– Все это совсем не выглядит виртуальным. Я сам не чувствую себя виртуальным. Разве копия не должна чувствовать, что она существует в виртуальной реальности?
Доктор покачал головой.
– Знает ли спящий о том, что спит? Существуют случайные несоответствия – иногда система реагирования порождает диссонансы, сбои. Трава, например, может внезапно стать синей. Не замечал в последнее время ничего странного?
– Я видел медведя, – нехотя признал Майк. – Однажды ночью. Он шёл вдоль по улице.
– Ну вот, – сказал Клиндер. – Им необходимо некоторое время, чтобы довести программу до нужной скорости. Но, к счастью, наш мозг обладает рефлексом непрерывности: несколько эонов эволюции научили нас игнорировать слепые пятна, создавать необходимые иллюзии, угадывать то, чего мы не можем узнать, соединять вместе обрывки и создавать последовательность. Мозг живёт оправданиями. У тебя не было в последнее время провалов в памяти?
Откуда Клиндер мог знать об этом? Он припомнил обратный полет из джунглей. Свои попытки сфокусироваться на этом последнем дне. И чувство, что забыл что-то очень важное.
– Да, – сказал он, начиная чувствовать себя несколько неуютно. – Сразу после того, как я вернулся из джунглей.
– Ты помнишь туман?
В вертолёте, где он был с вождём и переводчицей. Они летели над джунглями сквозь слой тумана. «Слишком большой! Грустный!» – кричала она.
– Да. Там действительно был туман.
– Это они. На этом месте они тебя сохранили. И скорее всего, именно здесь ты и влип.
– Но, док, я не помню, чтобы я умер.
– Ну, может быть, это и к лучшему. В первый раз это обычно даётся тяжело. Мне понадобилось несколько недель, чтобы вспомнить мою первую смерть.
Его первую смерть, подумал Майк.
– Амнезия встречается не так уж редко среди жертв несчастных случаев. А между тем колибри изо всех сил пытаются помочь тебе адаптироваться к новому миру. Жизнь продолжается, но иногда случаются… провалы. Необъяснимые провалы. Переходный период имеет несколько ступеней. Таких, как горе, отрицание, самообман…
– Ну, не все же настолько доверчивы, – настаивал Майк. – Кто-то должен быть способен уловить разницу между «здесь» и «там».
– Есть лишь одно действительно большое различие, Майк. Смерть. Пришельцы не верят в энтропию. Они овладели ею. Можно сказать, для них это просто непристойность.
Золотой свет лился сквозь окна, и Клиндер выглядел почти как тогда, на той экскурсии тридцать пять лет назад. Он потерял свою роскошную гриву чёрных волос. Он сильно растолстел и отрастил щеки. Он носил дурацкую бумажную пижаму. Но сейчас на расстоянии ширины комнаты от него сидел тот же самый человек. Тот же жизнерадостный, слегка сумасшедший человек, который показывал им стеклянный стенд с чучелами маленьких птичек. Их лапки были обвязаны проволокой, и под каждым была аккуратно напечатанная табличка: Синица. Королёк. Воробей. Ласточка. Он принёс большого красного попугая с белым пятном на хохолке, который, взгромоздясь на деревянный крест, повторял все, что говорил Клиндер: идеальный ученик.
Клиндер. Человек, которого он любил больше, чем кого-либо ещё, хотя встречал его всего лишь дважды.
Человек, который загипнотизировал весь их четвёртый класс, так что они поверили, будто стали невидимыми. Заставил их считать хором в научном крыле музея Сагино.
«Пять! Четыре! Три! Два! Один!»
И внезапно – замечательное ощущение безопасности. Настоящей безопасности. Никто не наблюдает. Никто не видит. Их учительница миссис Браун и те, кто сопровождал их на экскурсии, выстроились у двери матового стекла – их глаза закрыты, на губах благожелательные улыбки. Все его одноклассники, непривычно тихие, столпились вместе, виновато улыбаясь.
Миссис Браун медленно облизывает губы, вспоминая какие-то интимные удовольствия.
Один мальчик трогает себя сквозь плисовые штаны.
Одна девочка протягивает руку и берет за руку мальчика, стоящего перед ней.
Майк смотрит на рыжие косички Пегги Стек. Наконец-то ему дана свобода без стеснения смотреть на предмет своего тайного обожания: её веснушчатое лицо и голубые глаза. Майк ощущает запах Пегги: пахнет персиками. Доктор Клиндер говорит, и, несмотря на то что их разделяет все пространство комнаты, ему кажется, что он шепчет ему в ухо: «Похоже, тебе хочется поцеловать её, Майк. Так вперёд!»
Майк колеблется.
«Ну, давай же. Она не видит тебя».
И Майк делает шаг и наклоняет голову к лицу маленькой девочки с косичками.
Контакт: наэлектризованная тёплая мягкость её губ.
