Какое приятное зрелище! Первые люди Кеми изогнулись в верноподданническом поклоне. Спины, спины, спины. Головы где то внизу. Одни спины! А еще – и зады.
Музыка оборвалась. Медленно разгибала спину толпа И тут раздался голос Или, начальника царских покоев. Он читал по свитку. А стоял он позади их величеств.
Эйе подумал:
«. А ведь совсем недавно все было по-иному… Рядом стояла Нафтита. Их окружали прелестные дочери. Никогда бы не получил свитка этот дерущий свою глотку Ипи. Но время летит быстро. Не успеешь оглянуться – и над твоей седой головой появится новый повелитель…»
Эйе оглянулся вокруг – медленно, сановно, с дежурной улыбкой на губах. А глаза – настороженные. А в голове – разные, очень разные мысли. И о том, и о сем. Кстати и о будущем повелителе. Если случится самое худшее с его величеством… «Кто же? Кто?.. Что-то не видно его высочества Семнех-ке-рэ… Мальчик Тутанхатон играет в камешки. У Нафтиты. В Северном дворце… Так кто же?..»
Эйе скользит острым взглядом по лицам: жирным, худым, старым, моложавым, молодым, юношеским… Кто же? Кто?.. Этот? Едва ли. Тот? Никогда! Грузно, как гранитный обелиск, вкопан в Дорогу Хоремхеб. Он ни на кого не смотрит. Ни вверх, ни вниз, ни вправо, ни влево… Хоремхеб, Хоремхеб… Эйе говорит «нет» – и взгляд его скользит дальше, дальше, по кругу. Где же все-таки Семнех-ке-рэ? Разве не ему было обещано соправительство? Не он ли истинный престолонаследник?
Ипи оглашает царский указ. Царская милость безгранична. Она отмечает каждого верного слугу, как бы далеко или близко он ни находился. Глаз его величества верен. Щедрость его общеизвестна. Вот и нынче открылось его большое сердце навстречу своим рабам, присутствующим вот здесь, у подножия высокого моста, на Дороге фараона.
Называется имя Эйе. Царь улыбается своему старому наставнику. Руки Кийи сыплют золото. Чистое золото. Сверкающее на солнце, как огонь. Круглое, изогнутое в виде молодого месяца золото. Золото в слитках. Все это падает сверху нескончаемой щедростью. Эйе благодарен. Он ловит награду. А царь улыбается. Дарит ему свою благосклонность и золото. Благой бог простирает над ним свои руки, отмечающие наградой верного слугу.
Называется имя Туту… Имя Хоремхеба… Имя больного, безнадежно больного Мериры Первого… Слышно: Панехси, Пауах, Хотияи, Яхмес, Нехемпаатон, Ипи, Юти, Бек, Джехутимес, Усер, Пенту, Апи…
Эти и многие другие имена. Знакомые всем. Известные всем. В обеих частях Кеми. Имена разносятся по Дороге. И каждый названный громко возвеличивает его величество, ее величество, весь Великий Дом благого бога… Награды, награды, награды… Очень много наград. Они сыплются, как звезды в звездопад. И весь мир ликуя смотрит на его величество. Фараон простирает благодарственные руки отцу своему. Который вверху. Который в небе. Прямо над головой. Каждый луч которого – анх – жизнь, – дарующий тепло всему сущему на земле.
Голос Ипи называет имя Бакурро.
– Кто это? – спрашивает Хоремхеб.
Туту удивленно пожимает плечами:
– Кто это?
Эйе с трудом вспоминиет это имя. Кто это? Чем заслужил награду, милость его величества? Какой Бакурро? Может, писец? Если нет, так кто же?
На середину круга выходит Бакурро: ровный, бледный, взволнованный. Бросается наземь. Лежит, распластавшись. Пока его величество молчит. Но вот слышится короткое: «Встань».
Писец подымается. Недостойный. Не смеет поднять глаза.
– Бакурро, – слышит Бакурро голос его величества.
– Бакурро, – произносит Кийа.
– Он здесь, твой раб, – говорит Бакурро.
И к его ногам сыплется награда. Он не успевает подбирать золото на земле. Снова и снова падает с неба золото. И все удивленно глядят на это чудо – ибо награду получает безвестный писец. И все спрашивают себя: за что? Одни – с любопытством великим, другие – с завистью.
Бакурро смущен. Подавлен. Не ожидал этого. Но кто же ожидал? Писец пятится назад. Как бы не наступить невзначай на ноги какому-нибудь великому вельможе!.. Снова заиграл оркестр. Хор запел торжественный гимн Атону, взирающему на великих мира сего с необозримой небесной голубизны.
Его величество медленно проходит на западную половину дворца. На полплеча от него – Кийа. Такая прекрасная в этот день. Угодная его величеству и великому богу на небе.
Флейты продолжают заливаться сладчайшими звуками. Арфы приятно раздирают душу. Голоса мужского хора возносят горячую любовь богу Атону.
