Резкий треск возвестил о том, что проволока была порвана, и вслед затем зазвенела железная ручка, упавшая на каменистую дорожку сада. Калитка, так же как и люди, была избавлена от нападений матроны. «Успокойтесь, мисс, – сказал Тоф, – если б она вздумала перелезть через калитку, то напоролась бы на гвозди. – В следующую минуту стук отъезжавшего экипажа возвестил о неудаче надзирательницы и решил вопрос о ночлеге Салли».
Она молча сидела у окна, когда Тоф вышел из комнаты, открыла занавески и посмотрела на темное небо.
– Что вы смотрите? – спросил Амелиус.
– Я смотрю на звезды.
Амелиус подошел к окну.
– Сегодня нет звезд, – заметил он.
Она опустила занавеску.
– Я думала о вечерах, проведенных мною в приюте. Днем, вы знаете, я занималась чтением и писанием. Я хотела научиться. Мое сердце замирало от страха, что вы презираете такое невежественное создание, как я. Я всегда старательно готовила свои уроки. Я мечтала о том, что сделаю вам сюрприз, написав вам хорошенькое письмо. Одна из учительниц (она оставила школу) была очень добра ко мне. Я привыкла разговаривать с ней, и когда я что-нибудь не правильно говорила, она исправляла и учила меня. Она говорила, что вы будете лучшего обо мне мнения, если я буду хорошо выражаться, и я стала говорить лучше, не правда ли? Это все происходило днем, самое тяжелое время приходило с наступлением ночи, когда другие девушки спали, а я думала о том, как я далеко от вас. Я вставала, завертывалась в одеяло и подходила к окну. В хорошие ночи звезды были моим обществом. Были две звезды, очень близкие друг к другу, которые я полюбила. Не смейтесь, я привыкла думать, что одна из них – вы, другая – я. Я загадывала, который из нас умрет, вы или я, прежде чем я вас увижу. И почти всегда случалось, что моя звезда исчезала прежде вашей. Боже, как я плакала! Мне казалось, что я никогда больше вас не увижу. Я и убежала от этого. Вам нечего говорить, это было так глупо, что мне теперь стыдно за себя. Мне хотелось увидеть сегодня вечером вашу и мою звезду. Я сама не знаю зачем. Ах, я так люблю вас! – Она опустилась на колени, взяла его руку и прижала к своей голове. – Она так горит, – сказала она, – и ваша добрая рука освежит ее.
Амелиус ласково поднял ее и повел к двери.
– Моя бедная Салли, вы совсем истомлены и нуждаетесь в отдыхе и сне. Простимся.
– Я сделаю все, что бы вы мне ни велели, – отвечала она. – Если мистрис Пейзон придет завтра, вы не позволите ей увезти меня? Благодарю вас. Покойной ночи.
Она обвила своими руками его шею, с чистой, невинной фамильярностью, приподнялась на цыпочках и поцеловала его как сестра.
Салли давно уже спала в своей постели, а Амелиус все еще сидел у камина в библиотеке, погруженный в думы.
Воспоминание о чувствах и мечтаниях молодой девушки, так безыскусственно обрисовавшихся в рассказе о звездах, служивших ей «обществом», не только растрогали и заинтересовали его, но наполнили его душу тревогой и сомнением за будущее. Таинственное влияние, под которым совершалось развитие девушки, действовало нравственно и физически. Пройдут безвредно недели и месяцы, но наступит время, когда их невинные отношения подвергнутся опасности. Амелиус, не способный ни на чем остановиться, смутно сознавал эту истину. Выражение лица его было тревожно, когда он зажег свечу и пошел в свою спальню. «Я не могу уяснить себе как следует, как должен я поступить, – размышлял он. – Когда же это кончится?»
Глава XXXI
На следующее утро в восемь часов Тоф разбудил Амелиуса. Принесли письмо с надписью «Весьма срочное» и, посланный ожидал ответа.
Письмо было от мистрис Пейзон. Она писала коротко и ясно. После, безуспешного посещения надзирательницы мистрис Пейзон заявляла:
«Я требую, чтоб вы немедленно дали мне знать, где Салли нашла убежище, у вас ли провела она ночь. Если это было так, как я полагаю, то мне остается только уведомить вас, что двери приюта согласно с нашими правилами закрыты для нее навсегда. Если же я ошибаюсь, то моя обязанность объявить немедленно о том полиции».
Амелиус стал отвечать под впечатлением минуты, как это было ему свойственно. Он писал с горячностью о бесчеловечных и нехристианских правилах приюта. Не дошел еще он и до половины своих рассуждений, как посланный заявил, что ему приказано возвратиться, как можно скорее и что он надеется, что мистер Гольденхарт не поставит его в затруднительное положение, долго задерживая его. Прерванный среди прилива своего красноречия, Амелиус с досадой оставил свои увещания неоконченными и ответил мистрис Пейзон, написав ей деловым тоном всего одну строку:
«Уведомляю вас, что вы не ошиблись».
