— Вот именно, — спокойно ответила Кейт, — и я хочу, чтобы ты об этом не забывал. Здесь отдаю приказы я.
— Я не какой-нибудь наемный служащий!
— В общем-то, тебя никто и не нанимал, — резко возразила Кейт. — Ты не раздумывая решил, что будешь там, где я.
— Тебя довольно долго это устраивало.
— Раньше — да, а теперь нет, — ответила Кейт. — Многое изменилось. Я сама изменилась.
— Еще как! И не в лучшую сторону!
— Ты ведь часто говорил, что мне надо вырасти, а теперь не хочешь примириться с этим.
— Весь твой рост для меня ничего не значит. Ведь это я, Ролло, качал тебя на коленях.
— И до сих пор не можешь или не хочешь понять, что это было давно.
— За несколько месяцев нельзя так измениться!
— Мне пришлось, не было выбора. Нужно было вырасти или выйти из игры, а этого я делать не собираюсь.
— Но меня ждет именно такая перспектива?
— Если ты не расстанешься с мыслью, что ты — моя правая и левая рука и единственный, кто может мне указывать, — тогда верно.
Они не сводили глаз друг с друга.
— Ты неблагодарная дрянь! — процедил сквозь зубы Ролло, лицо его горело гневом.
— Нет, я вовсе не неблагодарна. Я очень многим тебе обязана, но существуют и другие обязательства, по которым мне необходимо платить, и я не позволю тебе разорить меня.
— Я сделал для тебя столько, что тебе никогда не расплатиться!
Кейт рассмеялась.
— Ролло, ты не на сцене. К тому же тебе платят, и весьма неплохо.
— Из всех происшедших с тобой перемен эта самая худшая! — трагически воскликнул Ролло. — Ты стала все мерить на деньги!
— Ха! Давно ли они перестали быть для тебя началом и концом всего? — И Кейт вернулась к прежней теме:
— Послушай, я ведь прошу тебя только о том, чтобы ты не отпугивал людей. Пусть они занимаются своей работой, они прекрасно справлялись с ней, когда нас с тобою здесь не было. Я дала тебе огромные полномочия, я не говорю ни слова о твоих многочасовых обеденных перерывах, я разрешаю тебе в рабочее время бывать там, где тебе хочется. Конечно, ты действительно необходим мне — твои глаза и уши, — но я не могу тратить все свое время на то, чтобы выслушивать сетования и утирать слезы. У тебя острый язык, и ты совсем не умеешь держать его за зубами.
— Тебе, как никому, известно, что я не переношу дураков.
— Тогда постарайся избегать их. Занимайся тем, что у тебя так хорошо выходит. Появляйся то там, то тут, собирай слухи, рассказывай мне, кто что собирается продавать и кому, трать деньги без счета — а ты ведь так и поступаешь, Ролло, — но не ссорься с людьми, которые могут оказаться нужны мне.
Что-то в ее лице, какое-то напряжение в голосе заставили Ролло сменить гнев на милость, и он спросил неожиданно:
— Какие-нибудь неприятности, малышка?
Она облегченно улыбнулась. , — Ты же все понимаешь. И поэтому ты нужен мне.
Да, Ролло, ты прав — неприятности…
И она рассказала ему о Консуэло де Барранка и картине Ремингтона.
— Тот же случай, что со статуэткой. Безусловно.
— Вероятно. Я знаю только, что должна сообщить миссис Чандлер. Понимаешь теперь, каково мне приходится? Не добавляй же мне хлопот.
— Кажется, ты хочешь меня разжалобить? — уколол ее Ролло. Потом фыркнул. — Ох, уж эти лицемерные жалобщицы! Да я гроша не дам за все их отделы и за них самих. Мне и без них есть чем заняться. — С этими словами он величественно вышел из кабинета.
Кейт не могла не рассмеяться. Ролло был совершенно непотопляем — какой бы силы ни была буря. Она взглянула на часы — в Колорадо сейчас половина девятого — и взяла трубку.
Агата молча выслушала ее взволнованный рассказ, затем произнесла:
— Так вот куда она отнесла картину.
— Вы обнаружили пропажу?
— Мне сказали об этом на следующий день после отъезда Консуэло. Обнаружили при уборке.
— Я так и думала, что рано или поздно вы заметите, что картины нет, — сказала Кейт с облегчением в голосе.
— В этом случае довольно рано. Консуэло нужны были деньги, а я не дала ей ничего. Я думаю, она взяла картину назло мне. Теперь ни о чем не беспокойся. Я сумею справиться с собственной внучкой Держи картину у себя, а я придумаю, как ее забрать. Ты все сделала правильно, я в долгу перед тобой.
— Никакого письменного обязательства я не давала, только устно согласилась продать картину.
— Я знаю, что ты лучше соображаешь, чем она, — грубовато похвалила ее старая дама. — Она поставила тебя в трудное положение, Кейт, и мне жаль, что так получилось. Больше ни о чем не беспокойся, слышишь?
Как ты вообще живешь, как идут дела?
— Идут, — ответила Кейт, улыбаясь. — Но чем все кончится, непонятно.
— Победой, разумеется, — ободряюще сказала Агата.
— Герцогиня, вы как глоток воздуха!
— Надеюсь, неотравленного! — Кейт услышала знакомый смешок. — Я еще позвоню. — И раздались частые гудки.
Кейт положила трубку и глубоко вздохнула.
— Да благословит вас Бог, Агата Чандлер, — произнесла она.
Звонок бабки застал Блэза Чандлера в постели с его женой. Доминик с нетерпением и обидой дожидалась окончания разговора, да и сам Блэз не был особенно расположен к разговору.
— Консуэло стащила картину Ремингтона, потому что я не дала ей, как она просила, кругленькую сумму в счет наследства. Она привезла картину в Лондон и предложила ее продать Кейт Деспард, а та, узнав картину, позвонила мне, чтобы уточнить. Я хочу, чтобы ты забрал у нее картину.
— Сию минуту? — усмехнулся Блэз.
— Нет, но не тяни долго. Я обещала ей, что кого-нибудь пришлю.
— И, конечно, этим «кем-нибудь» должен быть я?
— Это дело семейное. Мне не хочется, чтобы о нем стало известно. К тому же, — теперь была очередь старой дамы иронизировать, — Консуэло твоя сестра.
— Я возьму, как только смогу, — пообещал он, понимая, что сможет не так уж скоро.
— Прекрасно, мой Мальчуган, — одобрила его Герцогиня.
«В том и беда, — мрачно подумал Блэз, кладя трубку, — что ты не воспринимаешь меня иначе…»
— Твоя бабка-индианка? — спросила Доминик, когда Блэз повернулся к ней — Мне начинает казаться, что она следит за нами.
— Ей приятно знать, что я в любой момент в ее распоряжении.
Доминик провела тонким пальчиком с ярко-красным ногтем по его бронзовой шее.
— Это может показаться обидным, — заметила она. — Ты готов делать для нее то, что должен бы делать только для меня.
— Ей восемьдесят пять лет.
— И еще она очень, очень богата? — промурлыкала Доминик.
Блэз посмотрел на нее, и, как всегда, она отвела взгляд — так бывало только с ним.
«В самом деле, — подумала она, сердясь на саму себя, — как это я позволяю ему? Что в нем такого, что я веду себя, как течная сука? Он, конечно, хорош в постели, но у меня бывали и получше». Наверное, все дело в его силе, проникавшей в каждую клеточку ее тела. Сначала эта сила тяготила ее и раздражала, но вскоре стала доставлять удовольствие, без которого Доминик уже не могла обойтись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153