У Ятмунда были такие же ясные глаза и такой же глубокий голос, как у покойного старшего брата, но в остальном он почти совсем на него не походил.
Он не скрывал своей нелюбви к скандинавам. Когда брат покойного Адальстейна говорил ей о Денло и Нортумбрии, о тамошних богатых землях и торговых городах, она видела на его застывшем лице длинный перечень разграбленных городов, городков и монастырей, убитых и угнанных в рабство людей, пожженных сел. Глядя в его зеленые глаза с желтыми звериными искрами, в аскетическое лицо с глубокими складками на щеках, узкий подбородок и хрящеватый нос — лицо мученика или фанатика, в своей искренности доходящего до наивности — она думала о том, что Ятмунду лучше не принимать участия ни в каких договорах — добром это не закончится. Задумает ли он держать данное им слово или не задумает — любой человек, обладающий хоть каплей проницательности, тотчас прочтет по его лицу все его мысли.
Она слушала и дивилась — что такого Орм нашел в Ятмунде? Разве что признание собственных заслуг — конунг частенько поглядывал на Регнвальдсона и постоянно намекал на какие-то дела, которые они решали вместе. Новый конунг Британии говорил негромко и медленно, но внушительно и потому весьма убедительно. Единственное, что царапнуло Гуннарсдоттер в обращении правителя с ее сыном — брат Адальстейна почему-то звал Орма Олафом.
— Я Орм, — неизменно отвечал Регнвальдарсон.
А собеседник кивал и продолжал именовать его Олафом. Впрочем, и всех других скандинавов он называл так же, кроме, разве, Эйрика, которого он не называл никак, лишь иносказательно.
Рассказ о Хаконе Ятмунд выслушал очень внимательно, но хмуро.
— Все прекрасно, — изрек он. — И, конечно, замечательно, что воспитанник моего брата, видимо, сможет каким-то образом сдерживать своих подданных… Ну, словом, держать их подальше от Англии. Но именно благодаря ему моя страна обрела такую серьезную проблему в виде этого норманнского буяна и его выводка. Об этом факте не следует забывать.
— Такой исход и для самого конунга стал полной неожиданностью.
— Но он был вполне предсказуем. Если старшего сына бывшего конунга на севере так не любили, то очевидно предположить, что народ его прогонит, дай им только возможность.
— Тем не менее, Хакон в случившемся не виноват, — ответила удивленная Хильдрид.
— Хоть и не виноват, но он должен был покончить со своим братом, пока тот еще был в Нордвегр, и не превращать свою беду в беду Англии. Придумал бы что-нибудь, вот что я скажу. А ты, Олаф, — он ткнул пальцем в Гуннарсдоттер, — как посланник моего брата, должен был это подсказать. И настоять.
— Меня зовут Хильдрид, — клокоча, но сдерживаясь, очень холодно ответила она.
— Да, я забыл, что ты женщина. Но это и неважно. Теперь мне, как королю всей Британии, приходится все делать за него. Это очень плохо. Уверен — норманн с норманном справился бы скорее. Это правильно, — он оглядел залу.
Кроме Хильдрид и ее сына в трапезной, опустевшей после обильного ужина, сидели сподвижники Ятмунда и его лучшие воины. Их было не так уж и мало — за долгую жизнь брат британского правителя успел собрать под свое крыло многих хороших воинов. Некоторые из тех, кто служил Адальстейну, тоже сидели здесь. Оглядев их, Гуннарсдоттер вспомнила, что слышала о многих, и обо всех — только хорошее.
— Это очевидно, — продолжил Ятмунд. — Так что тебе, Олаф, и предстоит решать этот вопрос. Разумно, не правда ли? Кстати, возьми с собой свою матушку и ее людей. Я отдаю Нортимбраланд тебе. Земли богатые, обширные. У них единственный недостаток — их считает своими банда буянов и разбойников.
— Надеюсь, конунг, ты не отправишь меня завоевывать их с двумя отрядами воинов — моим и моей матушки? — рассмеялся Орм. — Тем более что уж свою-то матушку я с собой предпочел бы не брать.
— Конечно, Олаф, я дам тебе воинов, и не один отряд, и даже не два, — ответил Ятмунд.
— Моего сына зовут Орм, — сквозь зубы бросила женщина.
— Но насчет леди Воронье Крыло я не согласен — она опытный, умелый, матерый воин. Она может оказать тебе очень ценную помощь.
— Во-первых, не Воронье, а Вороново, а во-вторых, ты бы, конунг, еще б меня старой назвал.
— Ну, этого я бы не сказал, — рассмеялся Ятмунд. — Не будь я женат, я бы мог жениться на тебе. Разумеется, если б этот брак принес выгоду короне.
— Да уж, выгода — это вряд ли, — отмахнулась Хильдрид, немного разозленная манерой обращения с ней английского правителя. — Я хотела просить тебя, конунг, отпустить меня обратно в Нордвегр. Да и потом, я вроде бы не приносила тебе присягу.
