Когда корабли сближаются, важнее всего, чтоб планшир судна, с которого воины будут прыгать на палубу к врагу, оказался выше чужого планшира. Это возможно, если нос нападающего корабля врезается в самую середину корабельного борта, напротив мачты, где нет весельных отверстий — там фальшборт ниже всего. Немного похуже тот вариант, когда нос атакующего корабля проходит впритирку к корме или носу вражеского, там, где весел еще нет. В этом случае викинги обоих отрядов — в равном положении.
Но аска была больше, чем драккар, и ее борта — выше. А значит, даже если бы «Лосось» удачно подошел к носу или корме судна противника, отряд Хильдрид ничего бы не выиграл. А подойти к борту напротив мачты с первого раза кораблю Гуннарсдоттер не удалось. Опытным глазом женщина оценила высоту борта аски и приподняла плечо.
«Лосось» развернулся и устремился в открытое море.
Викинги дочери Гуннара доверяли ей, и ни один не спросил ни о чем, хотя кое-кто стал поглядывать на женщину-ярла с удивлением. Они знали ее давно, и не могли предположить, что она решила бежать — это выглядело бы слишком бесчестно. Не было подозрений, только изумление и непонимание. А потом в головы одновременно закралась одна и та же мысль: «Что-то задумала!», и викинги с удвоенной силой принялись грести.
Хильдрид спокойно держала правило и смотрела в море, время от времени оглядываясь, чтоб оценить расстояние до аски. Едва мимо проплыл мыс, как она ощутила на своем лице дыхание ветра, правда, совсем слабое. Она подняла голову, вытянула шею, ноздри ее раздувались, словно хотели найти в ветре хоть слабую струйку какого-то очень важного для нее запаха. Она привстала, оперлась коленом о скамью.
— Парус ставьте! — громко сказала она.
— Брось, Равнемерк, ветерок слишком слабый, — возразил Харальд Элларсон. Дыхание у него немного прерывалось от усилий, с которыми он налегал на весло. — На веслах быстрее.
— Ставить парус. Если нужен будет совет, я спрошу, — прозвучало в ответ.
Свободные от работы викинги переглянулись, но отправились выполнять распоряжение. Хильдрид крутила головой, то и дело облизывая губы. Самой себе она напоминала пса, который подставляет под ветер нос, чтоб ощущать все запахи. Ветер нес едва различимый аромат пресной воды, а это предвещало дождь или туман. Дождь не приходит при полном безветрии. Дочь Гуннара водила корабли уже почти тридцать лет, и по запаху ветра порой могла предсказать приход шквального ветра с точностью до мига.
Впрочем, о буре речи пока не было. В тот момент, когда «Лосось», плавно покачиваясь на волне, идущей вдоль борта, почти совершенно развернулся, а викинги, налегая на канаты, почти подняли рею с привязанным к ней полосатым парусом, в корму драккара вдруг резко подул ветер. Темные волосы Хильдрид смахнуло на лицо, но она спокойно держала румпель руля. Рулевое весло едва-едва шевелилось, как хвост гигантской рыбины, но корабль несся вперед. Еще в момент поворота парус корабля наполнился ветром, и женщина-ярл махнула рукой викингам, чтоб те подняли весла.
Казалось, что драккар взмахнул крыльями и воспарил над волнами. Внезапный, из ниоткуда явившийся ветер подхватил корабль и понес его вперед, навстречу врагу. Харальд, который возражал Гуннарсдоттер, замер, придерживая весло поднятым, и смотрел на нее в ошеломлении. А женщина спокойно вела «Лосося» навстречу аске, не обращая внимания на его взгляд.
Чувствовать ветер до того, как он придет — это было подлинным мастерством, которое уже ничем не оспоришь.
Дочь Гуннара вела корабль, целясь в борт аски точно посередине, между носом и кормой. Нос драккара, сильно приподнятый, неспособен был высоко вознестись над планширом крупной аски, но женщина-кормчий знала, что ей нужно делать, чтоб добиться желаемого. Она действовала так, что это сделало бы честь самому умелому кормчему — впрочем, она таким и была — но мысли ее были далеко. Внезапно ей пришла в голову странная мысль: «жизнь — это буря, и каждый в одиночку прокладывает путь по волнам». И в самом деле — сколько усилий приходится прилагать к тому, чтоб заставить свой корабль вскарабкаться на очередную водяную гору, а его уже ждет только что разверзнувшаяся водяная бездна, и Бог его знает, удастся ли выкарабкаться из нее.
Аска, где, не успев развернуть парус, его снова сворачивали, надвинулась. Викинги на тяжелом боевом корабле удвоили усилия, но грести сильнее, чем это в человеческих силах, все равно нельзя, значительно прибавить ходу аска не смогла, а «Лосось» повиновался каждому движению пальцев Хильдрид. Ей не стоило труда чуть изменить курс корабля — один жест викингам, стоявшим у канатов, и они повернули парус, как было нужно.
Если бы даже гребцы на аске могли успеть пересесть лицом к носу корабля и начать грести в обратную сторону, то и тогда столкновения они не смогли бы избежать. «Лосось», разогнавшись на волне, подлетел к кораблю Харальда Эйриксона, его нос, украшенный затейливой рыбьей головой с солидными, просто кашалотовыми зубами, взмыл над головами гребцов. В какой-то момент, подхваченный ветром, драккар, будто живой лосось, встал на плавники и хвост и прыгнул.
На край палубы аски, ломая планшир, обрушился нос «Лосося». Искусство, с которым Хильдрид заставила волны и ветер служить своему незатейливому плану, поразило бы любого, если б кто-нибудь из присутствующих решился бы тратить на это время. А так лишь Харальд Эйриксон, не выпавший за борт лишь потому, что схватился за носовое украшение аски, хотел было что-то сказать, но удержался. В последний момент по жесту Хильдрид викинги ослабили канаты и, развернув вдоль прохода, опустили рею с парусом на палубу. Аска накренилась, и те воины, что стояли на ногах, полетели кубарем, некоторые из сидящих тоже не удержались на скамьях. Двое или трое, самые неловкие, полетели за борт, но опытный викинг способен короткое время держаться на плаву даже в доспехах. А с драккара Гуннарсдоттер начали прыгать вооруженные викинги.
Женщиной же на несколько коротких мгновений овладела слабость. Она медленно подтянула повыше лопасть рулевого весла за толстую веревку, примотала ее к деревянному выступу планшира и встала. Поправила на голове шлем. Вынула из ножен меч. На палубе аски уже вовсю шел бой, словно клубок тел и металла, щерящийся оружием, перекатывался от мачты к борту, а потом стал расплываться, как жирное пятно по рубашке.
— Эй, Равнемерк! — услышала она.
Кричал ли кто-то, или нет — в действительности это было совершенно неважно. Как бы там ни было, она уже приняла решение. Женщина поудобней перехватила свой меч, чуть более легкий, чем клинки мужчин, чуть более узкий и потому острый на конце, и заспешила с кормы на нос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82