Все, чего я хочу, находится вне меня. И я не знаю, как до этого добраться.
Позже, держа её в своих объятиях, когда её сердце тихо стучало рядом с его прохладной кожей, он смотрел, как она спит. И он решил: она ему нравилась.
Да, подумал он, тщательно проверив свои эмоции.
Она ему определённо нравилась.
ЭТОТ МИЛЫЙ СТАРЫЙ МИР
Дэниел ощущал запах свежевыжатого лимона.
Он сидел на прохладном асфальте рядом с худым слепым чернокожим гитаристом; длинные, как у Роберта Джонсона, пальцы гитариста передвигались по грифу, перебирали струны. Глаза, покрытые молочной плёнкой катаракты. Чёрная мягкая фетровая шляпа у его ног, тульёй вниз, рядом с его складным стулом и большим пластиковым стаканом пива. Время от времени кто-нибудь опускал в неё доллар. Он пел. Люди слушали его, потрясённые этим голосом, этой тоской, этими картинами, которые он раскрывал перед ними – слушали, парализованные удивлением, с раскрытым ртом и жаждущими глазами.
Они тоже были счастливы.
Песня выходила прямо из его живота, и слова появлялись на свет так, словно он сочинял их на ходу. Он пел медленно и печально – не то чтобы кантри, не то чтобы фолк. Его голос утешал – надломленный и нездешний, он говорил об упущенных возможностях, потерянных радостях – песня, написанная для кого-то, кто расстался с жизнью слишком скоро и не знал, что потерял. Это звучало как письмо к самоубийце. Написанное кем-то, кто любит его. Перечень всех прекрасных вещей в «этом милом старом мире».
Какая печальная песня, подумал Дэниел. Хорошо, что я счастлив.
Слушая, Дэниел набрасывал в уме свой перечень. На данный момент он казался самым важным из всех перечней, какие он когда-либо составлял. Это был перечень всех тех вещей, которые делали его счастливым. Он пытался быть счастливым.
Нос Джулии.
Тот единственный гармонический переход в песне Рэнди Ньюмена «Мари».
Полночный сад, усеянный светлячками.
Женская грудь.
Пробуждение рождественским утром.
Те моменты, когда ты забываешь, кто ты такой.
Чарли Чаплин, ездящий верхом на шестерёнках в «Новых временах».
Холодное пиво в запотевшей банке после стрижки газона жарким летним днём.
Любой абзац из «Лолиты».
Фолкнеровский «Когда я лежу, умирая». Когда они уронили гроб в реку.
Чёртово колесо, когда оно поднимает тебя вверх.
Обрушивающаяся Стена.
«Звуки животных». Все её тридцать восемь минут и две секунды.
Освобождение Нельсона Манделы.
Мег Райан и рисовый пудинг.
«Битлз» с Эдом Салливаном.
Катание на санях.
Костёр на побережье.
Косяк пролетающих в небе гусей в форме буквы V.
Шон, отпускающий очередную глупую шутку.
Шон, говорящий «папа».
Шон, только что появившийся из утробы, глядящий на него тёмными-тёмными глазами.
Майк, кладущий руку ему на сердце в золотистом пшеничном поле.
Майк, держащий его за руку на похоронах дядюшки Луи.
Да, правильно. Это не были похороны Джулии. Неудивительно, что он не мог вспомнить их. Джулия была жива.
Дэниел просмотрел свой список. Он искал связи. Существовала ли какая-то единая нить, проходящая через все вещи, которые делали его счастливым? Странная мысль посетила его: они все были временными. Они все кончались.
Слепой положил свой потрёпанный инструмент на колени и осторожно потянулся за пивом, нащупывая его своими паучьими пальцами.
– В чем дело, браток? – спросил он, поворачивая голову в направлении Дэниела. – Песня выбила тебя из колеи?
– Да. Она была прекрасна.
Слепой поднял свой стакан, словно провозглашая тост.
– Люсинда Уильямс. Бог благословил ею блюз, – он сделал долгий глоток и раскатисто рыгнул. – Однако ты не кладёшь деньги в мою шляпу.
Дэниел вытащил бумажник и опустил в чёрную шляпу пару баксов. Он увидел логотип, вышитый на шёлковой подкладке: чёрный ангел. А на дне, покрытая беспорядочно набросанными зелёными купюрами, лежала мёртвая колибри.
– Спасибо, браток. С тобой все нормально?
– Да, конечно. Я счастлив.
– Ах-х-х, – чернокожий издал хриплый вздох. Потом улыбнулся широкой беззубой глуповатой улыбкой, проявившей морщины на его лице. – И что делает тебя таким счастливым?
– Ну, как сказать… все вместе.
– Ах-х-х, – снова хрипло вздохнул тот.
Дэниел попытался выдать какое-нибудь доказательство, изображая из себя лучшего Дейла Карнеги, на какого был способен.
– Каждый день – это подарок, не правда ли? Каждый день мы проживаем на день больше, чем предполагалось.
– Знаю, – сказал чернокожий. – Это ужасно, разве нет?
– Да, – согласился Дэниел. – Но я стараюсь чувствовать себя счастливым от этого.