— Ну, это поправимо, — хладнокровно ответил тот. — Ты сможешь принести присягу завтра или послезавтра. Из уважения к тебе я приму ее у тебя одной, лично и без лишних церемоний. А когда Кровавая Секира сложит голову, и Нортимбраланд окажется в руках твоего сына, я — что ж — могу и отпустить тебя, если хочешь.
Хильдрид открыла было рот, но тут же захлопнула его. Из зеленых глаз Ятмунда на нее смотрела глубочайшая и искренняя уверенность в себе и совершенное спокойствие. Дочь Гуннара была женщина умная, она в один миг поняла, что спорить бесполезно — ее просто не поймут. Она поднялась, когда поднялись и остальные. В открытое окно был виден огромный костер, разожженный у ворот, и тени стражников, толкущихся у него. На Британию спустилась ночь, высыпали звезды, и все сподвижники нового короля английского вдруг поняли, как они хотят спать.
Женщина невольно зевнула, припомнив, что уже которую ночь спит вполглаза. Орм подошел к ней, подхватил ее за локоть и потянул за собой.
— Идем, матушка, я отведу тебя туда, где устроились и твои люди. Там есть ниша, в которой имеется даже кровать. Само собой, она предназначена для тебя.
— Думаешь, я не дойду сама?
— Начинаю сомневаться. Матушка, тебя шатает.
— Тебе кажется, — решительно ответила Хильдрид, но руку выдергивать не стала. Несколько минут кони оба шли в полной тишине. — Ответь же мне — почему все-таки? Почему он, а не Хакон?
— Почему мне больше нравится Ятмунд? — Орм усмехнулся. — Потому, что он умен.
— Он — умен? — Гуннарсдоттер фыркнула. — Ты всерьез? Да он дурак набитый. Круглые пустые глаза.
Регнвальдарсон покосился на мать с интересом.
— И ты поверила? Ятмунд отлично умеет притворяться. Он не хочет отпускать тебя, потому и притворился глупцом, сделал вид, будто не понял. Вот и все. Для войны с Эйриком ему нужен каждый воин, а уж викингов, да еще лучших, он не собирается отпускать.
— Лучших? А ты мне льстишь.
— Не тебе. У тебя в отряде больше половины воинов моего отца.
— Регнвальду льстить не нужно.
Орм покивал.
— Тебе понравится Ятмунд. И поверь, он всегда держит свое слово. Если он сказал, что отпустит тебя после смерти Эйрика, то так он и сделает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Он не скрывал своей нелюбви к скандинавам. Когда брат покойного Адальстейна говорил ей о Денло и Нортумбрии, о тамошних богатых землях и торговых городах, она видела на его застывшем лице длинный перечень разграбленных городов, городков и монастырей, убитых и угнанных в рабство людей, пожженных сел. Глядя в его зеленые глаза с желтыми звериными искрами, в аскетическое лицо с глубокими складками на щеках, узкий подбородок и хрящеватый нос — лицо мученика или фанатика, в своей искренности доходящего до наивности — она думала о том, что Ятмунду лучше не принимать участия ни в каких договорах — добром это не закончится. Задумает ли он держать данное им слово или не задумает — любой человек, обладающий хоть каплей проницательности, тотчас прочтет по его лицу все его мысли.
Она слушала и дивилась — что такого Орм нашел в Ятмунде? Разве что признание собственных заслуг — конунг частенько поглядывал на Регнвальдсона и постоянно намекал на какие-то дела, которые они решали вместе. Новый конунг Британии говорил негромко и медленно, но внушительно и потому весьма убедительно. Единственное, что царапнуло Гуннарсдоттер в обращении правителя с ее сыном — брат Адальстейна почему-то звал Орма Олафом.
— Я Орм, — неизменно отвечал Регнвальдарсон.
А собеседник кивал и продолжал именовать его Олафом. Впрочем, и всех других скандинавов он называл так же, кроме, разве, Эйрика, которого он не называл никак, лишь иносказательно.
Рассказ о Хаконе Ятмунд выслушал очень внимательно, но хмуро.
— Все прекрасно, — изрек он. — И, конечно, замечательно, что воспитанник моего брата, видимо, сможет каким-то образом сдерживать своих подданных… Ну, словом, держать их подальше от Англии. Но именно благодаря ему моя страна обрела такую серьезную проблему в виде этого норманнского буяна и его выводка. Об этом факте не следует забывать.
— Такой исход и для самого конунга стал полной неожиданностью.
— Но он был вполне предсказуем. Если старшего сына бывшего конунга на севере так не любили, то очевидно предположить, что народ его прогонит, дай им только возможность.
— Тем не менее, Хакон в случившемся не виноват, — ответила удивленная Хильдрид.
