Стараясь распутать каверзное дело, Хью получил еще не последний, но на данный момент самый тяжкий удар.
Разумеется, он об этом не догадывался, что хорошо знал Батлер, снова игравший какую-то роль. И все-таки мысленный образ Пэм всплыл в его кружившейся голове вместе с определенными замечаниями о «папуле». Его мнение о ней снова перевернулось, нисколько не изменившись.
— Ее отец? — автоматически пробормотал он, лихорадочно припоминая титул. — Неужели лорд Саксемунд?…
— Именно.
— Да ведь он известен благотворительностью и добрыми делами!
— Конечно. Почему бы и нет?
— Он же пэр!
— Ну-ну. Вы, англичане, вечные романтики. Некоторые благородные лорды, к примеру, наживают состояние самым гнусным мошенничеством. Разве старая милая профессия букмекера, существующая столько же лет, сколько кровавый спорт, такая уж честная?
— Да-да, я просто не правильно выразился. Я имею в виду, разве может знаменитый отец Билл, гангстер с телохранителями…
Батлер совсем потерял терпение.
— Мой дорогой Прентис, — изрек он, высясь, как башня, особенно впечатляющий в официальном фраке, — вы чересчур начитались так называемых «крутых» триллеров. Что значит знаменитый отец Билл? Вы о нем когда-нибудь слышали до нынешнего вечера?
— Гм… нет.
— И он вовсе не гангстер, просто имеет возможность дергать за сценой за ниточки. Для чего ему телохранители, черт побери? — Батлер задумался. — С определенным трудом можно было бы доказать, что именно он стоит за букмекерским бизнесом. Ну и что? Никого это не интересует. А его причастность к грязному рэкету даже за миллион лет не докажешь. Если я заявлю об этом публично, он привлечет меня к суду за клевету.
Поблизости замаячили три фигуры — две крупные, одна маленькая. Чей-то голос громко, даже грубо заговорил. Чья-то рука легла на локоть адвоката. Но ни Хью, ни Батлер, охваченные бурными эмоциями, не обратили на происходящее никакого внимания.
— Тем не менее, — твердил Батлер, сверкая глазами, — пожалуй, я вскоре устрою красочное представление для старого грешника.
— Из-за убийства Абу?
— Нет. Он позволил себе кое-какие замечания на мой счет, они попали в газеты, чего я ему никогда не прощу. Сначала я решил побольше о нем разузнать, учинив его дочке беспристрастный допрос.
— Значит, вы с Пэм не…
Батлер пристально взглянул на Хью:
— О боги Вавилона, да вы что, старина? Неужели подумали, будто я покушаюсь на ее целомудрие? Неужели вы думаете, будто она еще сохранила его?
— Господи помилуй, теперь я уже ничего не думаю. Не могу…
— Нет-нет-нет! — несколько оскорбленно воскликнул Батлер. — Я люблю зрелых женщин. Женщина моложе тридцати пяти лет ничего не знает, причем меня не интересуют ее академические достижения. За Пэм можно слегка поухаживать, и не больше. Что касается ваших собственных планов насчет ее прелестей…
— Моих?…
— А чьих же? На вашем месте я бы поостерегся. Эта девушка — свет папочкиных очей, ее тщательно стерегут. Сегодня она улизнула только потому, что Саксемунд с женой на два-три дня уехали.
— Но послушайте…
— Черт побери, разве вы ничего о них не слышали и не читали? Они живут в большом доме с уймой проигрывателей. Саксемунд обожает проигрывающие устройства и раритеты, о чем свидетельствуют перчатки. Но если он узнает, что вы играете на чувствах его дочери, то моментально с вами расправится.
Чей-то голос пытался привлечь внимание барристера, кто-то поднялся на цыпочки и заорал ему прямо в ухо:
— Милорд! Милорд!
Хью шарахнулся, даже Батлер дрогнул.
В голову Хью, перед глазами которого мелькал искаженный, основанный на догадках образ лорда Саксемунда, на секунду взбрела дикая мысль, будто их кличет сам лорд, стоя в некоем зловещем обличье Джекила и Хайда в дверях служебного входа в театр.
Но он увидел только лысого охранника, который дергал Батлера за руку, шофера Джонсона и мальчишку-посыльного с прилизанными волосами.
— Милорд! — хрипел охранник. — Мадам Фаюм просит вас немедленно прийти. Будьте добры…
И хотя Батлер сразу забыл, что приложил к цветам карточку, представившись высокочтимым маркизом Данвичем, он вошел в роль с такой же легкостью, с какой сменил бы шляпу.
— Ах да, — пробормотал он устало и томно. — Прошу прощения за невнимательность. — Шуршащая бумажка непринужденно перекочевала из рук в руки. — Э-э-э… Как пройти в гримерную мадам Фаюм?
— Наверх, милорд. Джонни вас проводит. — Лысый мужчина кивнул на посыльного, потом взглянул на Хью. — А этот джентльмен?…
Батлер снова оглядел Хью так, будто он был примерно ровесник посыльного, что сильно его разозлило.
