— Могу я вам посоветовать? — спросил отец Бенвель.
— Кто может советовать человеку в моем положении? — возразил с горечью Ромейн.
— Я могу по крайней мере предложить вам не спеша обдумать ваше положение.
— Не спеша? Вы говорите так, как будто мое положение можно выносить.
— Все можно вынести, Ромейн.
— Может быть, вам, отец Бенвель. Вы отрешились от всего бренного, когда надели черную рясу священника?
— Я отрешился, сын мой, от тех наших слабостей, которыми пользуются женщины. Вы говорите о вашем положении, я представлю его вам в самом худшем виде.
— С какой целью?
— Чтобы показать вам в точности, на что вы должны решиться. По английским законам мистрис Ромейн ваша жена. По правилам, считающимся священными в той религиозной общине, к которой вы принадлежите, она не мистрис Ромейн, а мистрис Винтерфильд, живущая с вами в прелюбодеянии. Если вы сожалеете о вашем обращении…
— Я не сожалею о нем, отец Бенвель.
— Если вы отказываетесь от священных стремлений, в которых сами признались мне, то вернитесь к вашей семейной жизни, но не требуйте, пока вы живете с этой женщиной, чтобы мы считали вас членом нашей общины.
Ромейн молчал, сильное волнение, возбужденное в нем, утихло мало-помалу, и вместо него нежность, сострадание и прежняя любовь заговорили в его сердце, смелые выражения патера не достигли задуманной цели, они оживили в памяти Ромейна образ Стеллы тех дней, когда он в первый раз увидел ее. Как кротко было ее влияние на него и какую пользу приносило ему! Как нежно, как искренне она любила его!
— Дайте мне еще вина! — воскликнул он. — Я чувствую слабость, и голова у меня кружится! Не презирайте меня, отец Бенвель, я так любил ее когда-то!
Патер налил вино.
— Я сочувствую вам, — сказал он. — Право, право, я вам сочувствую!
Не все было ложью в этой вспышке сочувствия, тут была и частичка правды. Отец Бенвель был не совсем жесток. Его зоркий ум, смелое двоедушие привели к желаемому концу. Но раз он достиг своей цели — и, нужно помнить, достиг не для себя, — сострадательные порывы, оставшиеся в нем, прорывались иногда наружу. Человек с сильным умом — как бы он ни злоупотреблял им и как бы ни был его недостоин — все-таки имеет небесный дар.
Если вы хотите видеть безусловную злобу, ищите ее в дураке.
— Позвольте мне упомянуть еще об одном обстоятельстве, — продолжал отец Бенвель, — которое поможет вам успокоиться. В настоящем расположении вашего духа вы не можете возвратиться в обитель.
— Это невозможно!
— Я приказал приготовить для вас комнату у меня в доме. Здесь, освободившись от всяких тревожных влияний, вы сможете определить ваш будущий путь в жизни. Если вы желаете иметь отношения с Гайгеттом…
— Не говорите об этом!
Отец Бенвель вздохнул.
— Ах! Я понимаю, — сказал он грустно, — этот дом напоминает вам посещение мистера Винтерфильда…
Ромейн опять перебил его, но на этот раз одним жестом. Рука, сделавшая этот знак, сжалась в кулак и медленно опустилась на стол, глаза его помутились, брови нахмурились. При имени Винтерфильда воспоминания, отравлявшие все его добрые чувства, ядовито зашевелились в душе.
Опять обман, которому он подвергся, сделался ненавистен ему.
Снова отвратительное сомнение в действительной разлуке у церковных дверей начало тайно терзать его и как бы говорить ему: «Она обманула тебя в одном, почему же не могла обмануть и в другом?»
— Могу я пригласить сюда моего поверенного? — спросил он вдруг.
— Любезный Ромейн, вы можете пригласить всякого, кого захотите.
— Я не обеспокою вас продолжительным пребыванием, отец Бенвель?
— Не делайте ничего второпях, сын мой, пожалуйста, не делайте ничего второпях!
Ромейн не обратил никакого внимания на эту просьбу.
Страшась важного решения, которое ожидало его, он инстинктивно искал убежища в надежде на перемену места.
— Я уеду из Англии! — сказал он нетерпеливо.
— Не один, — подсказал отец Бенвель.
— Кто же будет моим спутником?
— Я, — ответил патер.
Унылые глаза Ромейна просияли. В своем отчаянном положении он мог довериться только отцу Бенвелю.
Пенроз был далеко, Лоринги помогали обмануть его, майор Гайнд открыто сожалел и презирал его как жертву иезуитской хитрости.
— Можете ли вы уехать со мною в любое время? — спросил он. — Разве у вас нет обязанностей, удерживающих вас в Англии?
— Мои обязанности, Ромейн, уже поручены другим.
— Стало быть, вы это предвидели?
— Я считал это возможным. Будет ли ваше путешествие продолжительным или кратким, вы не уедете один.
— Я еще ни о чем не могу думать: моя голова пуста, — печально признался Ромейн. — Я не знаю, куда поеду.
— Я знаю, куда вы должны ехать и куда поедете, — решительно сказал отец Бенвель.
— Куда?
— В Рим.
Ромейн понял истинное значение этого краткого ответа.
Безотчетное чувство опасения начало пробуждаться в его уме. В то время, когда его еще терзали сомнения, отец Бенвель, по какому-то непостижимому предвидению, определил заранее его будущность. Разве патер провидел события?
Нет! Он только предвидел их с того дня, когда ему впервые пришло в голову, что можно заставить Ромейна взглянуть на его брак с точки зрения католика и довести его до того, чтобы перед судом собственной совести этот брак показался бы ему не вполне безукоризненным. Таким образом, можно будет объявить его женитьбу, состоявшуюся до обращения, недействительной, и тогда устранится с его пути последнее препятствие к достижению плана — развод даст возможность довести Ромейна до поступления в монахи.
До сих пор иезуит скромно писал своим почтенным собратьям, что видит свои отношения к Ромейну в новом свете.
В следующем письме он уже прямо объяснил, в чем дело. Победа была выиграна. В это утро он не обменялся с гостем больше ни одним словом.
* * *
К отправлению почты отец Бенвель приготовил свое последнее донесение секретарю общества Иисуса.
«Ромейн свободен от семейных уз, связывавших его. Он приносит аббатство Венж в дар церкви и чувствует призвание к монашеской жизни. Через две недели мы будем в Риме».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

(Извлечение из дневника Бернарда Винтерфильда)
I
ВИНТЕРФИЛЬД ОПРАВДЫВАЕТСЯ
Бопарк-Гауз, 17 июня 18…
Мы редко встречаемся с вами, кузен Биминстер. Но мне случается слышать о вас от общих знакомых. В последний раз я имел известие по поводу вашего поступка за обедом у сэра Филиппа на прошлой неделе.
Один из джентльменов, такой же гость, как и вы, упомянул мое имя. Не вызванный никем, вы продолжали разговор и отозвались об мне так:
"Мне неприятно отзываться о теперешней главе нашего семейства так, но действительно Бернард не достоин занимаемого им положения. Выражаясь мягко, он не раз компрометировал себя и своих родных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84