После минутного размышления он нашел, что такой ответ леди будет не только невежлив, но в отношении мистрис Пейзон лично покажет еще его неблагодарность. Третья попытка оказалась удачнее.
«Салли провела ночь у меня, как гостья. Она страдала от сильной усталости, было бы бесчеловечно отослать ее назад в таком состоянии. Очень сожалею о вашем решении, но беспрекословно покоряюсь ему. Вы как-то сказали, что, безусловно, верите в чистоту моих намерений. Отдайте мне эту справедливость, верьте мне, хотя бы вы и порицали мои поступки».
Отправив эти строки, на душе Амелиуса как будто стало легче. Он отправился в библиотеку и прислушался, нет ли движения в комнате Салли. Полнейшая тишина известила его, что измученная накануне девушка еще спала. Он распорядился, чтоб ее не беспокоили, а сам пошел завтракать.
Он сидел еще за столом, как появился Тоф с таинственным видом и шепотом доложил ему: «Пришла еще другая».
– Другая, – повторил Амелиус. – Что хотите вы сказать?
– Она не похожа на прелестную маленькую мисс, – продолжал Тоф. – На этот раз это дьявольская красота, как мы выражаемся во Франции. Она не доверяет мне и кажется сильно взволнованной, и то и другое нехорошие признаки. Не избавить ли мне вас от нее, пока та мисс спит?
– Не сказала она своего имени? – спросил Амелиус. Тоф отвечал с чужестранным акцентом:
– Только одно имя: Фейфей.
– Вы хотите сказать Феба?
– А разве я не так сказал, сэр?
– Приведите ее сюда.
Тоф посмотрел на дверь в комнату Салли, пожал плечами и повиновался приказанию.
Вошла Феба, бледная и взволнованная. Ее обычная самоуверенность исчезла, она остановилась у порога, точно боялась ступить в комнату.
– Войдите и садитесь, – сказал Амелиус. – Что случилось?
– Я очень встревожена, – отвечала Феба. – Я знаю, что я слишком дерзко поступаю, осмелившись придти к вам. Но я вчера обращалась за советом к мисс Регине и узнала, что она уехала с дядей из города. Мне нужно сообщить нечто о мистрис Фарнеби, и нельзя терять времени. За отсутствием мисс Регины а не знаю никого, кроме вас, к кому бы я могла обратиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Она молча сидела у окна, когда Тоф вышел из комнаты, открыла занавески и посмотрела на темное небо.
– Что вы смотрите? – спросил Амелиус.
– Я смотрю на звезды.
Амелиус подошел к окну.
– Сегодня нет звезд, – заметил он.
Она опустила занавеску.
– Я думала о вечерах, проведенных мною в приюте. Днем, вы знаете, я занималась чтением и писанием. Я хотела научиться. Мое сердце замирало от страха, что вы презираете такое невежественное создание, как я. Я всегда старательно готовила свои уроки. Я мечтала о том, что сделаю вам сюрприз, написав вам хорошенькое письмо. Одна из учительниц (она оставила школу) была очень добра ко мне. Я привыкла разговаривать с ней, и когда я что-нибудь не правильно говорила, она исправляла и учила меня. Она говорила, что вы будете лучшего обо мне мнения, если я буду хорошо выражаться, и я стала говорить лучше, не правда ли? Это все происходило днем, самое тяжелое время приходило с наступлением ночи, когда другие девушки спали, а я думала о том, как я далеко от вас. Я вставала, завертывалась в одеяло и подходила к окну. В хорошие ночи звезды были моим обществом. Были две звезды, очень близкие друг к другу, которые я полюбила. Не смейтесь, я привыкла думать, что одна из них – вы, другая – я. Я загадывала, который из нас умрет, вы или я, прежде чем я вас увижу. И почти всегда случалось, что моя звезда исчезала прежде вашей. Боже, как я плакала! Мне казалось, что я никогда больше вас не увижу. Я и убежала от этого. Вам нечего говорить, это было так глупо, что мне теперь стыдно за себя. Мне хотелось увидеть сегодня вечером вашу и мою звезду. Я сама не знаю зачем. Ах, я так люблю вас! – Она опустилась на колени, взяла его руку и прижала к своей голове. – Она так горит, – сказала она, – и ваша добрая рука освежит ее.
Амелиус ласково поднял ее и повел к двери.
– Моя бедная Салли, вы совсем истомлены и нуждаетесь в отдыхе и сне. Простимся.
