Он постоял немного, а потом присел на корточки возле теплой пещерной стены,
В гостиной стало тихо. И в той, смежной комнате тоже не было слышно женских голосов. Вождь смекнул: они притаились и подслушивают мужской разговор.
Ахаун сказал:
– Уакаст, у меня собрались наши лучшие люди…
Тот коротко кивнул.
– Они хотят выслушать тебя…
Снова короткий кивок.
– Им не терпится узнать, что ты задумал.
Гости прорычали что-то невнятное, но, по-видимому, одобрительное: да, они желают послушать этого человека. Который у стены. Который на корточках.
– Говори, – сказал Ахаун. – Мы слушаем.
Уакаст задумался. Кашлянул. Почесал кончик носа.
И начал, упершись взглядом в земляной пол:
– Я хотел сообщить нечто.,. Может быть, я самоуверен?.. Это решите вы сами… Нет, я, кажется, взялся за дело не с той стороны…
«Он к тому же еще и косноязычен», – подумал вождь. Ему даже стало жалко этого хилого человека, пытавшегося что-то сделать. Причем искренне…
– Ну вот, теперь я нащупал свою мысль, – продолжал Уакаст извиняющимся тоном. И оживился: – Я много лет наблюдал людей. Много лет я слушал их. Особенно стариков. Потом я наблюдал себя. Я даже готов был умереть…
– Умереть?! – воскликнул вождь.
– Да, умереть.
– Закрыть глаза я…
– Вот именно.
Этот Уакаст говорил о смерти так, словно собирался сходить на берег реки и утолить жажду. Гости переглянулись, но не проронили ни слова. Уакаст пояснил:
– Я готов был умереть ради выяснения истины…
– Чего? Чего? – перебил его зверолов.
– Истины.
– Это еще что такое?
– Истина?
– Да, эта самая!.. С чем ее жрут?!
Уакаст пожал плечами Он решил, что лучше всего продолжить свой рассказ…
– Одним словом я не спал много ночей. Порой ходил и думал. Наяву. А будто бы во сне…
– Постой, постой! – промычал следопыт. – Как это – во сне? Этого не бывает!
– Где? – спросил тихим голосом Уакаст. – Где не бывает?
– Со мной не бывает!
– Верю. Я верю тебе. А со мной это случается, и довольно часто.
«Сейчас они начнут хохотать», – подумал вождь, едва сдерживая себя. Поэтому он ни на кого не глядел.
– Да, со мной это случается, – продолжал Уакаст, – особенно в последнее время, когда я пришел к твердому убеждению.
– К чему? К чему? – разом выкрикнули гости.
– К твердому убеждению.
– Слова-то какие! – проворчал метатель камней.
– Говори дальше, – предложил вождь.
– Чтобы не утруждать вашего внимания, я скажу покороче. Значит, так: наблюдая человека в его повседневной жизни, я пришел к заключению, что…
Уакаст умолк, глубоко вздохнул, словно готовясь к большому прыжку.
«Да говори же… Говори же ты…» – подумал вождь и в сердцах вырвал волос из бороды.
Гостей утомило это длинное вступление. Это похоже на то, что поставили перед тобой жареную дичь, а забавляют праздной болтовней. Ты голову не морочь, подавай самую суть! Да поживее!..
– …я пришел к заключению, что очень важно мыть руки в воде. Мытье рук, особенно в проточной воде, многим продлит жизнь и значительно улучшит состояние здоровья…
– Чего? Чего? – вопросил метатель камней, хотя он отлично слышал каждое слово Уакаста.
Уакаст спокойно и неторопливо повторил:
– Значительно улучшит состояние здоровья…
– Мытье рук?
– В проточной воде?
– При чем здесь руки?!
– И при чем вода?
Так говорили гости, а точнее – выкрикивали. По всему чувствовалось что они крайне возбуждены. То есть возбуждены настолько, что готовы отлупить этого чудака несущего такую околесицу, которую и слушать невозможно
– Да, – невозмутимо продолжал Уакаст, – я точно установил это. Я много голодал на своем веку. И много холодал. Порою глина была мне пищей. Очень часто голова моя находилась под уступом скалы, в то время как по телу моему хлестал ливень. Но я все сносил в надежде, что открою нечто, что весьма и весьма будет полезно для всех, для всего мира, который между Тигром и Евфратом…
Вождь остановил его Он потребовал полной тишины, чтобы и мухи не слышно было.
– Уакаст, – сказал вождь, – значит, так; я мою руки, и здоровье мое улучшается?
– Если угодно, то да!
– Значит, так: я мою руки, и дни моей жизни продлятся?
– Да!
Вождь не унимался, хотя этот Уакаст отвечал недвусмысленно и четко:
– Значит, так: все наше племя моет руки, и оно здоровеет?
– Да!
И тут вождь не выдержал – покатился на землю, хохоча, исходя слезами от хохота. За ним, не выдержав, последовали все гости, все до единого. Они катались как дети, они ошалело смеялись – визжали, пищали гоготали. Каждый на свой особый манер.
