И когда вы избавитесь от остальных кочевников, от императорских гвардейцев-халога, от сорока тысяч видессианских солдат, размещенных в городе, то все, что вам нужно будет сделать — это держать в узде целый город. Они возненавидят вас вдвойне — как еретиков и как завоевателей. Желаю тебе удачи: она тебе очень пригодится.
Офицер-намдалени вдруг стал похож на Мальрика с его деревянным мечом.
— Значит, ты пришел сюда не для того, чтобы предложить свою помощь в этом деле?
— Союзники? — В той битве, о которой грезил Сотэрик, Скаурус надеялся видеть римлян на другой стороне. Если бы Сотэрик это услышал, он разъярился бы еще больше. Трибун с усмешкой подумал о том, какие чувства обуревают сейчас намдалени. В латинском языке даже не было такого слова. Он нашел его в греческом — хабрис. «Как там писал поэт-трагик? Боги лишают разума тех, кого хотят уничтожить. Горгидас процитировал бы точнее», — подумал он.
Жестокий блеск в глазах Сотэрика немного потускнел, когда он увидел, что Марк не разделяет его радости. Он посмотрел на сестру, желая найти поддержку у нее, но Хелвис не глядела на него. Она была предана Намдалени не меньше, чем ее брат, но слишком хорошо видела реальное положение дел — слишком сложное, не оставляющее камня на камне от радужных надежд на завоевание города.
— Я пришел остановить мятеж, а не начать войну, — произнес Марк в полной тишине. Он искал хоть какую-нибудь причину, которая бы позволила Сотэрику достойно отказаться от своего безумного замысла. — Перед нами во всеоружии стоит Казд. В этой ситуации ни Намдален, ни Империя не могут позволить себе роскоши завести внутренние распри и биться на два фронта.
В его словах было достаточна горькой правды, и Сотэрик, усмехнувшись, задумался. Но его задумчивость не имела ничего общего с замешательством, а усмешка его больше напоминала рычание.
— Ну и что мы должны делать, по-твоему? Скрывать наши убеждения, нашу веру? Убегать от толпы, как последние трусы, — это вместо того чтобы как следует дать им по зубам? Видессиане не стыдятся тыкать нам в нос своими религиозными догмами. Я скорее буду драться, чем поклонюсь грязной толпе, и к черту все, что случится потом!
Гордость в его голосе смешивалась с отчаянием — в этой схватке поражение было неизбежным.
Марк попытался взывать к его здравому смыслу.
— Никто не требует от тебя, чтобы ты вставал на колени, — сказал он. — Прояви немного сдержанности, это убережет нас от больших неприятностей в будущем.
— Пусть проклятые индюки будут сдержанными, — злобно буркнул Сотэрик. «Индюками» в Княжестве называли фанатичных видессиан.
Горячность намдалени начала выводить из себя Марка.
— Это как раз то, о чем я тебе говорил, — сказал он. — Называй их «индюками» почаще, и у тебя появится повод для драки.
До этого момента Хелвис слушала спор брата с римлянином, не принимая ничьей стороны. Но теперь она сказала:
— Мне кажется, что вы оба видите только одну сторону вопроса. Городские жители, возможно, относились бы к нам лучше, если бы мы не тыкали им в лицо своей религией, до которой им нет дела. Но всему же есть предел!.. Если Император хочет, чтобы мы служили ему, то пусть он публично засвидетельствует свое расположение к нам. Тогда никто не посмеет нас оскорблять!
— Должен, должен, должен, — насмешливо повторил Сотэрик. — Он и пальцем не шевельнет ради каких-то наемников!
Нет, у Сотэрика на этот счет имелось другое мнение. Маврикиос или Туризин без колебания пожертвуют воинами Княжества, если намдалени помешают им воевать против Казда. Нефон Комнос тоже, не моргнув глазом, пожертвует ими: ведь они не видессиане. Намдалени были частью той силы, которую Варданес Сфранцез хотел использовать против Гаврасов, что правда, то правда, но популярность Севастоса была в городе слишком низкой, чтобы его желания могли что-то значить.
Но Хелвис нашла ответ, причем, такой умный, что Марк почувствовал себя дураком: и как он сам не додумался до этого!
— А как насчет Бальзамона? — спросила она. — Мне кажется, он честный человек, к тому же это один из тех, к кому прислушиваются видессиане.
— Индюшачий Патриарх, — презрительно сплюнул Сотэрик. — Любой жрец лучше пошлет нас сразу в ад, чем станет помогать нам.
— Когда речь идет о других жрецах — да. Но ведь Бальзамон не похож на других жрецов. Он никогда не преследовал нас, и ты знаешь это, — сказала Хелвис.