Его глаза открыты, он замечает белила на её веснушчатой щеке.
Кончик её языка мягко проникает между его зубов.
Его первый поцелуй.
Красный попугай Клиндера издаёт одобрительный свист, отражающийся эхом от высоких потолков научного крыла.
И огромная слеза, скатывающаяся по её лицу, прерывая поцелуй.
Её печальные глаза и единственное слово: «Папа?»
Майк, озадаченный, смотрит на доктора Клиндера, который горделиво стоит, скрестив руки, перед стендом с мёртвыми птицами.
«Ничего, Майк. Все очень хорошо. Она не будет помнить ничего. И ты тоже».
Но он запомнил. Он помнил все до последнего момента.
Клиндер. Человек, который оставил Майку худшее воспоминание в его жизни – Буффало. От этого слова кровь застывала у него в жилах всякий раз, когда его мозг допускал его внутрь себя.
Не верь этому человеку, подумал он. Не повторяй этой ошибки.
По всей видимости, Клиндер не заметил перемены, произошедшей в Майке.
– Это великий дар, который они сделали нам, Майк. Все, что нам остаётся – это принять его.
– Знаешь что, мне окончательно надоело все это дерьмо. Я думаю, мне стоит просто убить тебя.
– Ты не можешь убить меня, сынок. Я уже мёртв. Я умер в авиакатастрофе девять лет назад. И с тех пор меня ещё несколько раз убивали.
Майк засмеялся.
– Почему же ты в таком случае так боишься этой пушки?
– Боль, – ответил Клиндер. – Они оставили нам боль. И радость. И удовольствие. И все остальное. Все, кроме смерти. Ты голоден? – спросил доктор. – Эта китайская штука просто великолепна. Она настолько хороша, насколько ты только можешь вообразить. – Он улыбнулся и прибавил, – Твой брат в безопасности, Майк.
Лучше бы, чтобы это было так, подумал он.
– Он в компаунде. Это наш нервный центр. Здесь, недалеко. Я отвезу тебя. Но сначала… – Доктор Клиндер нагнулся и открыл верхний ящик своего стола. Он сунул в него руку и вытащил обратно, зажав что-то в кулаке. Он раскрыл ладонь, и Майк увидел спящую колибри.
– Что это? – спросил Майк, вспомнив маленького вождя.
Клиндер улыбнулся.
– Это я.
И впервые в Майке зашевелилось ощущение какой-то странности, ощущение безуспешного усилия человеческой мысли проникнуть за барьер чего-то действительно нездешнего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Доктор покачал головой.
– Знает ли спящий о том, что спит? Существуют случайные несоответствия – иногда система реагирования порождает диссонансы, сбои. Трава, например, может внезапно стать синей. Не замечал в последнее время ничего странного?
– Я видел медведя, – нехотя признал Майк. – Однажды ночью. Он шёл вдоль по улице.
– Ну вот, – сказал Клиндер. – Им необходимо некоторое время, чтобы довести программу до нужной скорости. Но, к счастью, наш мозг обладает рефлексом непрерывности: несколько эонов эволюции научили нас игнорировать слепые пятна, создавать необходимые иллюзии, угадывать то, чего мы не можем узнать, соединять вместе обрывки и создавать последовательность. Мозг живёт оправданиями. У тебя не было в последнее время провалов в памяти?
Откуда Клиндер мог знать об этом? Он припомнил обратный полет из джунглей. Свои попытки сфокусироваться на этом последнем дне. И чувство, что забыл что-то очень важное.
– Да, – сказал он, начиная чувствовать себя несколько неуютно. – Сразу после того, как я вернулся из джунглей.
– Ты помнишь туман?
В вертолёте, где он был с вождём и переводчицей. Они летели над джунглями сквозь слой тумана. «Слишком большой! Грустный!» – кричала она.
– Да. Там действительно был туман.
– Это они. На этом месте они тебя сохранили. И скорее всего, именно здесь ты и влип.
– Но, док, я не помню, чтобы я умер.
– Ну, может быть, это и к лучшему. В первый раз это обычно даётся тяжело. Мне понадобилось несколько недель, чтобы вспомнить мою первую смерть.
Его первую смерть, подумал Майк.
– Амнезия встречается не так уж редко среди жертв несчастных случаев. А между тем колибри изо всех сил пытаются помочь тебе адаптироваться к новому миру. Жизнь продолжается, но иногда случаются… провалы. Необъяснимые провалы. Переходный период имеет несколько ступеней. Таких, как горе, отрицание, самообман…
– Ну, не все же настолько доверчивы, – настаивал Майк. – Кто-то должен быть способен уловить разницу между «здесь» и «там».
– Есть лишь одно действительно большое различие, Майк. Смерть. Пришельцы не верят в энтропию. Они овладели ею. Можно сказать, для них это просто непристойность.
