Человек не может драться всю жизнь…
– Не может, – повторил Семнех-ке-рэ.
– Ему нужна и передышка…
– Нужна.
– Он рожден не для того, чтобы драться всю жизнь.
– Верно!
– А для того, чтобы жить. Наслаждаться. Молиться его величеству Атону. Слагать гимны. Работать на полях. Кормить семью и детей.
– Зто так. Это так.
– Что осталось от Хуфу?
– Пирамида величайшая.
– А где тело Хуфу?
– Давно сгнило!
– Пирамиду сложили не воины. Не люди вроде Хоремхеба! А люди с отвесами и молотками в руках. Так почему же мы должны отдавать предпочтение войне?!
– Не должны.
– Я и говорю!.. А что этот Хоремхеб?
Семнех-ке-рэ подумал немного, по-детски напряг лоб и сказал:
– Может, прогнать Хоремхеба подальше?
– Почему?
– Он – негодяй!
Его величество вдруг расхохотался. Он встал. Хохоча, прошелся до угла. Вернулся назад.
– Нет, так нельзя, – сказал он обескураженному Семнех-ке-рэ. – Во дворце нужны разные люди. Даже негодяи.
– Зачем?
– Негодяи?
– Да.
– На всякий случай…
Семнех-ке-рэ сидел почтительно – ровно, сложив руки на коленях. Что же это получается? Терпеть негодяев, чтобы пользоваться их услугами? Это же противно совести. Да, тяжела участь фараона, если он принужден терпеть негодяя у себя под боком.
Эхнатон продолжал:
– Со временем ты узнаешь многое. Тронный зал таит много секретов. Когда ты облачишься в одежды и наденешь на голову бело-красную корону – смиришься и с тем, что не допускаешь сейчас к своему сердцу. Все тогда поймешь! Ты будешь смотреть в глаза приближенных совсем иначе. Они будут искать в зрачках твоих сокровенный смысл. Но и ты будешь стараться прочесть тайные письмена, которые в сердцах. За это я ручаюсь! И вот тогда ты поймешь, что непременно нужны и негодяи. Рядом с честными…
– Не понимаю, – упрямо сказал Семнех-ке-рэ.
– Может, не понимаешь и не поймешь никогда, но держать возле себя негодяя будешь. Ты сам увидишь, что без этого трудно. Почти невозможно.
– Это ужасно! – И Семнех-ке-рэ содрогнулся. Ему стало не по себе.
«…Милый, милый мальчик! Лучше такой на троне, нежели отпетый негодяй. Ни один негодяй не приносил пользы стране. Может ли негодяй сотворить полезное только потому, что воссел на трон? Нет, такого не бывает! Вся история Кеми свидетельствует об этом… Выбор мой верен! Мне нужен богобоязненный человек – служитель Атона беспрекословный Только такой поведет Кеми к процветанию. Только такой сулит надежды. Только такой угоден Великому Диску!..»
– Итак, – заключил его величество, – мы, кажется, договорились с тобой насчет негодяев. Знай наперед, что не следует их полностью отвращать от себя. Держи их в узде, используй по своему усмотрению. Наш великий завоеватель Тутмос Третий был головорезом по характеру своему. Будучи умным от природы и образованным, он приблизил к себе наиболее степенных и осторожных. Он как бы уравновесил чашу весов…
«.. Что-то я не слыхал прежде таких речей от его величества. По-моему, относительно негодяев Ахнаяти был иного мнения. Отчего такая перемена во взглядах? Значит, права Нафтита, когда сетует на фараона… Вот оно как? – союз с негодяями, значит!»
– Должен сказать тебе, дорогой Семнех-ке-рэ: фараон мужает с годами. – Его величество вытянул шею и выпучил глаза, словно прислушивался к шороху. – Я признаюсь тебе: я только-только начинаю постигать всю глубину государственной мудрости. Я простер свою руку над Кеми. Все двадцать князей Та-Мета покорны беспрекословно. Все двадцать два князя Та-Реса склоняются к моим стопам. Нет провинции, где бы не низвергли презренного Амона! Сила моя подобна Хапи в месяц хойяк, когда воды заливают все Кеми. Я говорю не о военной силе, но о мощи духовной, вдохновленной нашим солнцеликим отцом. Скажи мне по совести, дорогой Семнех-ке-рэ, был фараон сильней и дерзновенней меня? А ну-ка, загляни в глубь веков!
И Семнех-ке-рэ ответил вполне искренне (а иначе он не умел):
– Нет, твое величество, это ты сверг Амона и возвеличил бога истинного, бога животворного. И – Кеми отвратил от себя лик Амона, ибо слово фараоново могучее! И нету больше силы во всей вселенной, которая бы повернула твою колесницу солнцеподобную назад. Ведь не текут же реки вспять?
– Не текут…
– Ты покорил многочисленных богов и врагов своих так, как это под стать только льву пустыни, – одним ударом! Только одним ударом!
Фараону понравилась эта мысль. Его словно бы кто-то подтолкнул эдак легонько в бок и указал на самую сильную сторону его характера. Он был очень доволен.
