— А все-таки может быть!.. — проговорила она лукаво.
Отец Бенвель снова протестовал безмолвным жестом, а Ромейн потерял хладнокровие.
— Мистрис Эйрикорт! — закричал он сурово.
Мистрис Эйрикорт вскрикнула и поднесла руки к ушам.
— Я не глуха, любезнейший Ромейн, и меня не так легко запугать неуместным проявлением домашнего деспотизма. Отец Бенвель показывает вам пример христианской умеренности. Я бы посоветовала вам последовать ему.
Ромейн отказался.
— Говорите о чем угодно ином, мистрис Эйрикорт, но, прошу вас, не принуждайте меня употреблять более резкое выражение, прошу вас воздержаться как в моем присутствии, так и в присутствии отца Бенвеля от дальнейшего выражения вашего мнения о религиозных предметах.
Зять может просить, а теща может отказаться от исполнения просьбы.
Мистрис Эйрикорт отказалась.
— Нет, мистер Ромейн, этому не бывать. Я могу ради дочери сожалеть о вашем несносном характере, но я знаю, что говорю, и вы не выведете меня из терпения. Мой почтенный друг и я понимаем друг друга. Он сумеет извинить чувствительную женщину, видавшую в собственной семье грустный пример обращения. Отец Бенвель, мою старшую дочь — бедную, глупенькую девочку — уговорили поступить в монастырь. В последний раз, когда я видела ее — какая она была прежде хорошенькая и как обожал ее отец! — в последний раз у нее нос был красный и что еще более не соответствовало ее возрасту — двойной подбородок. Она встретила меня, сжав губы и опустив глаза в землю, и еще имела дерзость сказать, что будет молиться за меня. Я не свирепый старик с длинной седой бородой, я не проклинаю дочь и не грожу ей всякими бедствиями, но чувствую то, что чувствовал король Лир, и так же, как он, я с трудом сдержала рыдания. Я уверена, что вы — с вашим удивительным знанием человеческой природы, — вы сочувственно отнесетесь ко мне и извините меня. Дочь моя говорила мне, что мистер Пенроз поступил как истинный джентльмен. Я обращаюсь с призывом к вашей снисходительности. При одной мысли, что наш дорогой друг сделается католиком…
Ромейн снова не сдержал себя.
— Если что-нибудь может сделать меня католиком, то это ваше вмешательство.
— Из духа противоречия?
— Вовсе нет. Сделавшись католиком, я могу в уединении монастыря укрыться от общества дам.
Мистрис Эйрикорт поспешила указать другой исход.
— Оставайтесь протестантом и отправляйтесь в клуб. Там вы можете найти убежище от женщин — тот же монастырь, только с прекрасными обедами, газетами и журналами.
После этой шутки она встала и с прежней развязной вежливостью во взгляде и манерах произнесла:
— Очень вам благодарна, отец Бенвель: я надеюсь и уверена, что не обидела вас.
— Вы оказали мне услугу, любезнейшая мистрис Эйрикорт. Если бы не ваше спасительное предостережение, я, наверное, начал бы спорить. Впредь буду настороже.
— Какой вы добрый! Надеюсь, мы еще встретимся, при более приятных обстоятельствах. После вежливого намека на монастырь, сделанного моим зятем, я понимаю, что моему пребыванию здесь пришел конец. Не забудьте же, что я пью чай в пять часов.
Когда она подошла к двери, кто-то отворил дверь снаружи. Она очутилась лицом к лицу с дочерью.
— Зачем вы здесь, мама? — спросила Стелла.
— Правда, здесь не мое место! Лучше бы и тебе уйти отсюда со мной! Нашему любезнейшему Ромейну пришла мысль избавиться от нашего общества, поступив в монастырь. Ты не видишь, здесь отец Бенвель.
Стелла холодно ответила на поклон патера и посмотрела на Ромейна. Она смутно предчувствовала, что случилось. Мистрис Эйрикорт продолжала пояснять ей, в чем дело, под видом изъявления благодарности отцу Бенвелю.
— Мы обязаны отцу Бенвелю, моя милая. Он был так деликатен и добр…
Ромейн без церемонии прервал ее.
— Сделай мне одолжение, — обратился он к жене, — попроси мистрис Эйрикорт продолжить свой рассказ где-нибудь в другой комнате.
Стелла едва понимала, что говорили муж и мать. Она чувствовала, что патер смотрит на нее. При других обстоятельствах светские приличия и благовоспитанность отца Бенвеля подсказали бы ему, что следует проститься, но теперь он отлично понимал, что чем серьезнее будет неприятность, сделанная Ромейну в его присутствии, тем далее это продвинет его личные выгоды. Поэтому он, стоя в стороне, наблюдал за Стеллой. Несмотря на успокаивающий ответ Винтерфильда на ее письмо, Стелла инстинктивно подозревала и боялась иезуита. Под взглядом его зорких глаз она внутренне содрогнулась, хладнокровие покинуло ее, она с извинением обратилась к человеку, которого ненавидела и боялась.
— Что бы ни сказала вам моя мать, отец Бенвель, это было сказано без моего ведома.
Ромейн попытался говорить, но отец Бенвель предупредил его.
— Дорогая мистрис Ромейн, между нами не было сказано ничего, требующего опровержения с вашей стороны.
— Конечно, ничего! — прибавила мистрис Эйрикорт. — Право, Стелла, я не понимаю тебя. Отчего ты не хочешь повторить отцу Бенвелю то, что сказала мистеру Пенрозу? Ты доверяла мистеру Пенрозу, как другу. Я уверена, что ты так же можешь довериться отцу Бенвелю.
Еще раз Ромейн попытался вставить слово, и еще раз отец Бенвель перебил его.
— Могу я надеяться, — спросил патер с тонкой, немного иронической улыбкой, — что мистрис Ромейн согласна со своей матушкой?
Несмотря на весь свой страх перед ним, Стелла не могла вынести приводивших ее в отчаяние тона и взгляда. Прежде чем она могла сдержать себя, необдуманные слова сорвались у нее с языка:
— Я еще недостаточно знакома с вами, отец Бенвель, чтобы высказать свое мнение.
После этого она взяла мать под руку и вышла с ней из комнаты.
В ту же минуту Ромейн, дрожа от гнева, обратился к патеру. Отец Бенвель, смеясь выходке хозяйки, взял его за руку с намерением успокоить.
— Пожалуйста, не волнуйтесь! — говорил патер.
Но Ромейна невозможно было успокоить. Усилия, которые он так долго прилагал, чтобы сдержать себя, довели его гнев до невиданных размеров.
— Я должен и хочу, наконец, говорить! — воскликнул он. — Отец Бенвель, дамы моего семейства непростительно злоупотребили уважением, на которое могут рассчитывать женщины. Нет слов, чтобы высказать, как мне совестно за случившееся. Я только могу рассчитывать на вашу сдержанность и терпение, прося принять мои извинения и выражение самого искреннего сожаления.
— Ни слова больше, мистер Ромейн! Как милости ко мне, я прошу и умоляю вас не говорить об этом. Сядьте и успокойтесь!
Но Ромейн не поддался дружеским уверениям в прощении.
— Я уже не могу ожидать, что вы снова посетите меня! — воскликнул он.
— Любезный сэр, я приду к вам, я увижусь с вами опять с величайшим удовольствием в тот день, когда вы мне назначите — чем раньше, тем лучше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84