— Мой юный друг. Да. Он со мной. Не волнуйтесь. Посыльный звучными криками расчистил дорогу в угрюмой толпе, привилегированная компания поднялась по узенькой лестнице слева и пошла по коридору, шепотом обмениваясь репликами, как боксеры в легком спарринговом бою. Однако Хью решил прояснить еще один вопрос.
— Слушайте! Вы что-нибудь узнали от Пэм?
— Нет. Можете мне не верить, но она слишком умна. Я решил притвориться, будто в самом деле считаю ее такой пустоголовой, какой она прикидывается. А вот вы вполне можете что-нибудь узнать.
— Я?
— Она в вас крепко втюрилась, старина. Никогда себя так не вела. Впрочем, эта девица отлично знает, чего хочет. Развлекайтесь, но, повторяю, не забывайте о папаше. С другой стороны, ваша Элен…
— Что Элен?
— Я в самом деле нахожу ее привлекательной.
— Вот как! Неужели?
— Решительно. Ей, правда, не тридцать пять. Хотя ждать не долго. Догадываюсь, что она опытнее, чем кажется. Надеюсь, не возражаете, если я попробую выяснить?
— Постойте минуточку! Я ведь с ней обручен…
— Правда? При вашей последней встрече мне так не показалось. Будьте спортсменом.
— Слушайте!…
— Ш-ш-ш. Не повышайте голос, старина.
Пока Батлер успокаивал Хью, посыльный, чисто по привычке, забарабанил в дверь гримерной.
За дверью послышалось шевеление, отрывистый шепот, шорох. Открывшая дверь дама — безусловно, мадам Фаюм собственной персоной — встретила их приветливой лучистой улыбкой.
Фигура действительно замечательная. Джонсон не ошибся, назвав ее «французской пышечкой». Хотя, судя по смуглой коже, родилась мадам ближе к французскому Марокко, чем к Парижу, возможно, в ней была доля мавританской крови. Она уже сняла сценический грим с хорошенького оживленного лица с широкими ноздрями и красиво очерченными губами, но обычная косметика была почти столь же яркой, как театральный грим, подчеркивая блестящие черные волосы и живые, несколько навыкате темно-карие глаза. Вместо театрального костюма на ней был плотный халат, алый с золотом, под которым, видимо, ничего больше не было, кроме чулок, и туфли на высоком каблуке.
Мадам мгновенно продемонстрировала визитерам искреннюю признательность и удовольствие, постукивая визитной карточкой по прекрасным зубам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Разумеется, он об этом не догадывался, что хорошо знал Батлер, снова игравший какую-то роль. И все-таки мысленный образ Пэм всплыл в его кружившейся голове вместе с определенными замечаниями о «папуле». Его мнение о ней снова перевернулось, нисколько не изменившись.
— Ее отец? — автоматически пробормотал он, лихорадочно припоминая титул. — Неужели лорд Саксемунд?…
— Именно.
— Да ведь он известен благотворительностью и добрыми делами!
— Конечно. Почему бы и нет?
— Он же пэр!
— Ну-ну. Вы, англичане, вечные романтики. Некоторые благородные лорды, к примеру, наживают состояние самым гнусным мошенничеством. Разве старая милая профессия букмекера, существующая столько же лет, сколько кровавый спорт, такая уж честная?
— Да-да, я просто не правильно выразился. Я имею в виду, разве может знаменитый отец Билл, гангстер с телохранителями…
Батлер совсем потерял терпение.
— Мой дорогой Прентис, — изрек он, высясь, как башня, особенно впечатляющий в официальном фраке, — вы чересчур начитались так называемых «крутых» триллеров. Что значит знаменитый отец Билл? Вы о нем когда-нибудь слышали до нынешнего вечера?
— Гм… нет.
— И он вовсе не гангстер, просто имеет возможность дергать за сценой за ниточки. Для чего ему телохранители, черт побери? — Батлер задумался. — С определенным трудом можно было бы доказать, что именно он стоит за букмекерским бизнесом. Ну и что? Никого это не интересует. А его причастность к грязному рэкету даже за миллион лет не докажешь. Если я заявлю об этом публично, он привлечет меня к суду за клевету.
Поблизости замаячили три фигуры — две крупные, одна маленькая. Чей-то голос громко, даже грубо заговорил. Чья-то рука легла на локоть адвоката. Но ни Хью, ни Батлер, охваченные бурными эмоциями, не обратили на происходящее никакого внимания.
— Тем не менее, — твердил Батлер, сверкая глазами, — пожалуй, я вскоре устрою красочное представление для старого грешника.
— Из-за убийства Абу?
— Нет. Он позволил себе кое-какие замечания на мой счет, они попали в газеты, чего я ему никогда не прощу. Сначала я решил побольше о нем разузнать, учинив его дочке беспристрастный допрос.