Уакаст еще больше побледнел. Он стал желтее глины. И звездочки в его глазах погасли.
Вождь едва перевел дух. Едва пришел в себя.
– Вы слышали этого чудака? – проговорил он не без труда. – Нет, вы слышали?! Вон отсюда, несчастный! Чтобы ноги твоей не видел здесь! Надувай кого-нибудь, кто поглупее! Вон! Вон! Вон!
Откуда-то из глубины пещеры полетели в Уакаста обглоданные оленьи кости. Уакаст не стал дожидаться, когда ему проломят голову, он выскочил наружу. Он бросился в ближайший лесок.
– Нет, вы слышали? – неистовствовал вождь. – Пришел разнесчастный чудак и стал молоть такую чепуху, точно перед ним дети!
– Охе-хо!
– Аха-ха!
– Хи-хи-хи!
– Хэ-хэ хэ!
– Го-го-го!
Это смеялись над чудаком.
Измывались над его бредовыми мыслями.
Над его словами.
Над его руками.
И водою, которая, дескать, столь целебна…
Охо-хо! Аха-ха! Хи-хи-хи! Хэ-хэ-хэ! Го-го-го!
Горы содрогались от этого могучего смеха…
1970
Смерть святого Симона Кананита
1
Случилось это в сороковой год от рождества Христова в местечке, именуемом Псырцха, на земле диких абасгов.
Святой апостол Симон Кананит обошел много земель от северных пределов Египта до самых Кавказских гор. Неся благую весть, он вступил на землю колхов и, пренебрегая крайней усталостью, двинулся дальше.
Он шел, как простой странник, питаясь корнями диких кустарников, утоляя жажду у лесных родников. Борода ею спуталась, пожелтела от пыли, ноги покрылись язвами, грубая власяница сопрела от пота. Влекомый несокрушимой верой в учение Христово, апостол достиг Абасгии.
Силы покидали его. И все-таки он шел вперед. День проводил в пути, а ночь – в горячих молитвах. Абасги, одетые в яркие одежды, приветливо встречали святого старца, кормили диким медом и кислым молоком. Апостол подолгу разговаривал с ними, пытаясь обратить их к великой вере Христовой. Он терпеливо благовествовал, и слово богово, казалось, с трудом проникало в их грубые души, ибо абасги отвечали так:
– Добрый странник, ты гость наш, и двери наших хижин открыты для тебя. Что же до твоих слов, смысл которых едва постигается нами, мы подумаем о них после. После того, как ты побываешь в Псырцхе и наши вожди убедятся в истинности твоих речей.
Апостол осенял их крестным знамением, говоря:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
В гостиной стало тихо. И в той, смежной комнате тоже не было слышно женских голосов. Вождь смекнул: они притаились и подслушивают мужской разговор.
Ахаун сказал:
– Уакаст, у меня собрались наши лучшие люди…
Тот коротко кивнул.
– Они хотят выслушать тебя…
Снова короткий кивок.
– Им не терпится узнать, что ты задумал.
Гости прорычали что-то невнятное, но, по-видимому, одобрительное: да, они желают послушать этого человека. Который у стены. Который на корточках.
– Говори, – сказал Ахаун. – Мы слушаем.
Уакаст задумался. Кашлянул. Почесал кончик носа.
И начал, упершись взглядом в земляной пол:
– Я хотел сообщить нечто.,. Может быть, я самоуверен?.. Это решите вы сами… Нет, я, кажется, взялся за дело не с той стороны…
«Он к тому же еще и косноязычен», – подумал вождь. Ему даже стало жалко этого хилого человека, пытавшегося что-то сделать. Причем искренне…
– Ну вот, теперь я нащупал свою мысль, – продолжал Уакаст извиняющимся тоном. И оживился: – Я много лет наблюдал людей. Много лет я слушал их. Особенно стариков. Потом я наблюдал себя. Я даже готов был умереть…
– Умереть?! – воскликнул вождь.
– Да, умереть.
– Закрыть глаза я…
– Вот именно.
Этот Уакаст говорил о смерти так, словно собирался сходить на берег реки и утолить жажду. Гости переглянулись, но не проронили ни слова. Уакаст пояснил:
– Я готов был умереть ради выяснения истины…
– Чего? Чего? – перебил его зверолов.
– Истины.
– Это еще что такое?
– Истина?
– Да, эта самая!.. С чем ее жрут?!
Уакаст пожал плечами Он решил, что лучше всего продолжить свой рассказ…
– Одним словом я не спал много ночей. Порой ходил и думал. Наяву. А будто бы во сне…
– Постой, постой! – промычал следопыт. – Как это – во сне? Этого не бывает!
– Где? – спросил тихим голосом Уакаст. – Где не бывает?
– Со мной не бывает!
– Верю. Я верю тебе. А со мной это случается, и довольно часто.
«Сейчас они начнут хохотать», – подумал вождь, едва сдерживая себя. Поэтому он ни на кого не глядел.
– Да, со мной это случается, – продолжал Уакаст, – особенно в последнее время, когда я пришел к твердому убеждению.
– К чему? К чему? – разом выкрикнули гости.