Помолчав немного, музыкант сказал:
– Знаешь, что я делаю? Когда на меня такое находит? Я пробую пойти туда, где я в последний раз был счастлив. – Он снова взял гитару и принялся перебирать струны, нащупывая путь к новой песне. Вот тут Дэниел и увидел шрамы на его запястьях.
– А где это? – спросил он. Чернокожий улыбнулся.
– Братец, когда я это узнаю… ты будешь первым, кому я скажу.
Дэниел погрузил все свои сумки в багажник быстроходного серебряного «вольво» – самой надёжной машины в мире – решив, что он должен отправиться куда-нибудь. Куда-нибудь было лучше, чем никуда.
Он решил отправиться туда, где он в последний раз был счастлив.
Флорида. Его последнее воспоминание. Их поездка в Диснейленд. После этого были только они с Шоном в их доме в Детройте. И туман со снегом за окном. И кофейная проблема каждое утро. Он решил, что все это, должно быть, началось именно тогда. Его скорбь по Джулии. Боязнь выйти из дома. Открыть дверь. Прочесть почту. Заморочки с кофе. Укрывание Шона одеялом. Шоновы кошмары. Каждую ночь. Одни и те же кошмары. Что-то насчёт колибри.
Этому не было конца.
Перед этим была их поездка в Диснейленд. Они строили планы. Заказывали брошюры. Шон заучивал их наизусть. Что они увидят? Зачарованный замок. Страну будущего. Это – Маленький Мир, в конце концов. Они зациклились на этом – нет, он не хотел об этом думать. Снова проигрывать в голове эту мелодию. Он вспомнил: они были на пути домой. Шёл дождь, ужасный ливень, обрушивающийся на землю серебристыми покрывалами. В один момент он стал настолько сильным, что им пришлось остановиться. Дождь грохотал по крыше. Стекла запотели. Диснейленд. Это была идея Джулии. Идеальные каникулы для всей семьи. Теперь он вспомнил.
Он пойдёт за своей памятью.
Куда бы она его ни привела. Туда, где он в последний раз был счастлив.
Сжимая рулевое колесо и выезжая на трассу I-75, ведущую к югу, Дэниел бросил на себя взгляд в боковое зеркальце. Он улыбался. Почему он улыбался? У него была цель. Миссия. Смысл жизни. Это было, решил он, даже лучше, чем быть счастливым.
– Я еду в Диснейленд! – заорал он и нажал на газ.
У-УПС!
На следующий день Майк сидел в углу за холодным столиком с видом на реку Детройт, ожидая её на том же месте, где они встретились:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Позже, держа её в своих объятиях, когда её сердце тихо стучало рядом с его прохладной кожей, он смотрел, как она спит. И он решил: она ему нравилась.
Да, подумал он, тщательно проверив свои эмоции.
Она ему определённо нравилась.
ЭТОТ МИЛЫЙ СТАРЫЙ МИР
Дэниел ощущал запах свежевыжатого лимона.
Он сидел на прохладном асфальте рядом с худым слепым чернокожим гитаристом; длинные, как у Роберта Джонсона, пальцы гитариста передвигались по грифу, перебирали струны. Глаза, покрытые молочной плёнкой катаракты. Чёрная мягкая фетровая шляпа у его ног, тульёй вниз, рядом с его складным стулом и большим пластиковым стаканом пива. Время от времени кто-нибудь опускал в неё доллар. Он пел. Люди слушали его, потрясённые этим голосом, этой тоской, этими картинами, которые он раскрывал перед ними – слушали, парализованные удивлением, с раскрытым ртом и жаждущими глазами.
Они тоже были счастливы.
Песня выходила прямо из его живота, и слова появлялись на свет так, словно он сочинял их на ходу. Он пел медленно и печально – не то чтобы кантри, не то чтобы фолк. Его голос утешал – надломленный и нездешний, он говорил об упущенных возможностях, потерянных радостях – песня, написанная для кого-то, кто расстался с жизнью слишком скоро и не знал, что потерял. Это звучало как письмо к самоубийце. Написанное кем-то, кто любит его. Перечень всех прекрасных вещей в «этом милом старом мире».
Какая печальная песня, подумал Дэниел. Хорошо, что я счастлив.
Слушая, Дэниел набрасывал в уме свой перечень. На данный момент он казался самым важным из всех перечней, какие он когда-либо составлял. Это был перечень всех тех вещей, которые делали его счастливым. Он пытался быть счастливым.
Нос Джулии.
Тот единственный гармонический переход в песне Рэнди Ньюмена «Мари».
Полночный сад, усеянный светлячками.
Женская грудь.
Пробуждение рождественским утром.
Те моменты, когда ты забываешь, кто ты такой.
Чарли Чаплин, ездящий верхом на шестерёнках в «Новых временах».
Холодное пиво в запотевшей банке после стрижки газона жарким летним днём.
Любой абзац из «Лолиты».
Фолкнеровский «Когда я лежу, умирая». Когда они уронили гроб в реку.
Чёртово колесо, когда оно поднимает тебя вверх.
Обрушивающаяся Стена.