Высшие сановники медленно движутся к воротам, что направо. Чтобы отобедать с его величеством. На свежем воздухе. Под широким навесом среди широкого двора.
Бакурро остается один. С большой наградой. Очень тяжелой. А ему кажется, что все это во сне. Вернее, продолжение вчерашнего сна, когда он возвратился к себе домой после беседы с его величеством.
Бакурро один.
Совсем один…
Решение
Нефтеруф осторожно переступает порог. Так выходит лев на лесную прогалину: неслышно, готовый ко всему.
– Госпожа, ты одна?
Ка-Нефер кивает: да, одна. Ахтой приглашен на церемонию к Прекрасному мосту, который перекинут через Дорогу фараона.
– Там раздают награды, – сообщил Нефтеруф. – Госпожа, к тебе – гость.
Из-за спины Нефтеруфа показался Шери. Внешне спокойный. Сосредоточенный. Мудрый.
Ка-Нефер протянула ему обе руки. Она была очень рада. Давно не видела Шери. Это ее наставник. Ее спаситель. Ка-Нефер преклонила колени.
– Добро пожаловать, уважаемый Шери, – сказала она.
Он быстро поднял ее, поцеловал отеческим поцелуем в лоб. Прижал ее к своему сердцу.
– Я знал, что ты станешь красавицей. Но я не думал, что сердце твое будет кремнем и сама ты – вся как кремень.
Она усадила дорогого гостя. Принесла в кувшине прохладного пива, пшеничных лепешек и холодной телятины. Шери не прикоснулся к еде. Мигом перешел к делу. Точно не было у него ни мгновения свободного времени.
– Я хочу говорить, Ка-Нефер.
– Здесь нет никого, кроме нас.
В комнате было сумеречно и оттого прохладно. Все трое сидели на циновках. Легкая занавеска на окне колыхалась под дуновением речного ветерка.
– Ка-Нефер, я хочу, чтобы ты знала мое мнение. Если заметишь в чем-либо неточность – останови меня Слишком дело велико. Оно должно быть обдумано всесторонне. И никто не должен чураться замечаний – крутых ли, доброжелательных ли. Повторяю: слишком велико дело, за которое взялись. На нас с надеждой смотрят наши единомышленники. Позор нам, если мы сплошаем по своему высокомерию или невежеству!
– Ты прав, Шери.
– Трижды прав, – подтвердила Ка-Нефер.
Шери сделал жест – как бы разворачивая папирусный свиток – и заговорил медленно и тихо, словно читая по нему.
– Начну с допущения. Допустим, что в скором времени боги призовут фараона на поля Иалу. Это может случиться. И по воле богов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Музыка оборвалась. Медленно разгибала спину толпа И тут раздался голос Или, начальника царских покоев. Он читал по свитку. А стоял он позади их величеств.
Эйе подумал:
«. А ведь совсем недавно все было по-иному… Рядом стояла Нафтита. Их окружали прелестные дочери. Никогда бы не получил свитка этот дерущий свою глотку Ипи. Но время летит быстро. Не успеешь оглянуться – и над твоей седой головой появится новый повелитель…»
Эйе оглянулся вокруг – медленно, сановно, с дежурной улыбкой на губах. А глаза – настороженные. А в голове – разные, очень разные мысли. И о том, и о сем. Кстати и о будущем повелителе. Если случится самое худшее с его величеством… «Кто же? Кто?.. Что-то не видно его высочества Семнех-ке-рэ… Мальчик Тутанхатон играет в камешки. У Нафтиты. В Северном дворце… Так кто же?..»
Эйе скользит острым взглядом по лицам: жирным, худым, старым, моложавым, молодым, юношеским… Кто же? Кто?.. Этот? Едва ли. Тот? Никогда! Грузно, как гранитный обелиск, вкопан в Дорогу Хоремхеб. Он ни на кого не смотрит. Ни вверх, ни вниз, ни вправо, ни влево… Хоремхеб, Хоремхеб… Эйе говорит «нет» – и взгляд его скользит дальше, дальше, по кругу. Где же все-таки Семнех-ке-рэ? Разве не ему было обещано соправительство? Не он ли истинный престолонаследник?
Ипи оглашает царский указ. Царская милость безгранична. Она отмечает каждого верного слугу, как бы далеко или близко он ни находился. Глаз его величества верен. Щедрость его общеизвестна. Вот и нынче открылось его большое сердце навстречу своим рабам, присутствующим вот здесь, у подножия высокого моста, на Дороге фараона.
Называется имя Эйе. Царь улыбается своему старому наставнику. Руки Кийи сыплют золото. Чистое золото. Сверкающее на солнце, как огонь. Круглое, изогнутое в виде молодого месяца золото. Золото в слитках. Все это падает сверху нескончаемой щедростью. Эйе благодарен. Он ловит награду. А царь улыбается. Дарит ему свою благосклонность и золото. Благой бог простирает над ним свои руки, отмечающие наградой верного слугу.