Золотой свет лился сквозь окна, и Клиндер выглядел почти как тогда, на той экскурсии тридцать пять лет назад. Он потерял свою роскошную гриву чёрных волос. Он сильно растолстел и отрастил щеки. Он носил дурацкую бумажную пижаму. Но сейчас на расстоянии ширины комнаты от него сидел тот же самый человек. Тот же жизнерадостный, слегка сумасшедший человек, который показывал им стеклянный стенд с чучелами маленьких птичек. Их лапки были обвязаны проволокой, и под каждым была аккуратно напечатанная табличка: Синица. Королёк. Воробей. Ласточка. Он принёс большого красного попугая с белым пятном на хохолке, который, взгромоздясь на деревянный крест, повторял все, что говорил Клиндер: идеальный ученик.
Клиндер. Человек, которого он любил больше, чем кого-либо ещё, хотя встречал его всего лишь дважды.
Человек, который загипнотизировал весь их четвёртый класс, так что они поверили, будто стали невидимыми. Заставил их считать хором в научном крыле музея Сагино.
«Пять! Четыре! Три! Два! Один!»
И внезапно – замечательное ощущение безопасности. Настоящей безопасности. Никто не наблюдает. Никто не видит. Их учительница миссис Браун и те, кто сопровождал их на экскурсии, выстроились у двери матового стекла – их глаза закрыты, на губах благожелательные улыбки. Все его одноклассники, непривычно тихие, столпились вместе, виновато улыбаясь.
Миссис Браун медленно облизывает губы, вспоминая какие-то интимные удовольствия.
Один мальчик трогает себя сквозь плисовые штаны.
Одна девочка протягивает руку и берет за руку мальчика, стоящего перед ней.
Майк смотрит на рыжие косички Пегги Стек. Наконец-то ему дана свобода без стеснения смотреть на предмет своего тайного обожания: её веснушчатое лицо и голубые глаза. Майк ощущает запах Пегги: пахнет персиками. Доктор Клиндер говорит, и, несмотря на то что их разделяет все пространство комнаты, ему кажется, что он шепчет ему в ухо: «Похоже, тебе хочется поцеловать её, Майк. Так вперёд!»
Майк колеблется.
«Ну, давай же. Она не видит тебя».
И Майк делает шаг и наклоняет голову к лицу маленькой девочки с косичками.
Контакт: наэлектризованная тёплая мягкость её губ.
Его глаза открыты, он замечает белила на её веснушчатой щеке.
Кончик её языка мягко проникает между его зубов.
Его первый поцелуй.
Красный попугай Клиндера издаёт одобрительный свист, отражающийся эхом от высоких потолков научного крыла.
И огромная слеза, скатывающаяся по её лицу, прерывая поцелуй.
Её печальные глаза и единственное слово: «Папа?»
Майк, озадаченный, смотрит на доктора Клиндера, который горделиво стоит, скрестив руки, перед стендом с мёртвыми птицами.
«Ничего, Майк. Все очень хорошо. Она не будет помнить ничего. И ты тоже».
Но он запомнил. Он помнил все до последнего момента.
Клиндер. Человек, который оставил Майку худшее воспоминание в его жизни – Буффало. От этого слова кровь застывала у него в жилах всякий раз, когда его мозг допускал его внутрь себя.
Не верь этому человеку, подумал он. Не повторяй этой ошибки.
По всей видимости, Клиндер не заметил перемены, произошедшей в Майке.
– Это великий дар, который они сделали нам, Майк. Все, что нам остаётся – это принять его.
– Знаешь что, мне окончательно надоело все это дерьмо. Я думаю, мне стоит просто убить тебя.
– Ты не можешь убить меня, сынок. Я уже мёртв. Я умер в авиакатастрофе девять лет назад. И с тех пор меня ещё несколько раз убивали.
Майк засмеялся.
– Почему же ты в таком случае так боишься этой пушки?
– Боль, – ответил Клиндер. – Они оставили нам боль. И радость. И удовольствие. И все остальное. Все, кроме смерти. Ты голоден? – спросил доктор. – Эта китайская штука просто великолепна. Она настолько хороша, насколько ты только можешь вообразить. – Он улыбнулся и прибавил, – Твой брат в безопасности, Майк.
Лучше бы, чтобы это было так, подумал он.
– Он в компаунде. Это наш нервный центр. Здесь, недалеко. Я отвезу тебя. Но сначала… – Доктор Клиндер нагнулся и открыл верхний ящик своего стола. Он сунул в него руку и вытащил обратно, зажав что-то в кулаке. Он раскрыл ладонь, и Майк увидел спящую колибри.
– Что это? – спросил Майк, вспомнив маленького вождя.
Клиндер улыбнулся.
– Это я.
И впервые в Майке зашевелилось ощущение какой-то странности, ощущение безуспешного усилия человеческой мысли проникнуть за барьер чего-то действительно нездешнего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86