнь другому. Но дожил. И благодарю.
Маниакис совсем не чувствовал себя великодушным; напротив, он ощущал себя опустошенным, преданным. Тем временем прибыл вестник с ответом Цикаста на послание Автократора. Даже не взглянув на него, Маниакис отправил парня к Багдасару, а сам вышел на порог резиденции и пристально уставился сквозь ветви вишневых деревьев в сторону Высшей Судебной палаты.
Вскоре оттуда показались стражники, тесно обступившие Парсмания, который жаловался на ходу, громогласно и многословно:
— Это оскорбление и грубое попрание моих законных прав, говорю вам! Когда Автократору станет известно, сколь бесцеремонно вы прервали мою важную беседу с высокочтимым Фемистием по поводу поступивших к нему жалоб, величайший…
— Величайший поблагодарит своих людей за неукоснительное выполнение его приказов, — прервал этот словесный поток Маниакис. — Проверьте, нет ли у него оружия, — бросил он стражникам. — Невзирая на бурные протесты Парсмания, воины забрали нож, который тот носил на поясе, а затем после короткого обыска изъяли у него длинный узкий кинжал, спрятанный в левом сапоге. Проделав все это, они провели Парсмания в комнату, где его ждал отец.
— Почему, сынок? — Старший Маниакис упредил вопрос Автократора.
— Что почему? — начал было Парсманий, но, взглянув сперва на отца, а потом на брата, понял, что запираться бессмысленно. Тогда им овладела ярость. — А чего ты ждал, провались ты к Скотосу! Ты отстранил меня от всех своих дел, ты назначил Регория на место, которое должен занимать я, ты…
— Регорий стал севастом в то время, когда мне было неизвестно, жив ты или нет, — устало проговорил Маниакис. — Сколько раз тебе повторять!
— Но даже этого тебе показалось мало! — продолжал Парсманий, пропустив слова брата мимо ушей. — Ты затащил к себе в постель его сестру! Почему бы тебе не пригласить третьим его самого? Кровосмешение с двоюродным братом немногим лучше кровосмешения с родным!
— Будь благоразумнее, сынок! — попросил старший Маниакис. — Тебе следует быть осмотрительнее в речах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148