— Я думаю, что твоя сестра права, — поддержал ее Марк и рассказал об удивительной терпимости Патриарха Видессоса, в которой убедился во время их встречи в личных покоях Императора.
— Хм-м, — протянул Сотэрик. — Нетрудно быть терпимым за закрытыми дверями. Но сделает ли он такой шаг в открытую — вот в чем вопрос. — И он поднялся из-за стола. — Что ж, тогда нам следует поскорее найти Бальзамона. Я поверю вам только тогда, когда сам смогу убедиться в его терпимости.
Энергия, которую Сотэрик хотел выплеснуть на Видессос, теперь обратилась на его сестру и трибуна.
Хелвис задержалась лишь для того, чтобы позвать сына.
— Пойдем, Мальрик, нам нужно кое с кем встретиться.
Но и это было недостаточно быстро для Сотэрика, который продолжал с ворчанием выталкивать их из казармы.
Он шел так быстро, что вскоре их уже окружала городская суматоха. Резиденция Патриарха помещалась в северной части Видессоса, на территории Великого Храма Фоса. Римлянин, не будучи верующим, не сумел там побывать, но некоторые из легионеров, которые стали поклоняться Фосу, восхищались великолепием этого святилища. Шпили Великого Храма, завершенные золотыми шарами, были видны из любой точки города, но дорога к нему вела через немыслимый лабиринт узеньких улиц. Сотэрик уверенно показывал путь.
Марк видел, что жители города стали относиться к чужеземцам гораздо враждебнее. Ему показалось даже, что горожане демонстративно игнорируют их. Ни один торговец не вышел из лавки навстречу наемникам, бродячие разносчики еды и питья обходили их стороной, даже мальчишки не предлагали им остановиться в харчевне родителей. Трибун с улыбкой вспомнил, как его раздражало назойливое внимание людей после схватки с Авшаром. Теперь он получил то, о чем мечтал тогда, и это ему совсем не нравилось.
Мальрик был возбужден красками, звуками, запахами большого города, так не похожего на унылую казарму. Он старался идти в ногу со взрослыми, но очень уставал, поэтому они по очереди несли его на плечах. Он постоянно повторял: «Подсади меня! Спусти меня на землю! А это что такое?»
Все вокруг было для него интересно: серая в яблоках лошадь, прилавок, маляры, уличная девка в цветастых одеждах.
— А это что такое?
— Хороший вопрос, — хмыкнул Сотэрик, скользнув глазами по девушке, проходивший мимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Офицер-намдалени вдруг стал похож на Мальрика с его деревянным мечом.
— Значит, ты пришел сюда не для того, чтобы предложить свою помощь в этом деле?
— Союзники? — В той битве, о которой грезил Сотэрик, Скаурус надеялся видеть римлян на другой стороне. Если бы Сотэрик это услышал, он разъярился бы еще больше. Трибун с усмешкой подумал о том, какие чувства обуревают сейчас намдалени. В латинском языке даже не было такого слова. Он нашел его в греческом — хабрис. «Как там писал поэт-трагик? Боги лишают разума тех, кого хотят уничтожить. Горгидас процитировал бы точнее», — подумал он.
Жестокий блеск в глазах Сотэрика немного потускнел, когда он увидел, что Марк не разделяет его радости. Он посмотрел на сестру, желая найти поддержку у нее, но Хелвис не глядела на него. Она была предана Намдалени не меньше, чем ее брат, но слишком хорошо видела реальное положение дел — слишком сложное, не оставляющее камня на камне от радужных надежд на завоевание города.
— Я пришел остановить мятеж, а не начать войну, — произнес Марк в полной тишине. Он искал хоть какую-нибудь причину, которая бы позволила Сотэрику достойно отказаться от своего безумного замысла. — Перед нами во всеоружии стоит Казд. В этой ситуации ни Намдален, ни Империя не могут позволить себе роскоши завести внутренние распри и биться на два фронта.
В его словах было достаточна горькой правды, и Сотэрик, усмехнувшись, задумался. Но его задумчивость не имела ничего общего с замешательством, а усмешка его больше напоминала рычание.
— Ну и что мы должны делать, по-твоему? Скрывать наши убеждения, нашу веру? Убегать от толпы, как последние трусы, — это вместо того чтобы как следует дать им по зубам? Видессиане не стыдятся тыкать нам в нос своими религиозными догмами. Я скорее буду драться, чем поклонюсь грязной толпе, и к черту все, что случится потом!
Гордость в его голосе смешивалась с отчаянием — в этой схватке поражение было неизбежным.
Марк попытался взывать к его здравому смыслу.