– К твердому убеждению.
– Слова-то какие! – проворчал метатель камней.
– Говори дальше, – предложил вождь.
– Чтобы не утруждать вашего внимания, я скажу покороче. Значит, так: наблюдая человека в его повседневной жизни, я пришел к заключению, что…
Уакаст умолк, глубоко вздохнул, словно готовясь к большому прыжку.
«Да говори же… Говори же ты…» – подумал вождь и в сердцах вырвал волос из бороды.
Гостей утомило это длинное вступление. Это похоже на то, что поставили перед тобой жареную дичь, а забавляют праздной болтовней. Ты голову не морочь, подавай самую суть! Да поживее!..
– …я пришел к заключению, что очень важно мыть руки в воде. Мытье рук, особенно в проточной воде, многим продлит жизнь и значительно улучшит состояние здоровья…
– Чего? Чего? – вопросил метатель камней, хотя он отлично слышал каждое слово Уакаста.
Уакаст спокойно и неторопливо повторил:
– Значительно улучшит состояние здоровья…
– Мытье рук?
– В проточной воде?
– При чем здесь руки?!
– И при чем вода?
Так говорили гости, а точнее – выкрикивали. По всему чувствовалось что они крайне возбуждены. То есть возбуждены настолько, что готовы отлупить этого чудака несущего такую околесицу, которую и слушать невозможно
– Да, – невозмутимо продолжал Уакаст, – я точно установил это. Я много голодал на своем веку. И много холодал. Порою глина была мне пищей. Очень часто голова моя находилась под уступом скалы, в то время как по телу моему хлестал ливень. Но я все сносил в надежде, что открою нечто, что весьма и весьма будет полезно для всех, для всего мира, который между Тигром и Евфратом…
Вождь остановил его Он потребовал полной тишины, чтобы и мухи не слышно было.
– Уакаст, – сказал вождь, – значит, так; я мою руки, и здоровье мое улучшается?
– Если угодно, то да!
– Значит, так: я мою руки, и дни моей жизни продлятся?
– Да!
Вождь не унимался, хотя этот Уакаст отвечал недвусмысленно и четко:
– Значит, так: все наше племя моет руки, и оно здоровеет?
– Да!
И тут вождь не выдержал – покатился на землю, хохоча, исходя слезами от хохота. За ним, не выдержав, последовали все гости, все до единого. Они катались как дети, они ошалело смеялись – визжали, пищали гоготали. Каждый на свой особый манер.
Уакаст еще больше побледнел. Он стал желтее глины. И звездочки в его глазах погасли.
Вождь едва перевел дух. Едва пришел в себя.
– Вы слышали этого чудака? – проговорил он не без труда. – Нет, вы слышали?! Вон отсюда, несчастный! Чтобы ноги твоей не видел здесь! Надувай кого-нибудь, кто поглупее! Вон! Вон! Вон!
Откуда-то из глубины пещеры полетели в Уакаста обглоданные оленьи кости. Уакаст не стал дожидаться, когда ему проломят голову, он выскочил наружу. Он бросился в ближайший лесок.
– Нет, вы слышали? – неистовствовал вождь. – Пришел разнесчастный чудак и стал молоть такую чепуху, точно перед ним дети!
– Охе-хо!
– Аха-ха!
– Хи-хи-хи!
– Хэ-хэ хэ!
– Го-го-го!
Это смеялись над чудаком.
Измывались над его бредовыми мыслями.
Над его словами.
Над его руками.
И водою, которая, дескать, столь целебна…
Охо-хо! Аха-ха! Хи-хи-хи! Хэ-хэ-хэ! Го-го-го!
Горы содрогались от этого могучего смеха…
1970
Смерть святого Симона Кананита
1
Случилось это в сороковой год от рождества Христова в местечке, именуемом Псырцха, на земле диких абасгов.
Святой апостол Симон Кананит обошел много земель от северных пределов Египта до самых Кавказских гор. Неся благую весть, он вступил на землю колхов и, пренебрегая крайней усталостью, двинулся дальше.
Он шел, как простой странник, питаясь корнями диких кустарников, утоляя жажду у лесных родников. Борода ею спуталась, пожелтела от пыли, ноги покрылись язвами, грубая власяница сопрела от пота. Влекомый несокрушимой верой в учение Христово, апостол достиг Абасгии.
Силы покидали его. И все-таки он шел вперед. День проводил в пути, а ночь – в горячих молитвах. Абасги, одетые в яркие одежды, приветливо встречали святого старца, кормили диким медом и кислым молоком. Апостол подолгу разговаривал с ними, пытаясь обратить их к великой вере Христовой. Он терпеливо благовествовал, и слово богово, казалось, с трудом проникало в их грубые души, ибо абасги отвечали так:
– Добрый странник, ты гость наш, и двери наших хижин открыты для тебя. Что же до твоих слов, смысл которых едва постигается нами, мы подумаем о них после. После того, как ты побываешь в Псырцхе и наши вожди убедятся в истинности твоих речей.
Апостол осенял их крестным знамением, говоря:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119