– Я сделаю все, что бы вы мне ни велели, – отвечала она. – Если мистрис Пейзон придет завтра, вы не позволите ей увезти меня? Благодарю вас. Покойной ночи.
Она обвила своими руками его шею, с чистой, невинной фамильярностью, приподнялась на цыпочках и поцеловала его как сестра.
Салли давно уже спала в своей постели, а Амелиус все еще сидел у камина в библиотеке, погруженный в думы.
Воспоминание о чувствах и мечтаниях молодой девушки, так безыскусственно обрисовавшихся в рассказе о звездах, служивших ей «обществом», не только растрогали и заинтересовали его, но наполнили его душу тревогой и сомнением за будущее. Таинственное влияние, под которым совершалось развитие девушки, действовало нравственно и физически. Пройдут безвредно недели и месяцы, но наступит время, когда их невинные отношения подвергнутся опасности. Амелиус, не способный ни на чем остановиться, смутно сознавал эту истину. Выражение лица его было тревожно, когда он зажег свечу и пошел в свою спальню. «Я не могу уяснить себе как следует, как должен я поступить, – размышлял он. – Когда же это кончится?»
Глава XXXI
На следующее утро в восемь часов Тоф разбудил Амелиуса. Принесли письмо с надписью «Весьма срочное» и, посланный ожидал ответа.
Письмо было от мистрис Пейзон. Она писала коротко и ясно. После, безуспешного посещения надзирательницы мистрис Пейзон заявляла:
«Я требую, чтоб вы немедленно дали мне знать, где Салли нашла убежище, у вас ли провела она ночь. Если это было так, как я полагаю, то мне остается только уведомить вас, что двери приюта согласно с нашими правилами закрыты для нее навсегда. Если же я ошибаюсь, то моя обязанность объявить немедленно о том полиции».
Амелиус стал отвечать под впечатлением минуты, как это было ему свойственно. Он писал с горячностью о бесчеловечных и нехристианских правилах приюта. Не дошел еще он и до половины своих рассуждений, как посланный заявил, что ему приказано возвратиться, как можно скорее и что он надеется, что мистер Гольденхарт не поставит его в затруднительное положение, долго задерживая его. Прерванный среди прилива своего красноречия, Амелиус с досадой оставил свои увещания неоконченными и ответил мистрис Пейзон, написав ей деловым тоном всего одну строку:
«Уведомляю вас, что вы не ошиблись».
После минутного размышления он нашел, что такой ответ леди будет не только невежлив, но в отношении мистрис Пейзон лично покажет еще его неблагодарность. Третья попытка оказалась удачнее.
«Салли провела ночь у меня, как гостья. Она страдала от сильной усталости, было бы бесчеловечно отослать ее назад в таком состоянии. Очень сожалею о вашем решении, но беспрекословно покоряюсь ему. Вы как-то сказали, что, безусловно, верите в чистоту моих намерений. Отдайте мне эту справедливость, верьте мне, хотя бы вы и порицали мои поступки».
Отправив эти строки, на душе Амелиуса как будто стало легче. Он отправился в библиотеку и прислушался, нет ли движения в комнате Салли. Полнейшая тишина известила его, что измученная накануне девушка еще спала. Он распорядился, чтоб ее не беспокоили, а сам пошел завтракать.
Он сидел еще за столом, как появился Тоф с таинственным видом и шепотом доложил ему: «Пришла еще другая».
– Другая, – повторил Амелиус. – Что хотите вы сказать?
– Она не похожа на прелестную маленькую мисс, – продолжал Тоф. – На этот раз это дьявольская красота, как мы выражаемся во Франции. Она не доверяет мне и кажется сильно взволнованной, и то и другое нехорошие признаки. Не избавить ли мне вас от нее, пока та мисс спит?
– Не сказала она своего имени? – спросил Амелиус. Тоф отвечал с чужестранным акцентом:
– Только одно имя: Фейфей.
– Вы хотите сказать Феба?
– А разве я не так сказал, сэр?
– Приведите ее сюда.
Тоф посмотрел на дверь в комнату Салли, пожал плечами и повиновался приказанию.
Вошла Феба, бледная и взволнованная. Ее обычная самоуверенность исчезла, она остановилась у порога, точно боялась ступить в комнату.
– Войдите и садитесь, – сказал Амелиус. – Что случилось?
– Я очень встревожена, – отвечала Феба. – Я знаю, что я слишком дерзко поступаю, осмелившись придти к вам. Но я вчера обращалась за советом к мисс Регине и узнала, что она уехала с дядей из города. Мне нужно сообщить нечто о мистрис Фарнеби, и нельзя терять времени. За отсутствием мисс Регины а не знаю никого, кроме вас, к кому бы я могла обратиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95