— Значит, вы с Пэм не…
Батлер пристально взглянул на Хью:
— О боги Вавилона, да вы что, старина? Неужели подумали, будто я покушаюсь на ее целомудрие? Неужели вы думаете, будто она еще сохранила его?
— Господи помилуй, теперь я уже ничего не думаю. Не могу…
— Нет-нет-нет! — несколько оскорбленно воскликнул Батлер. — Я люблю зрелых женщин. Женщина моложе тридцати пяти лет ничего не знает, причем меня не интересуют ее академические достижения. За Пэм можно слегка поухаживать, и не больше. Что касается ваших собственных планов насчет ее прелестей…
— Моих?…
— А чьих же? На вашем месте я бы поостерегся. Эта девушка — свет папочкиных очей, ее тщательно стерегут. Сегодня она улизнула только потому, что Саксемунд с женой на два-три дня уехали.
— Но послушайте…
— Черт побери, разве вы ничего о них не слышали и не читали? Они живут в большом доме с уймой проигрывателей. Саксемунд обожает проигрывающие устройства и раритеты, о чем свидетельствуют перчатки. Но если он узнает, что вы играете на чувствах его дочери, то моментально с вами расправится.
Чей-то голос пытался привлечь внимание барристера, кто-то поднялся на цыпочки и заорал ему прямо в ухо:
— Милорд! Милорд!
Хью шарахнулся, даже Батлер дрогнул.
В голову Хью, перед глазами которого мелькал искаженный, основанный на догадках образ лорда Саксемунда, на секунду взбрела дикая мысль, будто их кличет сам лорд, стоя в некоем зловещем обличье Джекила и Хайда в дверях служебного входа в театр.
Но он увидел только лысого охранника, который дергал Батлера за руку, шофера Джонсона и мальчишку-посыльного с прилизанными волосами.
— Милорд! — хрипел охранник. — Мадам Фаюм просит вас немедленно прийти. Будьте добры…
И хотя Батлер сразу забыл, что приложил к цветам карточку, представившись высокочтимым маркизом Данвичем, он вошел в роль с такой же легкостью, с какой сменил бы шляпу.
— Ах да, — пробормотал он устало и томно. — Прошу прощения за невнимательность. — Шуршащая бумажка непринужденно перекочевала из рук в руки. — Э-э-э… Как пройти в гримерную мадам Фаюм?
— Наверх, милорд. Джонни вас проводит. — Лысый мужчина кивнул на посыльного, потом взглянул на Хью. — А этот джентльмен?…
Батлер снова оглядел Хью так, будто он был примерно ровесник посыльного, что сильно его разозлило.
— Мой юный друг. Да. Он со мной. Не волнуйтесь. Посыльный звучными криками расчистил дорогу в угрюмой толпе, привилегированная компания поднялась по узенькой лестнице слева и пошла по коридору, шепотом обмениваясь репликами, как боксеры в легком спарринговом бою. Однако Хью решил прояснить еще один вопрос.
— Слушайте! Вы что-нибудь узнали от Пэм?
— Нет. Можете мне не верить, но она слишком умна. Я решил притвориться, будто в самом деле считаю ее такой пустоголовой, какой она прикидывается. А вот вы вполне можете что-нибудь узнать.
— Я?
— Она в вас крепко втюрилась, старина. Никогда себя так не вела. Впрочем, эта девица отлично знает, чего хочет. Развлекайтесь, но, повторяю, не забывайте о папаше. С другой стороны, ваша Элен…
— Что Элен?
— Я в самом деле нахожу ее привлекательной.
— Вот как! Неужели?
— Решительно. Ей, правда, не тридцать пять. Хотя ждать не долго. Догадываюсь, что она опытнее, чем кажется. Надеюсь, не возражаете, если я попробую выяснить?
— Постойте минуточку! Я ведь с ней обручен…
— Правда? При вашей последней встрече мне так не показалось. Будьте спортсменом.
— Слушайте!…
— Ш-ш-ш. Не повышайте голос, старина.
Пока Батлер успокаивал Хью, посыльный, чисто по привычке, забарабанил в дверь гримерной.
За дверью послышалось шевеление, отрывистый шепот, шорох. Открывшая дверь дама — безусловно, мадам Фаюм собственной персоной — встретила их приветливой лучистой улыбкой.
Фигура действительно замечательная. Джонсон не ошибся, назвав ее «французской пышечкой». Хотя, судя по смуглой коже, родилась мадам ближе к французскому Марокко, чем к Парижу, возможно, в ней была доля мавританской крови. Она уже сняла сценический грим с хорошенького оживленного лица с широкими ноздрями и красиво очерченными губами, но обычная косметика была почти столь же яркой, как театральный грим, подчеркивая блестящие черные волосы и живые, несколько навыкате темно-карие глаза. Вместо театрального костюма на ней был плотный халат, алый с золотом, под которым, видимо, ничего больше не было, кроме чулок, и туфли на высоком каблуке.
Мадам мгновенно продемонстрировала визитерам искреннюю признательность и удовольствие, постукивая визитной карточкой по прекрасным зубам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57