– Да, Семнех-ке-рэ, пожалуй, ты прав именно одним ударом, одним прыжком! Какой же дуралей прыгает через глубокий канал в два прыжка?!
Семнех-ке-рэ кивал ему. Улыбался. Чуть подобострастно. Впрочем, его величество этого не замечал. Он, казалось, упивался мощью своей, сковавшей страну толстой цепью На бледном лице фараона проступил румянец. Такой неяркий. На острых скулах.
Фараон приблизился к Семнех-ке-рэ – нос к носу. Соправителю хорошо было слышно прерывистое дыхание владыки Кеми. В расширенных зрачках фараона словно бы открывался целый мир в царство ночи, где черным-черно. Его величество неожиданно спросил:
– А ты будешь верен отцу нашему Яти?
Он спрашивал так, будто держал в руке нож, готовый вонзиться в горло Семнех-ке-рэ.
– Буду, – ответил младший брат.
– Как ты сказал?
– Буду! Буду!
– Очень хорошо.
Фараон вышел на балкон, облокотился на каменную балюстраду, поднял голову к небу. И оттуда крикнул соправителю:
– А я не верю.
– Чему?
– Твоим словам!
– А повод? – Семнех-ке-рэ проглотил горькую слюну. – А повод, Ахнаяти?
– Просто не верю!
Семнех-ке-рэ не знал, что и делать. Спорить, доказывать, что это не так? Это преунизительно! И можно ли вообще убедить человека, который твердо заявляет, что не верит тебе? Его высочество сидел не двигаясь. Потом – погодя немного – встал, подошел к его величеству сзади и положил на плечо ему руку:
– Ахнаяти, скажи, что ты пошутил… Что вырвалось это у тебя…
Тот молчал.
– Скажи, что нет у тебя оснований для подобного недоверия.
Фараон точно окаменел.
– Я жду, Ахнаяти…
Солнце накалило Восточный хребет, который был справа. Каменный жар чувствовался даже здесь, на берегу Хапи.
За густой рощей сикомор, росших прямо под балконом, проходила Дорога фараона. По ней проносились колесницы, шли прохожие, маршировали лучники, шедшие на смену дневной дворцовой страже.
А когда Эхнатон оборотился лицом к его высочеству, то, казалось, впервые увидел своего соправителя. Улыбнулся ему. Обнял за талию. Подвел к стене, туда, где попрохладнее. И как ни в чем не бывало сказал:
– Послушай, брат мой, я написал новый гимн, посвященный Яти. Мне кажется, что он удался. Я прочитал его писцам. Им понравилось все, за исключением одного места…
– Какого?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
– Не может, – повторил Семнех-ке-рэ.
– Ему нужна и передышка…
– Нужна.
– Он рожден не для того, чтобы драться всю жизнь.
– Верно!
– А для того, чтобы жить. Наслаждаться. Молиться его величеству Атону. Слагать гимны. Работать на полях. Кормить семью и детей.
– Зто так. Это так.
– Что осталось от Хуфу?
– Пирамида величайшая.
– А где тело Хуфу?
– Давно сгнило!
– Пирамиду сложили не воины. Не люди вроде Хоремхеба! А люди с отвесами и молотками в руках. Так почему же мы должны отдавать предпочтение войне?!
– Не должны.
– Я и говорю!.. А что этот Хоремхеб?
Семнех-ке-рэ подумал немного, по-детски напряг лоб и сказал:
– Может, прогнать Хоремхеба подальше?
– Почему?
– Он – негодяй!
Его величество вдруг расхохотался. Он встал. Хохоча, прошелся до угла. Вернулся назад.
– Нет, так нельзя, – сказал он обескураженному Семнех-ке-рэ. – Во дворце нужны разные люди. Даже негодяи.
– Зачем?
– Негодяи?
– Да.
– На всякий случай…
Семнех-ке-рэ сидел почтительно – ровно, сложив руки на коленях. Что же это получается? Терпеть негодяев, чтобы пользоваться их услугами? Это же противно совести. Да, тяжела участь фараона, если он принужден терпеть негодяя у себя под боком.
Эхнатон продолжал:
– Со временем ты узнаешь многое. Тронный зал таит много секретов. Когда ты облачишься в одежды и наденешь на голову бело-красную корону – смиришься и с тем, что не допускаешь сейчас к своему сердцу. Все тогда поймешь! Ты будешь смотреть в глаза приближенных совсем иначе. Они будут искать в зрачках твоих сокровенный смысл. Но и ты будешь стараться прочесть тайные письмена, которые в сердцах. За это я ручаюсь! И вот тогда ты поймешь, что непременно нужны и негодяи. Рядом с честными…
– Не понимаю, – упрямо сказал Семнех-ке-рэ.
– Может, не понимаешь и не поймешь никогда, но держать возле себя негодяя будешь. Ты сам увидишь, что без этого трудно. Почти невозможно.
– Это ужасно! – И Семнех-ке-рэ содрогнулся. Ему стало не по себе.
