Один Вован чего стоит… Вполне может в своих гашишных мантрах принять какого-нибудь опера за покойного Бодхисатву.
Или пророка Магомета…
– О каких козлах ты говоришь? – лениво переспросил Кравчук.
– О твоих коллегах. Но дело даже не в этом… Ты же сам знаешь, приезжали парнишки из Канн, из отборочной комиссии. Я показал им часть рабочего материала, и фильм уже ждут. Если вся эта история, – он кивнул в сторону трупа, – выплывет наружу, ничего хорошего ждать не приходится.
– Дополнительная реклама тебе не помешает. – Кравчук меланхолично углубился в изучение трупа актрисы. – Люди обожают кровавые истории, особенно если это случается не с ними.
– А что будет с группой? Мне нужны именно эти ребята, Андрюша.
– Найдешь других. У нас сумасшедших полно, вся страна – один большой филиал больницы для умалишенных.
– Ты не знаешь киношников, самые суеверные люди…
– Ага, после работников крематория, – хмыкнул Кравчук.
– Если это… – Братны повел подбородком в сторону кресла с телом актрисы, – если это будет висеть на киношке, никто не согласится работать. Дурная примета. Я могу никого не найти на следующий фильм…
– А я думал, у тебя пашут самые отвязные беспредельщики… Ладно, не ной, что-нибудь придумаем… Все-таки отличная работа.
– Ты о чем? – насторожился Братны.
– Красиво замочили, я это имел в виду. Ни сантиметром выше, ни сантиметром ниже. Кто-то очень хорошо знает анатомию… Рассказывай все по порядку.
– А что рассказывать? Старуха намекнула, что хочет побыть одна. Что придет через двадцать минут, попросила всех очистить помещение.
– “Всех” – это кого? – уточнил Кравчук.
– Меня, ее, – Анджей кивнул на меня, – была еще художница.
– Та самая фря, которая норовит получить прописку в твоих штанах?
– Именно.
– Неплохая компания. – Кравчук присел на корточки и внимательно рассмотрел рукоятку под грудью актрисы:
– Очень нетипичное орудие преступления.
– Похоже на шило, – сказала я и тут же прикусила язык.
Кравчук искоса взглянул на меня. В его холодных плоских глазах мелькнули искорки интереса. За все время работы мы ни разу не сталкивались с ним, теперь же, находясь рядом, я поняла, что этот человек может быть по-настоящему опасен, когда захочет.
– Правильно. Это шило. Судя по всему, очень длинное и специально заточенное. Наш анатом – или анатомичка, – и снова быстрый взгляд на меня, – довольно экстравагантные люди.
– Вряд ли это была женщина, – осторожно подбирая слова, сказала я.
– Как вас зовут, запамятовал…
– Ева, – снова ответил за меня Братны.
– Ты думаешь, это ее настоящее имя? – насмешливо спросил Кравчук, и я вздрогнула. – Звучит как вызов роду человеческому… Ладно, Ева так Ева… Так почему это не может быть женщина, Ева?
– Женщина слишком традиционна по природе, слишком консервативна. Она не будет убивать шилом, если это только не самозащита и шило – единственный предмет, который оказался под рукой. Мне так кажется…
– А если она – дочь сапожника? – развеселился Кравчук.
– Пожалуй, ваши реплики стоят того, чтобы их записать и использовать в каком-нибудь сценарии, – поддержал его сумасшедший Братны.
Все происходящее казалось мне кадрами из черной комедии, полная ирреальность, не хватало еще удариться в классификацию жанров, если бы… Если бы не труп старухи в двух метрах от меня. Неужели они не понимают серьезности происходящего, неужели я сама не понимаю серьезности происходящего?.. Неужели со мной произошло то же, что и со всеми, – и Братны втянул меня в безумный мир своих кинематографических фантазий, где целлулоидные кости персонажей обтянуты такой же целлулоидной плотью? И специально заточенное шило протыкает не сердце, а кусок негодной вирированной пленки?..
– Еще успеешь записать, – подвел черту Кравчук. – Ты окончательно решил не привлекать доблестные органы к этой истории?
– Похоже на то. У меня просто нет другого выхода. Да и у тебя тоже. – Анджей обезоруживающе улыбнулся:
– Огласка не нужна ни тебе, ни мне. Как образцовому директору, разумеется…
И эта ничего не значащая, невинная фраза неожиданно пробила брешь в бесстрастных глазах Кравчука: в темной проруби зрачка метнулся страх. Или это мне только показалось?..
– И не боишься? – после долгой паузы спросил он: вопрос и угроза одновременно.
– Я уже давно ничего не боюсь, и это единственное, что меня пугает. – Братны продолжал улыбаться.
– Именно так говорила моя первая жена…
– Что, плохо кончила?