«Звуки животных». Все её тридцать восемь минут и две секунды.
Освобождение Нельсона Манделы.
Мег Райан и рисовый пудинг.
«Битлз» с Эдом Салливаном.
Катание на санях.
Костёр на побережье.
Косяк пролетающих в небе гусей в форме буквы V.
Шон, отпускающий очередную глупую шутку.
Шон, говорящий «папа».
Шон, только что появившийся из утробы, глядящий на него тёмными-тёмными глазами.
Майк, кладущий руку ему на сердце в золотистом пшеничном поле.
Майк, держащий его за руку на похоронах дядюшки Луи.
Да, правильно. Это не были похороны Джулии. Неудивительно, что он не мог вспомнить их. Джулия была жива.
Дэниел просмотрел свой список. Он искал связи. Существовала ли какая-то единая нить, проходящая через все вещи, которые делали его счастливым? Странная мысль посетила его: они все были временными. Они все кончались.
Слепой положил свой потрёпанный инструмент на колени и осторожно потянулся за пивом, нащупывая его своими паучьими пальцами.
– В чем дело, браток? – спросил он, поворачивая голову в направлении Дэниела. – Песня выбила тебя из колеи?
– Да. Она была прекрасна.
Слепой поднял свой стакан, словно провозглашая тост.
– Люсинда Уильямс. Бог благословил ею блюз, – он сделал долгий глоток и раскатисто рыгнул. – Однако ты не кладёшь деньги в мою шляпу.
Дэниел вытащил бумажник и опустил в чёрную шляпу пару баксов. Он увидел логотип, вышитый на шёлковой подкладке: чёрный ангел. А на дне, покрытая беспорядочно набросанными зелёными купюрами, лежала мёртвая колибри.
– Спасибо, браток. С тобой все нормально?
– Да, конечно. Я счастлив.
– Ах-х-х, – чернокожий издал хриплый вздох. Потом улыбнулся широкой беззубой глуповатой улыбкой, проявившей морщины на его лице. – И что делает тебя таким счастливым?
– Ну, как сказать… все вместе.
– Ах-х-х, – снова хрипло вздохнул тот.
Дэниел попытался выдать какое-нибудь доказательство, изображая из себя лучшего Дейла Карнеги, на какого был способен.
– Каждый день – это подарок, не правда ли? Каждый день мы проживаем на день больше, чем предполагалось.
– Знаю, – сказал чернокожий. – Это ужасно, разве нет?
– Да, – согласился Дэниел. – Но я стараюсь чувствовать себя счастливым от этого.
Помолчав немного, музыкант сказал:
– Знаешь, что я делаю? Когда на меня такое находит? Я пробую пойти туда, где я в последний раз был счастлив. – Он снова взял гитару и принялся перебирать струны, нащупывая путь к новой песне. Вот тут Дэниел и увидел шрамы на его запястьях.
– А где это? – спросил он. Чернокожий улыбнулся.
– Братец, когда я это узнаю… ты будешь первым, кому я скажу.
Дэниел погрузил все свои сумки в багажник быстроходного серебряного «вольво» – самой надёжной машины в мире – решив, что он должен отправиться куда-нибудь. Куда-нибудь было лучше, чем никуда.
Он решил отправиться туда, где он в последний раз был счастлив.
Флорида. Его последнее воспоминание. Их поездка в Диснейленд. После этого были только они с Шоном в их доме в Детройте. И туман со снегом за окном. И кофейная проблема каждое утро. Он решил, что все это, должно быть, началось именно тогда. Его скорбь по Джулии. Боязнь выйти из дома. Открыть дверь. Прочесть почту. Заморочки с кофе. Укрывание Шона одеялом. Шоновы кошмары. Каждую ночь. Одни и те же кошмары. Что-то насчёт колибри.
Этому не было конца.
Перед этим была их поездка в Диснейленд. Они строили планы. Заказывали брошюры. Шон заучивал их наизусть. Что они увидят? Зачарованный замок. Страну будущего. Это – Маленький Мир, в конце концов. Они зациклились на этом – нет, он не хотел об этом думать. Снова проигрывать в голове эту мелодию. Он вспомнил: они были на пути домой. Шёл дождь, ужасный ливень, обрушивающийся на землю серебристыми покрывалами. В один момент он стал настолько сильным, что им пришлось остановиться. Дождь грохотал по крыше. Стекла запотели. Диснейленд. Это была идея Джулии. Идеальные каникулы для всей семьи. Теперь он вспомнил.
Он пойдёт за своей памятью.
Куда бы она его ни привела. Туда, где он в последний раз был счастлив.
Сжимая рулевое колесо и выезжая на трассу I-75, ведущую к югу, Дэниел бросил на себя взгляд в боковое зеркальце. Он улыбался. Почему он улыбался? У него была цель. Миссия. Смысл жизни. Это было, решил он, даже лучше, чем быть счастливым.
– Я еду в Диснейленд! – заорал он и нажал на газ.
У-УПС!
На следующий день Майк сидел в углу за холодным столиком с видом на реку Детройт, ожидая её на том же месте, где они встретились:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86