«…Милый, милый мальчик! Лучше такой на троне, нежели отпетый негодяй. Ни один негодяй не приносил пользы стране. Может ли негодяй сотворить полезное только потому, что воссел на трон? Нет, такого не бывает! Вся история Кеми свидетельствует об этом… Выбор мой верен! Мне нужен богобоязненный человек – служитель Атона беспрекословный Только такой поведет Кеми к процветанию. Только такой сулит надежды. Только такой угоден Великому Диску!..»
– Итак, – заключил его величество, – мы, кажется, договорились с тобой насчет негодяев. Знай наперед, что не следует их полностью отвращать от себя. Держи их в узде, используй по своему усмотрению. Наш великий завоеватель Тутмос Третий был головорезом по характеру своему. Будучи умным от природы и образованным, он приблизил к себе наиболее степенных и осторожных. Он как бы уравновесил чашу весов…
«.. Что-то я не слыхал прежде таких речей от его величества. По-моему, относительно негодяев Ахнаяти был иного мнения. Отчего такая перемена во взглядах? Значит, права Нафтита, когда сетует на фараона… Вот оно как? – союз с негодяями, значит!»
– Должен сказать тебе, дорогой Семнех-ке-рэ: фараон мужает с годами. – Его величество вытянул шею и выпучил глаза, словно прислушивался к шороху. – Я признаюсь тебе: я только-только начинаю постигать всю глубину государственной мудрости. Я простер свою руку над Кеми. Все двадцать князей Та-Мета покорны беспрекословно. Все двадцать два князя Та-Реса склоняются к моим стопам. Нет провинции, где бы не низвергли презренного Амона! Сила моя подобна Хапи в месяц хойяк, когда воды заливают все Кеми. Я говорю не о военной силе, но о мощи духовной, вдохновленной нашим солнцеликим отцом. Скажи мне по совести, дорогой Семнех-ке-рэ, был фараон сильней и дерзновенней меня? А ну-ка, загляни в глубь веков!
И Семнех-ке-рэ ответил вполне искренне (а иначе он не умел):
– Нет, твое величество, это ты сверг Амона и возвеличил бога истинного, бога животворного. И – Кеми отвратил от себя лик Амона, ибо слово фараоново могучее! И нету больше силы во всей вселенной, которая бы повернула твою колесницу солнцеподобную назад. Ведь не текут же реки вспять?
– Не текут…
– Ты покорил многочисленных богов и врагов своих так, как это под стать только льву пустыни, – одним ударом! Только одним ударом!
Фараону понравилась эта мысль. Его словно бы кто-то подтолкнул эдак легонько в бок и указал на самую сильную сторону его характера. Он был очень доволен.
– Да, Семнех-ке-рэ, пожалуй, ты прав именно одним ударом, одним прыжком! Какой же дуралей прыгает через глубокий канал в два прыжка?!
Семнех-ке-рэ кивал ему. Улыбался. Чуть подобострастно. Впрочем, его величество этого не замечал. Он, казалось, упивался мощью своей, сковавшей страну толстой цепью На бледном лице фараона проступил румянец. Такой неяркий. На острых скулах.
Фараон приблизился к Семнех-ке-рэ – нос к носу. Соправителю хорошо было слышно прерывистое дыхание владыки Кеми. В расширенных зрачках фараона словно бы открывался целый мир в царство ночи, где черным-черно. Его величество неожиданно спросил:
– А ты будешь верен отцу нашему Яти?
Он спрашивал так, будто держал в руке нож, готовый вонзиться в горло Семнех-ке-рэ.
– Буду, – ответил младший брат.
– Как ты сказал?
– Буду! Буду!
– Очень хорошо.
Фараон вышел на балкон, облокотился на каменную балюстраду, поднял голову к небу. И оттуда крикнул соправителю:
– А я не верю.
– Чему?
– Твоим словам!
– А повод? – Семнех-ке-рэ проглотил горькую слюну. – А повод, Ахнаяти?
– Просто не верю!
Семнех-ке-рэ не знал, что и делать. Спорить, доказывать, что это не так? Это преунизительно! И можно ли вообще убедить человека, который твердо заявляет, что не верит тебе? Его высочество сидел не двигаясь. Потом – погодя немного – встал, подошел к его величеству сзади и положил на плечо ему руку:
– Ахнаяти, скажи, что ты пошутил… Что вырвалось это у тебя…
Тот молчал.
– Скажи, что нет у тебя оснований для подобного недоверия.
Фараон точно окаменел.
– Я жду, Ахнаяти…
Солнце накалило Восточный хребет, который был справа. Каменный жар чувствовался даже здесь, на берегу Хапи.
За густой рощей сикомор, росших прямо под балконом, проходила Дорога фараона. По ней проносились колесницы, шли прохожие, маршировали лучники, шедшие на смену дневной дворцовой страже.
А когда Эхнатон оборотился лицом к его высочеству, то, казалось, впервые увидел своего соправителя. Улыбнулся ему. Обнял за талию. Подвел к стене, туда, где попрохладнее. И как ни в чем не бывало сказал:
– Послушай, брат мой, я написал новый гимн, посвященный Яти. Мне кажется, что он удался. Я прочитал его писцам. Им понравилось все, за исключением одного места…
– Какого?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119