– Напротив, добилась больших успехов. Сидит теперь в дирекции РТР. Бесплатные телефонные разговоры с Литтл-Роком, штат Арканзас. У нее там сестра живет… Контрамарка в Большой театр, аккредитация на Московский международный фестиваль и двухнедельный отдых в Арабских Эмиратах ежегодно. За счет редакции информационных программ. Это помимо загранкомандировок.
– Вот видишь, как все хорошо складывается для тех, кто не боится.
– Ладно, – смягчился Кравчук, – но есть один маленький нюанс.
– Какой?
– Твоя ассистентка.
– Она тоже будет молчать. – Анджей даже не смотрел в мою сторону. И снова они говорили обо мне в третьем лице.
– Ты уверен?
– Я всегда уверен в своих людях. Особенно тех, которые могут вытащить у тебя из кармана любую вещь, даже не приближаясь к тебе. – Братны все еще держал меня за карманницу-виртуозку, не лишенную творческой жилки и не выдающую профессиональных секретов. А он так надеялся заполучить их…
Кравчук сразу же потерял ко мне интерес и принялся внимательно рассматривать гримерку. Потертый диванчик, пара стульев, вешалка, столик с зеркалами, несколько киноплакатов на стенах: “Калина красная”, “Москва слезам не верит” и “Убийство в Восточном экспрессе” – неплохой постскриптум для сегодняшней ночи.
В дверь настойчиво постучали, и дверная ручка задергалась, как сумасшедшая:
– Это я, Ирэн! Откройте.
Кравчук приложил палец к губам. Мы замерли.
– Мне только кассету взять, – не унималась Ирэн, – откройте.
– Она так просто не уйдет, – прошептал мне на ухо Братны.
А потом сел на диван и стал подскакивать на нем; диван натужно заскрипел и защелкал пружинами. Для полноты картины Братны сложил руки лодочкой и недвусмысленно застонал.
Если Ирэн стоит, прижавшись ухом к двери, – картина должна быть предельно ясной. Несмотря на трагизм ситуации, я улыбнулась.
– Будьте вы прокляты, скоты похотливые, – в сердцах сказала она за дверью, и спустя несколько секунд мы услышали ее удаляющиеся шаги.
– Здесь нет никакой кассеты, – медленно сказал Кравчук, – она точно была?
– Если нет, то и не было… – Братны был раздражен инцидентом. – Во-первых, трудно предположить, что, увидев труп, кто-то возьмет какую-то дерьмовую видеокассету и удалится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Или пророка Магомета…
– О каких козлах ты говоришь? – лениво переспросил Кравчук.
– О твоих коллегах. Но дело даже не в этом… Ты же сам знаешь, приезжали парнишки из Канн, из отборочной комиссии. Я показал им часть рабочего материала, и фильм уже ждут. Если вся эта история, – он кивнул в сторону трупа, – выплывет наружу, ничего хорошего ждать не приходится.
– Дополнительная реклама тебе не помешает. – Кравчук меланхолично углубился в изучение трупа актрисы. – Люди обожают кровавые истории, особенно если это случается не с ними.
– А что будет с группой? Мне нужны именно эти ребята, Андрюша.
– Найдешь других. У нас сумасшедших полно, вся страна – один большой филиал больницы для умалишенных.
– Ты не знаешь киношников, самые суеверные люди…
– Ага, после работников крематория, – хмыкнул Кравчук.
– Если это… – Братны повел подбородком в сторону кресла с телом актрисы, – если это будет висеть на киношке, никто не согласится работать. Дурная примета. Я могу никого не найти на следующий фильм…
– А я думал, у тебя пашут самые отвязные беспредельщики… Ладно, не ной, что-нибудь придумаем… Все-таки отличная работа.
– Ты о чем? – насторожился Братны.
– Красиво замочили, я это имел в виду. Ни сантиметром выше, ни сантиметром ниже. Кто-то очень хорошо знает анатомию… Рассказывай все по порядку.
– А что рассказывать? Старуха намекнула, что хочет побыть одна. Что придет через двадцать минут, попросила всех очистить помещение.
– “Всех” – это кого? – уточнил Кравчук.
– Меня, ее, – Анджей кивнул на меня, – была еще художница.
– Та самая фря, которая норовит получить прописку в твоих штанах?
– Именно.
– Неплохая компания. – Кравчук присел на корточки и внимательно рассмотрел рукоятку под грудью актрисы:
– Очень нетипичное орудие преступления.
– Похоже на шило, – сказала я и тут же прикусила язык.
Кравчук искоса взглянул на меня. В его холодных плоских глазах мелькнули искорки интереса. За все время работы мы ни разу не сталкивались с ним, теперь же, находясь рядом, я поняла, что этот человек может быть по-настоящему опасен, когда захочет.
