Я видел картину, которую описывал Маркус, так ясно, будто мне ее рисовали пары какого-то наркотика. Передо мной проплывали умирающие на полу шахты тектоны, корчившиеся, как раненые осьминоги. Я слышал, как кричат, напрягая из последних сил свои голосовые связки, Уильям и Ричард наверху «муравейника». Я вдыхал смрадный воздух копи, в котором носилась желтая металлическая пыль, и различал зеленые огоньки фонариков, которыми пользовались тектоны. Я ощущал мощь врага, видел прямо перед своим носом его каменные доспехи с грязными пятнами на серебристом фоне. Я чувствовал прикосновение тектона и ненависть его сжатых кулаков. И, безусловно, переживал то же отчаяние, которое испытывал Гарвей, сражаясь не на жизнь, а на смерть в глубине заколдованной шахты в Конго. Маркус говорил и говорил, и образы наступали на меня со всех сторон. Что же случилось дальше?
Так вот, на этом самом месте его рассказа вашему почтенному слуге Томми Томсону, этой размазне Томми Томсону, не пришло в голову ничего лучшего, как упасть в обморок. И на этом наша беседа кончилась.
17
Я приучился работать по ночам, и каждый раз засиживался за машинкой все дольше и дольше. Однажды в четверть первого ночи мне захотелось чаю, и я пошел на кухню. В коридоре пансиона царила полная тишина, только за какой-то дверью слышался кашель одного из жильцов. Кроме того, само собой разумеется, до моего слуха доносились звуки, издаваемые утробой Мак-Маона.
Чаю не кухне не оказалось, а взять хотя бы щепотку заварки из коробочки госпожи Пинкертон я не отважился. Этот ворон в юбке мог бы поставить на ноги весь Скотланд-Ярд, чтобы найти вора. У Мак-Маона чаю тоже не было, зато я обнаружил огромную бутыль картофельной водки. После недолгих колебаний я унес ее в свою комнату.
Не знаю, что за зелье употреблял Мак-Маон, но я напился в стельку, прежде чем понял, что пьянею. Этот напиток оказался настоящим крысиным ядом, а я – бедным мышонком. Но меня подобный поворот событий ничуть не огорчил. Поскольку напился я не нарочно, то решил устроить себе неожиданный праздник и вместо того, чтобы продолжить работу над рукописью, стал читать все, что написал до этой ночи. По сути дела, четыре пятых романа были уже готовы. Я сказал себе: «Забудь обо всем, Томми, и постарайся прочитать свою книгу, как простой читатель».
Так я и поступил. Мне кажется, моя оценка была справедливой, несмотря на спиртное Мак-Маона, которое бежало по моим венам. Текст был не слишком плохим, даже вовсе неплохим для юнца, которому только что исполнилось двадцать лет. Но мне хотелось знать, получился ли у меня шедевр. Вывод напрашивался отрицательный. До шедевра этой книге было далеко. Какое разочарование!
Чем дальше я читал, тем больше расстраивался. И эту книгу написал я? Меня охватило отчаяние. Куда исчезла любовь Амгам? Где был ужас, внушаемый тектонами? Эти страницы напоминали пейзаж, задернутый густым туманом, – я знал, что было за его пеленой, и мог угадать скрытые силуэты. Но для обычного читателя мое повествование не имело никакого смысла.
Я лег в кровать, чувствуя в желудке страшную тяжесть. Мне казалось, что туда попал огромный камень. Стены комнаты качались. Виной тому были алкоголь и огорчение. Я подумал, что водка Мак-Маона была наподобие тех волшебных зелий, которые уменьшают людей, и превратила меня в лилипута. Пишущая машинка виделась мне огромной, как пианино, а я был крошечным, как молекула. Что мне оставалось делать? Я выпил еще.
Вытянувшись на кровати, я смотрел в потолок и спрашивал себя: «Значит, результатом всех страданий и мучений, всех приложенных усилий стало лишь это посредственное произведение?» Один из самых сильных ударов, который настигает человека в юности, связан с уверенностью молодых людей в том, что для достижения желаемого достаточно только бороться изо всех сил. А это неверно. Если бы порядок был таким, мир бы принадлежал праведникам.