— Никто не требует от тебя, чтобы ты вставал на колени, — сказал он. — Прояви немного сдержанности, это убережет нас от больших неприятностей в будущем.
— Пусть проклятые индюки будут сдержанными, — злобно буркнул Сотэрик. «Индюками» в Княжестве называли фанатичных видессиан.
Горячность намдалени начала выводить из себя Марка.
— Это как раз то, о чем я тебе говорил, — сказал он. — Называй их «индюками» почаще, и у тебя появится повод для драки.
До этого момента Хелвис слушала спор брата с римлянином, не принимая ничьей стороны. Но теперь она сказала:
— Мне кажется, что вы оба видите только одну сторону вопроса. Городские жители, возможно, относились бы к нам лучше, если бы мы не тыкали им в лицо своей религией, до которой им нет дела. Но всему же есть предел!.. Если Император хочет, чтобы мы служили ему, то пусть он публично засвидетельствует свое расположение к нам. Тогда никто не посмеет нас оскорблять!
— Должен, должен, должен, — насмешливо повторил Сотэрик. — Он и пальцем не шевельнет ради каких-то наемников!
Нет, у Сотэрика на этот счет имелось другое мнение. Маврикиос или Туризин без колебания пожертвуют воинами Княжества, если намдалени помешают им воевать против Казда. Нефон Комнос тоже, не моргнув глазом, пожертвует ими: ведь они не видессиане. Намдалени были частью той силы, которую Варданес Сфранцез хотел использовать против Гаврасов, что правда, то правда, но популярность Севастоса была в городе слишком низкой, чтобы его желания могли что-то значить.
Но Хелвис нашла ответ, причем, такой умный, что Марк почувствовал себя дураком: и как он сам не додумался до этого!
— А как насчет Бальзамона? — спросила она. — Мне кажется, он честный человек, к тому же это один из тех, к кому прислушиваются видессиане.
— Индюшачий Патриарх, — презрительно сплюнул Сотэрик. — Любой жрец лучше пошлет нас сразу в ад, чем станет помогать нам.
— Когда речь идет о других жрецах — да. Но ведь Бальзамон не похож на других жрецов. Он никогда не преследовал нас, и ты знаешь это, — сказала Хелвис.
— Я думаю, что твоя сестра права, — поддержал ее Марк и рассказал об удивительной терпимости Патриарха Видессоса, в которой убедился во время их встречи в личных покоях Императора.
— Хм-м, — протянул Сотэрик. — Нетрудно быть терпимым за закрытыми дверями. Но сделает ли он такой шаг в открытую — вот в чем вопрос. — И он поднялся из-за стола. — Что ж, тогда нам следует поскорее найти Бальзамона. Я поверю вам только тогда, когда сам смогу убедиться в его терпимости.
Энергия, которую Сотэрик хотел выплеснуть на Видессос, теперь обратилась на его сестру и трибуна.
Хелвис задержалась лишь для того, чтобы позвать сына.
— Пойдем, Мальрик, нам нужно кое с кем встретиться.
Но и это было недостаточно быстро для Сотэрика, который продолжал с ворчанием выталкивать их из казармы.
Он шел так быстро, что вскоре их уже окружала городская суматоха. Резиденция Патриарха помещалась в северной части Видессоса, на территории Великого Храма Фоса. Римлянин, не будучи верующим, не сумел там побывать, но некоторые из легионеров, которые стали поклоняться Фосу, восхищались великолепием этого святилища. Шпили Великого Храма, завершенные золотыми шарами, были видны из любой точки города, но дорога к нему вела через немыслимый лабиринт узеньких улиц. Сотэрик уверенно показывал путь.
Марк видел, что жители города стали относиться к чужеземцам гораздо враждебнее. Ему показалось даже, что горожане демонстративно игнорируют их. Ни один торговец не вышел из лавки навстречу наемникам, бродячие разносчики еды и питья обходили их стороной, даже мальчишки не предлагали им остановиться в харчевне родителей. Трибун с улыбкой вспомнил, как его раздражало назойливое внимание людей после схватки с Авшаром. Теперь он получил то, о чем мечтал тогда, и это ему совсем не нравилось.
Мальрик был возбужден красками, звуками, запахами большого города, так не похожего на унылую казарму. Он старался идти в ногу со взрослыми, но очень уставал, поэтому они по очереди несли его на плечах. Он постоянно повторял: «Подсади меня! Спусти меня на землю! А это что такое?»
Все вокруг было для него интересно: серая в яблоках лошадь, прилавок, маляры, уличная девка в цветастых одеждах.
— А это что такое?
— Хороший вопрос, — хмыкнул Сотэрик, скользнув глазами по девушке, проходивший мимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103