Называется имя Туту… Имя Хоремхеба… Имя больного, безнадежно больного Мериры Первого… Слышно: Панехси, Пауах, Хотияи, Яхмес, Нехемпаатон, Ипи, Юти, Бек, Джехутимес, Усер, Пенту, Апи…
Эти и многие другие имена. Знакомые всем. Известные всем. В обеих частях Кеми. Имена разносятся по Дороге. И каждый названный громко возвеличивает его величество, ее величество, весь Великий Дом благого бога… Награды, награды, награды… Очень много наград. Они сыплются, как звезды в звездопад. И весь мир ликуя смотрит на его величество. Фараон простирает благодарственные руки отцу своему. Который вверху. Который в небе. Прямо над головой. Каждый луч которого – анх – жизнь, – дарующий тепло всему сущему на земле.
Голос Ипи называет имя Бакурро.
– Кто это? – спрашивает Хоремхеб.
Туту удивленно пожимает плечами:
– Кто это?
Эйе с трудом вспоминиет это имя. Кто это? Чем заслужил награду, милость его величества? Какой Бакурро? Может, писец? Если нет, так кто же?
На середину круга выходит Бакурро: ровный, бледный, взволнованный. Бросается наземь. Лежит, распластавшись. Пока его величество молчит. Но вот слышится короткое: «Встань».
Писец подымается. Недостойный. Не смеет поднять глаза.
– Бакурро, – слышит Бакурро голос его величества.
– Бакурро, – произносит Кийа.
– Он здесь, твой раб, – говорит Бакурро.
И к его ногам сыплется награда. Он не успевает подбирать золото на земле. Снова и снова падает с неба золото. И все удивленно глядят на это чудо – ибо награду получает безвестный писец. И все спрашивают себя: за что? Одни – с любопытством великим, другие – с завистью.
Бакурро смущен. Подавлен. Не ожидал этого. Но кто же ожидал? Писец пятится назад. Как бы не наступить невзначай на ноги какому-нибудь великому вельможе!.. Снова заиграл оркестр. Хор запел торжественный гимн Атону, взирающему на великих мира сего с необозримой небесной голубизны.
Его величество медленно проходит на западную половину дворца. На полплеча от него – Кийа. Такая прекрасная в этот день. Угодная его величеству и великому богу на небе.
Флейты продолжают заливаться сладчайшими звуками. Арфы приятно раздирают душу. Голоса мужского хора возносят горячую любовь богу Атону.
Высшие сановники медленно движутся к воротам, что направо. Чтобы отобедать с его величеством. На свежем воздухе. Под широким навесом среди широкого двора.
Бакурро остается один. С большой наградой. Очень тяжелой. А ему кажется, что все это во сне. Вернее, продолжение вчерашнего сна, когда он возвратился к себе домой после беседы с его величеством.
Бакурро один.
Совсем один…
Решение
Нефтеруф осторожно переступает порог. Так выходит лев на лесную прогалину: неслышно, готовый ко всему.
– Госпожа, ты одна?
Ка-Нефер кивает: да, одна. Ахтой приглашен на церемонию к Прекрасному мосту, который перекинут через Дорогу фараона.
– Там раздают награды, – сообщил Нефтеруф. – Госпожа, к тебе – гость.
Из-за спины Нефтеруфа показался Шери. Внешне спокойный. Сосредоточенный. Мудрый.
Ка-Нефер протянула ему обе руки. Она была очень рада. Давно не видела Шери. Это ее наставник. Ее спаситель. Ка-Нефер преклонила колени.
– Добро пожаловать, уважаемый Шери, – сказала она.
Он быстро поднял ее, поцеловал отеческим поцелуем в лоб. Прижал ее к своему сердцу.
– Я знал, что ты станешь красавицей. Но я не думал, что сердце твое будет кремнем и сама ты – вся как кремень.
Она усадила дорогого гостя. Принесла в кувшине прохладного пива, пшеничных лепешек и холодной телятины. Шери не прикоснулся к еде. Мигом перешел к делу. Точно не было у него ни мгновения свободного времени.
– Я хочу говорить, Ка-Нефер.
– Здесь нет никого, кроме нас.
В комнате было сумеречно и оттого прохладно. Все трое сидели на циновках. Легкая занавеска на окне колыхалась под дуновением речного ветерка.
– Ка-Нефер, я хочу, чтобы ты знала мое мнение. Если заметишь в чем-либо неточность – останови меня Слишком дело велико. Оно должно быть обдумано всесторонне. И никто не должен чураться замечаний – крутых ли, доброжелательных ли. Повторяю: слишком велико дело, за которое взялись. На нас с надеждой смотрят наши единомышленники. Позор нам, если мы сплошаем по своему высокомерию или невежеству!
– Ты прав, Шери.
– Трижды прав, – подтвердила Ка-Нефер.
Шери сделал жест – как бы разворачивая папирусный свиток – и заговорил медленно и тихо, словно читая по нему.
– Начну с допущения. Допустим, что в скором времени боги призовут фараона на поля Иалу. Это может случиться. И по воле богов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119