Он чувствовал, как энергия входит в тело, в объятое страхом
сознание, и там, где она проходила, больше не оставалось места напряжению
или страху. Пламя, державшее его в туманных руках, окутывало белой
радиацией, и постепенно Комин начал понимать очень странную истину. В
Трансуранидах не было зла.
Прилив тепла, жизни затронул только самые дальние его уголки,
проникнув через броню, но этого было достаточно. Великолепный белый луч
проник сквозь пластину шлема, и Комин начал понимать. Он понял, почему
Пауль никогда не вернется назад. Он понял, почему глаза здешних людей
беспокоили его, почему взгляд Викри был таким странным. Он понял, почему
эти люди не нуждались больше в городах и машинах. Силы, что были в самом
начале, семена жизни, источник всего сущего...
Он устремился к свету. Плоть его жаждала свирепой чистоты сияния,
энергии, что изменяла, что входила в каждую клетку и уничтожала голод,
болезни, все человеческие потребности. Он хотел, чтобы эта энергия прошла
через него, как прошла через тела этих людей. Он хотел стать свободным,
как был свободен Пауль.
Не будет больше голода, не будет похоти, не будет суровой
необходимости. Только солнце дней и медные луны по ночам, только слабая
тень забытого и называемого смертью.
Какое-то грубое, стойкое ядро сознания, еще сохранившее память,
твердило ему: человечество прошло через это. Невинность была слишком давно
и слишком безвозвратно потеряна. Это не человеческая жизнь. Она может быть
лучше, но она не для человека. Она чужая. Не касайся ее.
Но теперь Комин понимал, что то, что он называл дегенерацией, было
совершенно иным, то, что он называл поклонением, было дружеским
приветствием, то, о чем он думал как о жертве, было возвращением жизни
через очищение огнем. Мир Трансуранидов манил его, и он не слушал свой
несогласный голос.
Звездный блеск, вошедший через пластину шлема, горел теперь в его
мозгу, и все сомнения были смыты его белизной. Комин теперь знал, что от
не искушают, но предлагают дар, неизвестный на Земле со времен Эдема. Он
поднял руки и положил их на застежки своей брони.
Кто-то схватил его за руки. Кто-то закричал, и его оттащили прочь, из
туманных рук, обнимавших его, и звездный блеск потускнел. Он вырывался,
орал. К нему приблизилось лицо Питера Кохрана. Через стекло шлема он
увидел это лицо, искаженное бешенством. Голос Питера что-то прокричал ему.
Кружащиеся звезды устремились к нему, а с другой стороны надвигались люди,
окутанные рукавами света. Позади него на выступе неподвижно лежали тела и
стояли бронированные люди с винтовками.
Комин попытался сорвать с себя броню. В своей слепоте они все
боялись. Кохран боялся, как прежде боялся Баллантайн. Они боялись и хотели
заставить его вернуться к человечеству и смерти.
- Комин! Ты не соображаешь, что делаешь! Взгляни туда!
Он посмотрел через пропасть. Стенли больше не прижимался к скале. Он
стоял вместе с другими людьми и срывал с себя броню.
- Он погиб! Остальные тоже, прежде чем мы поняли. - Пот бежал по лицу
Питера, оно было серым, от какой-то внутренней муки. Он тащил Комина,
пытаясь заставить его вернуться, бессвязно говоря о спасении. Он спас
остальных с винтовками.
По другую сторону пропасти Стенли поднял руки к парящей звезде. Она
ринулась вниз, и Стенли замер, как и остальные, полускрытый живым огнем.
- Погиб...
- Посмотри на его лицо! - заорал Комин. - Не он погиб, а ты! Ты!
Отпусти меня!
- Я знаю, что это безумие. Я сам чувствовал его. - Питер отчаянно
толкал его назад. - Не сопротивляйся, Комин. Другим уже не помочь, но
ты... - Он крепко стиснул руку на плече Комина. - Они предлагают не жизнь.
Это отрицание жизни, вечное скитание...
Комин поднял взгляд на Трансуранидов. Когда-то было время, в самом
начале, время до того, как появились работа, боль, страх...
Они не понимают, потому что слишком боятся. Но он не может уйти с
ними. Он рвался из удерживающих рук. Он рвался в пропасть, упорно стремясь
сбросить свою броню. Позади него поднялась и щелкнула винтовка.
Броня предохраняла от радиации, но не от шокера. Огни в гроте
потускнели, и Комин провалился в темноту, закрывшую звезды, которых он
коснулся и которые потерял навеки.
14
Комин очнулся от боли. Это была не только острая, жгучая боль во всем
теле, но также упорный мучительный шум в ушах и голове, что было не совсем
шумом.
