Женщина казалась настоящим комком нервов. Она сказала только:
– Вы друг Франка? Проходите, пожалуйста!
Она проводила меня прямиком в спальню и указала на кровать.
Действительно, обстоятельства, не позволившие Франку прийти на встречу, оказались чрезвычайными: он умер.
Один его глаз смотрел вверх, а другой был закрыт, словно подмигивал вечности. Я уже говорил, что Франк не принадлежал к числу моих близких друзей, отнюдь нет. Но подобное несчастье способно взволновать любого человека.
– О, госпожа Струб! Я вам так сочувствую! – воскликнул я, заключая ее в братские объятия. – Если вам нужна помощь, если я могу что-нибудь сделать для вас или для ваших троих детей, не стесняйтесь попросить меня об этом; я все сделаю, клянусь честью. Бедный Франк! Как ему не повезло!
Женщина нахмурила брови, и я понял, что мои слова показались ей странными.
– Какие дети? – спросила негритянка. – Насколько мне известно, у Франка нет детей, он холостяк. – Она сразу же исправила свою оговорку: – То есть был холостяком.
Ее заявление поразило меня, и я отступил на шаг.
– Холостяком? А с кем же тогда я имею честь разговаривать?
– У нас с ним был уговор. Ночь со среды на четверг мы всегда проводили вместе. Сегодня я проснулась и увидела, что он мертв. – Она объясняла это, избегая смотреть мне в глаза. Неожиданно в ее голосе зазвучали игривые нотки. – Мне кажется, я вас знаю. Не тот ли вы молодой человек, который однажды вечером постучал в эту дверь? Я вас видела через окно.
В то время практически вся литературная продукция Лютера Флага была делом моих рук. Я выработал отличную систему и был способен кропать три повестушки в неделю. На самом деле иногда я даже начинал писать книгу до того, как получал сценарий. Франк ограничивался тем, что исправлял мою пунктуацию (мне всегда плохо давались точки и запятые, а тем более точки с запятыми), немного изменял отдельные абзацы, если героям недоставало патриотизма, и вычеркивал те, в которых негры выглядели слишком умными.
Обескураженный, я опустился на стул, не выпуская из рук шляпы. Мой взгляд был устремлен на кровать: в голове роилось множество мыслей, но ничего путного я придумать не мог. Сейчас уже трудно припомнить ход моих размышлений. Прошло больше шестидесяти лет с того дня, как умер Франк Струб.
– Какого большого писателя потерял мир! – сказала женщина. Теперь она казалась более расстроенной.
– Да, большого писателя… – эхом повторил я.
– Вы знаете доктора Флага? – оживилась она. Воистину, ее настроение менялось с огромной скоростью.
– Да, я кое-что о нем слышал, – пробормотал я, не слишком вслушиваясь в ее слова.
– Хотите, я вам кое-что расскажу? Так вот – книги доктора Флага написал не доктор Флаг!
И она рассмеялась еще веселее.
– Неужели правда? – спросил я.
– Честное слово. А знаете, что самое смешное во всей этой истории?
– Позвольте мне сделать предположение: Франк писал повести для доктора Флага.
– Вовсе нет! Это было бы просто смешно, и только. А самое смешное в том, что доктор Флаг воображает, что их пишет господин Спенсер!
Я так и подскочил:
– Кто это еще такой – господин Спенсер?
– Он передает Франку литературные сценарии. Господин Спенсер раньше работал негром доктора Флага. В один прекрасный день он предложил писать эти повести Франку. С этого дня господин Спенсер просто передавал сценарии доктора Флага бедному Франку.
И она снова предалась меланхолическому настроению:
– Бедный Франк. Сценарий написать может каждый. Самое главное – это написать книгу, правда? – И добавила с негодованием: – Совести у него нет, у этого Спенсера. Я всегда говорила бедному Франку…
Я потребовал у нее адрес этого пресловутого Спенсера, потом надел шляпу. Женщина увидела, что я собираюсь уходить, и указала мне на кровать:
– А что мне теперь делать? Как быть с Франком? Вы ведь сказали, что поможете мне.
Но в этот момент я думал лишь о тех комиссионных, которые Франк положил себе в карман за мой счет, выполняя всего лишь роль посредника между неким Спенсером и мной, поэтому ответил ей:
– Мне кажется, барышня, я вам и так достаточно помог.
Женщина постаралась удержать меня за локоть. Вероятно, она поняла, кем я был и зачем пришел в этот дом. Тоном человека, который хочет найти подтверждение своим сомнениям, негритянка спросила:
– Вы ведь писатель, правда?
Сам не знаю почему, но я почувствовал себя воришкой, которого застигли на месте преступления.