— Хоть и не виноват, но он должен был покончить со своим братом, пока тот еще был в Нордвегр, и не превращать свою беду в беду Англии. Придумал бы что-нибудь, вот что я скажу. А ты, Олаф, — он ткнул пальцем в Гуннарсдоттер, — как посланник моего брата, должен был это подсказать. И настоять.
— Меня зовут Хильдрид, — клокоча, но сдерживаясь, очень холодно ответила она.
— Да, я забыл, что ты женщина. Но это и неважно. Теперь мне, как королю всей Британии, приходится все делать за него. Это очень плохо. Уверен — норманн с норманном справился бы скорее. Это правильно, — он оглядел залу.
Кроме Хильдрид и ее сына в трапезной, опустевшей после обильного ужина, сидели сподвижники Ятмунда и его лучшие воины. Их было не так уж и мало — за долгую жизнь брат британского правителя успел собрать под свое крыло многих хороших воинов. Некоторые из тех, кто служил Адальстейну, тоже сидели здесь. Оглядев их, Гуннарсдоттер вспомнила, что слышала о многих, и обо всех — только хорошее.
— Это очевидно, — продолжил Ятмунд. — Так что тебе, Олаф, и предстоит решать этот вопрос. Разумно, не правда ли? Кстати, возьми с собой свою матушку и ее людей. Я отдаю Нортимбраланд тебе. Земли богатые, обширные. У них единственный недостаток — их считает своими банда буянов и разбойников.
— Надеюсь, конунг, ты не отправишь меня завоевывать их с двумя отрядами воинов — моим и моей матушки? — рассмеялся Орм. — Тем более что уж свою-то матушку я с собой предпочел бы не брать.
— Конечно, Олаф, я дам тебе воинов, и не один отряд, и даже не два, — ответил Ятмунд.
— Моего сына зовут Орм, — сквозь зубы бросила женщина.
— Но насчет леди Воронье Крыло я не согласен — она опытный, умелый, матерый воин. Она может оказать тебе очень ценную помощь.
— Во-первых, не Воронье, а Вороново, а во-вторых, ты бы, конунг, еще б меня старой назвал.
— Ну, этого я бы не сказал, — рассмеялся Ятмунд. — Не будь я женат, я бы мог жениться на тебе. Разумеется, если б этот брак принес выгоду короне.
— Да уж, выгода — это вряд ли, — отмахнулась Хильдрид, немного разозленная манерой обращения с ней английского правителя. — Я хотела просить тебя, конунг, отпустить меня обратно в Нордвегр. Да и потом, я вроде бы не приносила тебе присягу.
— Ну, это поправимо, — хладнокровно ответил тот. — Ты сможешь принести присягу завтра или послезавтра. Из уважения к тебе я приму ее у тебя одной, лично и без лишних церемоний. А когда Кровавая Секира сложит голову, и Нортимбраланд окажется в руках твоего сына, я — что ж — могу и отпустить тебя, если хочешь.
Хильдрид открыла было рот, но тут же захлопнула его. Из зеленых глаз Ятмунда на нее смотрела глубочайшая и искренняя уверенность в себе и совершенное спокойствие. Дочь Гуннара была женщина умная, она в один миг поняла, что спорить бесполезно — ее просто не поймут. Она поднялась, когда поднялись и остальные. В открытое окно был виден огромный костер, разожженный у ворот, и тени стражников, толкущихся у него. На Британию спустилась ночь, высыпали звезды, и все сподвижники нового короля английского вдруг поняли, как они хотят спать.
Женщина невольно зевнула, припомнив, что уже которую ночь спит вполглаза. Орм подошел к ней, подхватил ее за локоть и потянул за собой.
— Идем, матушка, я отведу тебя туда, где устроились и твои люди. Там есть ниша, в которой имеется даже кровать. Само собой, она предназначена для тебя.
— Думаешь, я не дойду сама?
— Начинаю сомневаться. Матушка, тебя шатает.
— Тебе кажется, — решительно ответила Хильдрид, но руку выдергивать не стала. Несколько минут кони оба шли в полной тишине. — Ответь же мне — почему все-таки? Почему он, а не Хакон?
— Почему мне больше нравится Ятмунд? — Орм усмехнулся. — Потому, что он умен.
— Он — умен? — Гуннарсдоттер фыркнула. — Ты всерьез? Да он дурак набитый. Круглые пустые глаза.
Регнвальдарсон покосился на мать с интересом.
— И ты поверила? Ятмунд отлично умеет притворяться. Он не хочет отпускать тебя, потому и притворился глупцом, сделал вид, будто не понял. Вот и все. Для войны с Эйриком ему нужен каждый воин, а уж викингов, да еще лучших, он не собирается отпускать.
— Лучших? А ты мне льстишь.
— Не тебе. У тебя в отряде больше половины воинов моего отца.
— Регнвальду льстить не нужно.
Орм покивал.
— Тебе понравится Ятмунд. И поверь, он всегда держит свое слово. Если он сказал, что отпустит тебя после смерти Эйрика, то так он и сделает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82