Он понял, что это. Не хотел, но понял. Звук звездного двигателя.
Звездный двигатель, корабль...
Он открыл глаза. Он не хотел делать этого, но сделал. Над ним висел
металлический потолок каюты, а напротив было лицо Кренча.
- Отлично, Комин.
Он пытался говорить обычным тоном, но не был хорошим актером, и в
выражении его лица было что-то такое...
- Ну, Комин, кажется, вы чисты. Ну и работку задали вы мне с Ротом.
Но, к счастью для вас, вы лишь коснулись Этого, и я думаю, мы выкачали из
вас последнюю заразу...
Комин сказал:
- Убирайтесь отсюда к черту.
- Но послушайте! У вас шок, и для него есть причина...
- Убирайтесь!
Лицо Кренча исчезло. Он услышал бормотание голосов и открывшуюся
дверь, а затем ничего, кроме коварного, неслышимого визга двигателя.
Комин летал неподвижно и старался не думать, не вспоминать. Но
вспоминал. Он не мог забыть звездный дождь в пламенном небе, этот чистый
экстаз, сияние вокруг него и наслаждение...
Он дурак. К счастью, он получил возможность убраться оттуда. Он мог
стать таким, как Баллантайн. Он говорил себе это, но не мог не думать о
Пауле, об остальных в этом мире, что с каждой секундой уносился все дальше
и дальше. Пауль и все остальные были свободны, жили так, как никто больше
не мог жить, под небом медных лун.
Ему захотелось заплакать, зарыдать, как женщина, но он не мог. Он
хотел уснуть, но не мог даже этого. Потом пришел Питер Кохран. Питер был
не из мягких людей. Он вошел и стоял, глядя вниз без всякой доброты на
темном индейском лице, затем сказал:
- Итак, вы чувствуете себя плохо. Вы чувствуете себя плохо потому,
что вы Арч Комин, растерялись, как ребенок, когда столкнулись с этим.
Комин поглядел на него и ничего не сказал. Казалось, ему нечего было
говорить. Должно быть, что-то было в его взгляде, потому что лицо Питера
изменилось.
- Послушайте, Комин, я могу сделать так, чтобы вы почувствовали себя
лучше. Кренч сказал, что откололись те из нас, кто
н_е_д_о_с_т_а_т_о_ч_н_о_ боялся, был недостаточно осторожен, недостаточно
сдержан, чтобы это их отпугнуло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
сознание, и там, где она проходила, больше не оставалось места напряжению
или страху. Пламя, державшее его в туманных руках, окутывало белой
радиацией, и постепенно Комин начал понимать очень странную истину. В
Трансуранидах не было зла.
Прилив тепла, жизни затронул только самые дальние его уголки,
проникнув через броню, но этого было достаточно. Великолепный белый луч
проник сквозь пластину шлема, и Комин начал понимать. Он понял, почему
Пауль никогда не вернется назад. Он понял, почему глаза здешних людей
беспокоили его, почему взгляд Викри был таким странным. Он понял, почему
эти люди не нуждались больше в городах и машинах. Силы, что были в самом
начале, семена жизни, источник всего сущего...
Он устремился к свету. Плоть его жаждала свирепой чистоты сияния,
энергии, что изменяла, что входила в каждую клетку и уничтожала голод,
болезни, все человеческие потребности. Он хотел, чтобы эта энергия прошла
через него, как прошла через тела этих людей. Он хотел стать свободным,
как был свободен Пауль.
Не будет больше голода, не будет похоти, не будет суровой
необходимости. Только солнце дней и медные луны по ночам, только слабая
тень забытого и называемого смертью.
Какое-то грубое, стойкое ядро сознания, еще сохранившее память,
твердило ему: человечество прошло через это. Невинность была слишком давно
и слишком безвозвратно потеряна. Это не человеческая жизнь. Она может быть
лучше, но она не для человека. Она чужая. Не касайся ее.
Но теперь Комин понимал, что то, что он называл дегенерацией, было
совершенно иным, то, что он называл поклонением, было дружеским
приветствием, то, о чем он думал как о жертве, было возвращением жизни
через очищение огнем. Мир Трансуранидов манил его, и он не слушал свой
несогласный голос.
Звездный блеск, вошедший через пластину шлема, горел теперь в его
мозгу, и все сомнения были смыты его белизной. Комин теперь знал, что от
не искушают, но предлагают дар, неизвестный на Земле со времен Эдема. Он
поднял руки и положил их на застежки своей брони.
Кто-то схватил его за руки. Кто-то закричал, и его оттащили прочь, из
туманных рук, обнимавших его, и звездный блеск потускнел. Он вырывался,
орал. К нему приблизилось лицо Питера Кохрана. Через стекло шлема он
увидел это лицо, искаженное бешенством. Голос Питера что-то прокричал ему.