– Именно так. А вы проститутка, – выпалил я и ушел. Мой путь лежал к дому господина Спенсера. Мною двигало убеждение, что он, как никто другой, будет заинтересован в том, чтобы я занял место Франка Струба. По сути, ему лишь следовало придать официальный статус отношениям, которые уже реально существовали. А мне оставалось надеяться, что, поскольку посредничество Струба, за которое он получал свои проценты, прекратилось, мои доходы должны возрасти.
Спенсеров дома не оказалось. Сосед, который стоял, облокотившись на железную изгородь, разделявшую два садика перед домами, увидел меня и, указав пальцем в сторону улицы, сказал:
– Вы, наверное, пришли выразить соболезнование семье Спенсеров? Поспешите! Похоронный кортеж отправился на кладбище десять минут назад.
Я не верил своим ушам: пресловутый Спенсер тоже был мертв. Сосед рассказал мне подробности: утром несчастный попал под трамвай. Колеса разрезали его тело на две половины, точно гильотина с мотором.
Что мне оставалось делать? Я поплелся на кладбище. Терять мне было нечего. В моей душе теплилась надежда найти кого-нибудь, знавшего о делах Спенсера, чтобы объяснить ему, кто я такой, и попросить представить Флагу. По правде говоря, мне было не совсем ясно, как действовать на кладбище. Тем не менее я отправился туда.
Найти похоронную процессию Спенсера не составило большого труда. Среди каменных плит, возвышавшихся над газоном, я увидел людей, которые окружили пастора. Он читал Библию и упоминал имя усопшего. Какой-то краснощекий толстяк с короткой шеей держался в последнем ряду присутствующих. Он был так невысок, что время от времени ему приходилось подпрыгивать, чтобы разглядеть что-нибудь за рядами голов других участников церемонии. Я приблизился к нему.
– Какая беда, какой нелепый несчастный случай, – сказал я шепотом, чтобы завязать разговор. – Смерть подкашивает самых достойных из нас.
Толстяк повернул ко мне свою голову на короткой шее:
– Это вы о Спенсере? Спенсер был редкостной сволочью. Я пришел сюда, чтобы получить назад свои деньги. – Он вдруг тихонько рассмеялся. – Говорят, бальзамистам пришлось поломать голову.
– Поломать голову?
– Именно. Спенсер попал под трамвай не один. Колеса перерезали на уровне пояса двух мужчин:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
– Вы друг Франка? Проходите, пожалуйста!
Она проводила меня прямиком в спальню и указала на кровать.
Действительно, обстоятельства, не позволившие Франку прийти на встречу, оказались чрезвычайными: он умер.
Один его глаз смотрел вверх, а другой был закрыт, словно подмигивал вечности. Я уже говорил, что Франк не принадлежал к числу моих близких друзей, отнюдь нет. Но подобное несчастье способно взволновать любого человека.
– О, госпожа Струб! Я вам так сочувствую! – воскликнул я, заключая ее в братские объятия. – Если вам нужна помощь, если я могу что-нибудь сделать для вас или для ваших троих детей, не стесняйтесь попросить меня об этом; я все сделаю, клянусь честью. Бедный Франк! Как ему не повезло!
Женщина нахмурила брови, и я понял, что мои слова показались ей странными.
– Какие дети? – спросила негритянка. – Насколько мне известно, у Франка нет детей, он холостяк. – Она сразу же исправила свою оговорку: – То есть был холостяком.
Ее заявление поразило меня, и я отступил на шаг.
– Холостяком? А с кем же тогда я имею честь разговаривать?
– У нас с ним был уговор. Ночь со среды на четверг мы всегда проводили вместе. Сегодня я проснулась и увидела, что он мертв. – Она объясняла это, избегая смотреть мне в глаза. Неожиданно в ее голосе зазвучали игривые нотки. – Мне кажется, я вас знаю. Не тот ли вы молодой человек, который однажды вечером постучал в эту дверь? Я вас видела через окно.
В то время практически вся литературная продукция Лютера Флага была делом моих рук. Я выработал отличную систему и был способен кропать три повестушки в неделю. На самом деле иногда я даже начинал писать книгу до того, как получал сценарий. Франк ограничивался тем, что исправлял мою пунктуацию (мне всегда плохо давались точки и запятые, а тем более точки с запятыми), немного изменял отдельные абзацы, если героям недоставало патриотизма, и вычеркивал те, в которых негры выглядели слишком умными.
Обескураженный, я опустился на стул, не выпуская из рук шляпы. Мой взгляд был устремлен на кровать: в голове роилось множество мыслей, но ничего путного я придумать не мог. Сейчас уже трудно припомнить ход моих размышлений. Прошло больше шестидесяти лет с того дня, как умер Франк Струб.