– Правильно. Это шило. Судя по всему, очень длинное и специально заточенное. Наш анатом – или анатомичка, – и снова быстрый взгляд на меня, – довольно экстравагантные люди.
– Вряд ли это была женщина, – осторожно подбирая слова, сказала я.
– Как вас зовут, запамятовал…
– Ева, – снова ответил за меня Братны.
– Ты думаешь, это ее настоящее имя? – насмешливо спросил Кравчук, и я вздрогнула. – Звучит как вызов роду человеческому… Ладно, Ева так Ева… Так почему это не может быть женщина, Ева?
– Женщина слишком традиционна по природе, слишком консервативна. Она не будет убивать шилом, если это только не самозащита и шило – единственный предмет, который оказался под рукой. Мне так кажется…
– А если она – дочь сапожника? – развеселился Кравчук.
– Пожалуй, ваши реплики стоят того, чтобы их записать и использовать в каком-нибудь сценарии, – поддержал его сумасшедший Братны.
Все происходящее казалось мне кадрами из черной комедии, полная ирреальность, не хватало еще удариться в классификацию жанров, если бы… Если бы не труп старухи в двух метрах от меня. Неужели они не понимают серьезности происходящего, неужели я сама не понимаю серьезности происходящего?.. Неужели со мной произошло то же, что и со всеми, – и Братны втянул меня в безумный мир своих кинематографических фантазий, где целлулоидные кости персонажей обтянуты такой же целлулоидной плотью? И специально заточенное шило протыкает не сердце, а кусок негодной вирированной пленки?..
– Еще успеешь записать, – подвел черту Кравчук. – Ты окончательно решил не привлекать доблестные органы к этой истории?
– Похоже на то. У меня просто нет другого выхода. Да и у тебя тоже. – Анджей обезоруживающе улыбнулся:
– Огласка не нужна ни тебе, ни мне. Как образцовому директору, разумеется…
И эта ничего не значащая, невинная фраза неожиданно пробила брешь в бесстрастных глазах Кравчука: в темной проруби зрачка метнулся страх. Или это мне только показалось?..
– И не боишься? – после долгой паузы спросил он: вопрос и угроза одновременно.
– Я уже давно ничего не боюсь, и это единственное, что меня пугает. – Братны продолжал улыбаться.
– Именно так говорила моя первая жена…
– Что, плохо кончила?
– Напротив, добилась больших успехов. Сидит теперь в дирекции РТР. Бесплатные телефонные разговоры с Литтл-Роком, штат Арканзас. У нее там сестра живет… Контрамарка в Большой театр, аккредитация на Московский международный фестиваль и двухнедельный отдых в Арабских Эмиратах ежегодно. За счет редакции информационных программ. Это помимо загранкомандировок.
– Вот видишь, как все хорошо складывается для тех, кто не боится.
– Ладно, – смягчился Кравчук, – но есть один маленький нюанс.
– Какой?
– Твоя ассистентка.
– Она тоже будет молчать. – Анджей даже не смотрел в мою сторону. И снова они говорили обо мне в третьем лице.
– Ты уверен?
– Я всегда уверен в своих людях. Особенно тех, которые могут вытащить у тебя из кармана любую вещь, даже не приближаясь к тебе. – Братны все еще держал меня за карманницу-виртуозку, не лишенную творческой жилки и не выдающую профессиональных секретов. А он так надеялся заполучить их…
Кравчук сразу же потерял ко мне интерес и принялся внимательно рассматривать гримерку. Потертый диванчик, пара стульев, вешалка, столик с зеркалами, несколько киноплакатов на стенах: “Калина красная”, “Москва слезам не верит” и “Убийство в Восточном экспрессе” – неплохой постскриптум для сегодняшней ночи.
В дверь настойчиво постучали, и дверная ручка задергалась, как сумасшедшая:
– Это я, Ирэн! Откройте.
Кравчук приложил палец к губам. Мы замерли.
– Мне только кассету взять, – не унималась Ирэн, – откройте.
– Она так просто не уйдет, – прошептал мне на ухо Братны.
А потом сел на диван и стал подскакивать на нем; диван натужно заскрипел и защелкал пружинами. Для полноты картины Братны сложил руки лодочкой и недвусмысленно застонал.
Если Ирэн стоит, прижавшись ухом к двери, – картина должна быть предельно ясной. Несмотря на трагизм ситуации, я улыбнулась.
– Будьте вы прокляты, скоты похотливые, – в сердцах сказала она за дверью, и спустя несколько секунд мы услышали ее удаляющиеся шаги.
– Здесь нет никакой кассеты, – медленно сказал Кравчук, – она точно была?
– Если нет, то и не было… – Братны был раздражен инцидентом. – Во-первых, трудно предположить, что, увидев труп, кто-то возьмет какую-то дерьмовую видеокассету и удалится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116