Кружащиеся звезды устремились к нему, а с другой стороны надвигались люди,
окутанные рукавами света. Позади него на выступе неподвижно лежали тела и
стояли бронированные люди с винтовками.
Комин попытался сорвать с себя броню. В своей слепоте они все
боялись. Кохран боялся, как прежде боялся Баллантайн. Они боялись и хотели
заставить его вернуться к человечеству и смерти.
- Комин! Ты не соображаешь, что делаешь! Взгляни туда!
Он посмотрел через пропасть. Стенли больше не прижимался к скале. Он
стоял вместе с другими людьми и срывал с себя броню.
- Он погиб! Остальные тоже, прежде чем мы поняли. - Пот бежал по лицу
Питера, оно было серым, от какой-то внутренней муки. Он тащил Комина,
пытаясь заставить его вернуться, бессвязно говоря о спасении. Он спас
остальных с винтовками.
По другую сторону пропасти Стенли поднял руки к парящей звезде. Она
ринулась вниз, и Стенли замер, как и остальные, полускрытый живым огнем.
- Погиб...
- Посмотри на его лицо! - заорал Комин. - Не он погиб, а ты! Ты!
Отпусти меня!
- Я знаю, что это безумие. Я сам чувствовал его. - Питер отчаянно
толкал его назад. - Не сопротивляйся, Комин. Другим уже не помочь, но
ты... - Он крепко стиснул руку на плече Комина. - Они предлагают не жизнь.
Это отрицание жизни, вечное скитание...
Комин поднял взгляд на Трансуранидов. Когда-то было время, в самом
начале, время до того, как появились работа, боль, страх...
Они не понимают, потому что слишком боятся. Но он не может уйти с
ними. Он рвался из удерживающих рук. Он рвался в пропасть, упорно стремясь
сбросить свою броню. Позади него поднялась и щелкнула винтовка.
Броня предохраняла от радиации, но не от шокера. Огни в гроте
потускнели, и Комин провалился в темноту, закрывшую звезды, которых он
коснулся и которые потерял навеки.
14
Комин очнулся от боли. Это была не только острая, жгучая боль во всем
теле, но также упорный мучительный шум в ушах и голове, что было не совсем
шумом.
Он понял, что это. Не хотел, но понял. Звук звездного двигателя.
Звездный двигатель, корабль...
Он открыл глаза. Он не хотел делать этого, но сделал. Над ним висел
металлический потолок каюты, а напротив было лицо Кренча.
- Отлично, Комин.
Он пытался говорить обычным тоном, но не был хорошим актером, и в
выражении его лица было что-то такое...
- Ну, Комин, кажется, вы чисты. Ну и работку задали вы мне с Ротом.
Но, к счастью для вас, вы лишь коснулись Этого, и я думаю, мы выкачали из
вас последнюю заразу...
Комин сказал:
- Убирайтесь отсюда к черту.
- Но послушайте! У вас шок, и для него есть причина...
- Убирайтесь!
Лицо Кренча исчезло. Он услышал бормотание голосов и открывшуюся
дверь, а затем ничего, кроме коварного, неслышимого визга двигателя.
Комин летал неподвижно и старался не думать, не вспоминать. Но
вспоминал. Он не мог забыть звездный дождь в пламенном небе, этот чистый
экстаз, сияние вокруг него и наслаждение...
Он дурак. К счастью, он получил возможность убраться оттуда. Он мог
стать таким, как Баллантайн. Он говорил себе это, но не мог не думать о
Пауле, об остальных в этом мире, что с каждой секундой уносился все дальше
и дальше. Пауль и все остальные были свободны, жили так, как никто больше
не мог жить, под небом медных лун.
Ему захотелось заплакать, зарыдать, как женщина, но он не мог. Он
хотел уснуть, но не мог даже этого. Потом пришел Питер Кохран. Питер был
не из мягких людей. Он вошел и стоял, глядя вниз без всякой доброты на
темном индейском лице, затем сказал:
- Итак, вы чувствуете себя плохо. Вы чувствуете себя плохо потому,
что вы Арч Комин, растерялись, как ребенок, когда столкнулись с этим.
Комин поглядел на него и ничего не сказал. Казалось, ему нечего было
говорить. Должно быть, что-то было в его взгляде, потому что лицо Питера
изменилось.
- Послушайте, Комин, я могу сделать так, чтобы вы почувствовали себя
лучше. Кренч сказал, что откололись те из нас, кто
н_е_д_о_с_т_а_т_о_ч_н_о_ боялся, был недостаточно осторожен, недостаточно
сдержан, чтобы это их отпугнуло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33