– Какого большого писателя потерял мир! – сказала женщина. Теперь она казалась более расстроенной.
– Да, большого писателя… – эхом повторил я.
– Вы знаете доктора Флага? – оживилась она. Воистину, ее настроение менялось с огромной скоростью.
– Да, я кое-что о нем слышал, – пробормотал я, не слишком вслушиваясь в ее слова.
– Хотите, я вам кое-что расскажу? Так вот – книги доктора Флага написал не доктор Флаг!
И она рассмеялась еще веселее.
– Неужели правда? – спросил я.
– Честное слово. А знаете, что самое смешное во всей этой истории?
– Позвольте мне сделать предположение: Франк писал повести для доктора Флага.
– Вовсе нет! Это было бы просто смешно, и только. А самое смешное в том, что доктор Флаг воображает, что их пишет господин Спенсер!
Я так и подскочил:
– Кто это еще такой – господин Спенсер?
– Он передает Франку литературные сценарии. Господин Спенсер раньше работал негром доктора Флага. В один прекрасный день он предложил писать эти повести Франку. С этого дня господин Спенсер просто передавал сценарии доктора Флага бедному Франку.
И она снова предалась меланхолическому настроению:
– Бедный Франк. Сценарий написать может каждый. Самое главное – это написать книгу, правда? – И добавила с негодованием: – Совести у него нет, у этого Спенсера. Я всегда говорила бедному Франку…
Я потребовал у нее адрес этого пресловутого Спенсера, потом надел шляпу. Женщина увидела, что я собираюсь уходить, и указала мне на кровать:
– А что мне теперь делать? Как быть с Франком? Вы ведь сказали, что поможете мне.
Но в этот момент я думал лишь о тех комиссионных, которые Франк положил себе в карман за мой счет, выполняя всего лишь роль посредника между неким Спенсером и мной, поэтому ответил ей:
– Мне кажется, барышня, я вам и так достаточно помог.
Женщина постаралась удержать меня за локоть. Вероятно, она поняла, кем я был и зачем пришел в этот дом. Тоном человека, который хочет найти подтверждение своим сомнениям, негритянка спросила:
– Вы ведь писатель, правда?
Сам не знаю почему, но я почувствовал себя воришкой, которого застигли на месте преступления.
– Именно так. А вы проститутка, – выпалил я и ушел. Мой путь лежал к дому господина Спенсера. Мною двигало убеждение, что он, как никто другой, будет заинтересован в том, чтобы я занял место Франка Струба. По сути, ему лишь следовало придать официальный статус отношениям, которые уже реально существовали. А мне оставалось надеяться, что, поскольку посредничество Струба, за которое он получал свои проценты, прекратилось, мои доходы должны возрасти.
Спенсеров дома не оказалось. Сосед, который стоял, облокотившись на железную изгородь, разделявшую два садика перед домами, увидел меня и, указав пальцем в сторону улицы, сказал:
– Вы, наверное, пришли выразить соболезнование семье Спенсеров? Поспешите! Похоронный кортеж отправился на кладбище десять минут назад.
Я не верил своим ушам: пресловутый Спенсер тоже был мертв. Сосед рассказал мне подробности: утром несчастный попал под трамвай. Колеса разрезали его тело на две половины, точно гильотина с мотором.
Что мне оставалось делать? Я поплелся на кладбище. Терять мне было нечего. В моей душе теплилась надежда найти кого-нибудь, знавшего о делах Спенсера, чтобы объяснить ему, кто я такой, и попросить представить Флагу. По правде говоря, мне было не совсем ясно, как действовать на кладбище. Тем не менее я отправился туда.
Найти похоронную процессию Спенсера не составило большого труда. Среди каменных плит, возвышавшихся над газоном, я увидел людей, которые окружили пастора. Он читал Библию и упоминал имя усопшего. Какой-то краснощекий толстяк с короткой шеей держался в последнем ряду присутствующих. Он был так невысок, что время от времени ему приходилось подпрыгивать, чтобы разглядеть что-нибудь за рядами голов других участников церемонии. Я приблизился к нему.
– Какая беда, какой нелепый несчастный случай, – сказал я шепотом, чтобы завязать разговор. – Смерть подкашивает самых достойных из нас.
Толстяк повернул ко мне свою голову на короткой шее:
– Это вы о Спенсере? Спенсер был редкостной сволочью. Я пришел сюда, чтобы получить назад свои деньги. – Он вдруг тихонько рассмеялся. – Говорят, бальзамистам пришлось поломать голову.
– Поломать голову?
– Именно. Спенсер попал под трамвай не один. Колеса перерезали на уровне пояса двух мужчин:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115