В ту ночь я оставил позади часть своей юности. По крайней мере, у меня создалось ощущение, что за одну ночь я повзрослел больше, чем за весь предыдущий год. В голове у меня возник вопрос: «Стоит ли вообще заниматься этой книгой?» Я предпочел бы уснуть, а не отвечать на него, но, несмотря на это, сделал над собой усилие и стал размышлять. Через час мне удалось привести в некоторое равновесие мои устремления и ограниченность собственных возможностей: я сказал себе, что должен закончить книгу ради Маркуса. А выйдет она плохой или хорошей, не имеет значения: в нашем случае цель оправдывала бесталанность автора. Не ахти какое утешение.
Итак, я был безоружен, мой мозг был затуманен алкоголем и сознанием поражения, и именно в этом состоянии меня застигла катастрофа. Раздался сухой, резкий взрыв, а потом послышался град ударов, словно с потолка посыпалась штукатурка. Господи, какой ужас! Я подскочил на кровати, ничего не соображая. Единственным привычным звуком был голос Мак-Маона. Он слышался за перегородкой, разделявшей наши комнаты. Мой сосед громко вопил, оправдываясь:
– Я тут ни при чем! Честное слово!
Как только я открыл дверь, серое облако пыли ослепило меня. Остальные жильцы тоже вышли из комнат и сгрудились, в пижамах и нижнем белье, посреди коридора. Все были напуганы гораздо сильнее, чем я, – по крайней мере, винные пары притупляли мои чувства и заглушали сознание. Единственным человеком, сохранявшим присутствие духа, был Мак-Маон. Пока остальные визжали и задавали дурацкие вопросы, которые оставались без ответа, он с проворством буйвола носился взад и вперед по коридору, стуча в двери, чтобы убедиться, что все вышли из своих комнат. Сцена напоминала кораблекрушение, стоило только заменить дым водой. Но все было настолько невероятным, что я не мог испытывать ужас. Сам не знаю почему, наверное, стараясь спастись от страшного гвалта, я оказался в столовой пансиона.
Она стояла ровно посередине комнаты, похожая на небольшого металлического кита, вокруг нее были разбросаны щепки и битый кирпич. На потолке виднелась огромная дыра, которую она пробила. Движимый наивной дерзостью пьяниц, я подошел к ней и погладил ее железную спину. Холодная поверхность вызывала дрожь. Мне пришло в голову, что это ощущение можно использовать при описании моих персонажей. Да, я сравню при помощи этой метафоры кожу Уильяма Кравера с кожей Амгам. И только после всех этих размышлений мне пришло в голову задать себе вопрос: «Что, черт возьми, делает бомба посреди столовой пансиона?»
Я поднял голову и увидел через дыру в потолке среди облаков некое подобие гигантской летающей сосиски. Она пыталась скрыться от двадцати или тридцати тонких и ярких лучей света, которые отчаянно метались по небу. Целью аэростата, несомненно, был завод «Ройал Стил».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Так вот, на этом самом месте его рассказа вашему почтенному слуге Томми Томсону, этой размазне Томми Томсону, не пришло в голову ничего лучшего, как упасть в обморок. И на этом наша беседа кончилась.
17
Я приучился работать по ночам, и каждый раз засиживался за машинкой все дольше и дольше. Однажды в четверть первого ночи мне захотелось чаю, и я пошел на кухню. В коридоре пансиона царила полная тишина, только за какой-то дверью слышался кашель одного из жильцов. Кроме того, само собой разумеется, до моего слуха доносились звуки, издаваемые утробой Мак-Маона.
Чаю не кухне не оказалось, а взять хотя бы щепотку заварки из коробочки госпожи Пинкертон я не отважился. Этот ворон в юбке мог бы поставить на ноги весь Скотланд-Ярд, чтобы найти вора. У Мак-Маона чаю тоже не было, зато я обнаружил огромную бутыль картофельной водки. После недолгих колебаний я унес ее в свою комнату.
Не знаю, что за зелье употреблял Мак-Маон, но я напился в стельку, прежде чем понял, что пьянею. Этот напиток оказался настоящим крысиным ядом, а я – бедным мышонком. Но меня подобный поворот событий ничуть не огорчил. Поскольку напился я не нарочно, то решил устроить себе неожиданный праздник и вместо того, чтобы продолжить работу над рукописью, стал читать все, что написал до этой ночи. По сути дела, четыре пятых романа были уже готовы. Я сказал себе: «Забудь обо всем, Томми, и постарайся прочитать свою книгу, как простой читатель».
Так я и поступил. Мне кажется, моя оценка была справедливой, несмотря на спиртное Мак-Маона, которое бежало по моим венам. Текст был не слишком плохим, даже вовсе неплохим для юнца, которому только что исполнилось двадцать лет. Но мне хотелось знать, получился ли у меня шедевр. Вывод напрашивался отрицательный. До шедевра этой книге было далеко. Какое разочарование!
Чем дальше я читал, тем больше расстраивался. И эту книгу написал я? Меня охватило отчаяние. Куда исчезла любовь Амгам? Где был ужас, внушаемый тектонами? Эти страницы напоминали пейзаж, задернутый густым туманом, – я знал, что было за его пеленой, и мог угадать скрытые силуэты. Но для обычного читателя мое повествование не имело никакого смысла.
Я лег в кровать, чувствуя в желудке страшную тяжесть. Мне казалось, что туда попал огромный камень. Стены комнаты качались. Виной тому были алкоголь и огорчение. Я подумал, что водка Мак-Маона была наподобие тех волшебных зелий, которые уменьшают людей, и превратила меня в лилипута. Пишущая машинка виделась мне огромной, как пианино, а я был крошечным, как молекула. Что мне оставалось делать? Я выпил еще.
Вытянувшись на кровати, я смотрел в потолок и спрашивал себя: «Значит, результатом всех страданий и мучений, всех приложенных усилий стало лишь это посредственное произведение?» Один из самых сильных ударов, который настигает человека в юности, связан с уверенностью молодых людей в том, что для достижения желаемого достаточно только бороться изо всех сил. А это неверно. Если бы порядок был таким, мир бы принадлежал праведникам.
В ту ночь я оставил позади часть своей юности. По крайней мере, у меня создалось ощущение, что за одну ночь я повзрослел больше, чем за весь предыдущий год. В голове у меня возник вопрос: «Стоит ли вообще заниматься этой книгой?» Я предпочел бы уснуть, а не отвечать на него, но, несмотря на это, сделал над собой усилие и стал размышлять. Через час мне удалось привести в некоторое равновесие мои устремления и ограниченность собственных возможностей: я сказал себе, что должен закончить книгу ради Маркуса. А выйдет она плохой или хорошей, не имеет значения: в нашем случае цель оправдывала бесталанность автора. Не ахти какое утешение.
Итак, я был безоружен, мой мозг был затуманен алкоголем и сознанием поражения, и именно в этом состоянии меня застигла катастрофа. Раздался сухой, резкий взрыв, а потом послышался град ударов, словно с потолка посыпалась штукатурка. Господи, какой ужас! Я подскочил на кровати, ничего не соображая. Единственным привычным звуком был голос Мак-Маона. Он слышался за перегородкой, разделявшей наши комнаты. Мой сосед громко вопил, оправдываясь:
– Я тут ни при чем! Честное слово!
Как только я открыл дверь, серое облако пыли ослепило меня. Остальные жильцы тоже вышли из комнат и сгрудились, в пижамах и нижнем белье, посреди коридора. Все были напуганы гораздо сильнее, чем я, – по крайней мере, винные пары притупляли мои чувства и заглушали сознание. Единственным человеком, сохранявшим присутствие духа, был Мак-Маон. Пока остальные визжали и задавали дурацкие вопросы, которые оставались без ответа, он с проворством буйвола носился взад и вперед по коридору, стуча в двери, чтобы убедиться, что все вышли из своих комнат. Сцена напоминала кораблекрушение, стоило только заменить дым водой. Но все было настолько невероятным, что я не мог испытывать ужас. Сам не знаю почему, наверное, стараясь спастись от страшного гвалта, я оказался в столовой пансиона.
Она стояла ровно посередине комнаты, похожая на небольшого металлического кита, вокруг нее были разбросаны щепки и битый кирпич. На потолке виднелась огромная дыра, которую она пробила. Движимый наивной дерзостью пьяниц, я подошел к ней и погладил ее железную спину. Холодная поверхность вызывала дрожь. Мне пришло в голову, что это ощущение можно использовать при описании моих персонажей. Да, я сравню при помощи этой метафоры кожу Уильяма Кравера с кожей Амгам. И только после всех этих размышлений мне пришло в голову задать себе вопрос: «Что, черт возьми, делает бомба посреди столовой пансиона?»
Я поднял голову и увидел через дыру в потолке среди облаков некое подобие гигантской летающей сосиски. Она пыталась скрыться от двадцати или тридцати тонких и ярких лучей света, которые отчаянно метались по небу. Целью аэростата, несомненно, был завод «Ройал Стил».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115