В свою очередь, чем шире постоянный круг общения и социальный опыт человека, и чем богаче содержание всего уже усвоенного им, тем большее он может передать кому-то другому.
Таким образом, незримый процесс вечного творческого созидания мира нашей единой культуры (если, конечно, на время ограничить ее содержание только тем, что запечатлевается в знаке) складывается из двух основных потоков преобразования физического в метафизическое и обратно. Таинство одного из них вершится где-то в душе каждого из нас, поскольку все мы в любом акте информационного обмена вынуждены самостоятельно воссоздавать все то, что является его предметом, мистерия другого разлита в самом воздухе людского общения, в стихии знакового обмена.
Подлинное значение знака существует только в живом потоке его самостоятельного воспроизведения каждой стороной обмена, а это значит, что оно обязано растворяться в некой пустоте, попросту умирать всякий раз, когда прекращается этот творческий процесс, незримое соприкосновение чужих душ. Но пусть оно и обращается в ничто с завершением неосязаемого контакта, – с бесчисленным повторением его содержание раз от разу воссоздается заново, но теперь уже из того, что копится в вечно бодрствующей глубине всех, кого достигают его расходящиеся в каком-то трансцендентном эфире круги. В результате полное значение оказывается намного богаче любого, даже самого широкого контекста конечного информационного процесса. В сущности, то, что скрывается вещественной оболочкой знака, со временем становится невместимым ни одним индивидуальным сознанием, так как полный объем переполняется суммой того, что вносится в исходный смысл без исключения всеми субъектами общения. (И, к слову, не в последнюю очередь именно это обстоятельство обусловливает возможность восхождения любого индивида к самым вершинам человеческой культуры; не будь его, все в этом мире было бы иначе, ибо никто из нас так никогда и не смог бы возвыситься над обыденностью.) Формирование же письменности вообще устраняет все границы обмена, ибо его предмет обретает способность одолевать уже не только разделяющее индивидов пространство, но и само время, делая возможным общение не только современников, но и поколений, разделенных веками.
Так что и в самом деле невозможность обеспечения абсолютной аутентичности смысла на обоих полюсах знакового обмена имеет не только негативное следствие; благо, обретаемое этим обстоятельством, решительно перевешивает все вытекающие отсюда неудобства. Больше того, при всей парадоксальности такого заключения, эта невозможность оказывается едва ли не самым щедрым даром из всех, когда-либо (богами ли, титанами, природой…) приносившихся человеку.
Да, может быть, и в самом деле та доля взаимного непонимания, на которую обречены все мы самим строем и нашей собственной природы и природой нашего языка, способна стать причиной каких-то разногласий, причиной конфликтов. Но попробуем представить себе такое положение вещей, при котором впервые порождаемые кем-то образы, чувства, идеи во всех случаях передаются и воспринимаются без каких бы то ни было искажений, с математической точностью. Способно ли таким образом организованное общение пойти на пользу обществу и человеку? Едва ли, если, конечно, не видеть в благе тепло и сырость уютного застойного болота. Ведь справедливо утверждать, что в подобных условиях ни одна из составляющих тотального творческого процесса, только благодаря которому и формируется весь мир человеческой культуры, не сможет реализоваться. Не исключено, конечно, что и в этом случае развитие и человеческого духа, и коллективное сознание общества не остановится. Но, думается, темпы этого развития не могут ни в коей мере соперничать с теми, которые имели место в реально истекшей истории, скорее всего они должны быть на несколько порядков ниже. Поэтому допустимо предположить, что при подобной системе коммуникации человечество, вероятно, еще долгое время не знало бы ни понятия истории, ни понятия культуры. Словом, и через сорок тысячелетий после завершения антропогенетического восхождения и появления на свет нового вида Homo Sapiens человек в сущности мало бы чем отличался от обезьяны. Правда, можно предположить и то, что в этом случае действовали бы какие-то иные механизмы духовного развития и совершенствования. Но тогда, скорее всего, вся наша культура имела бы абсолютно иной облик…
5.2. Эволюция чувства
Но задумаемся и над другим.
Знаковый обмен просто немыслим вне эмоциональной жизни человека.
Эмоции – положительные ли, отрицательные, любые – сопровождают без исключения все проявления нашей жизнедеятельности, и вероятно не будет ошибкой сказать, что ничего эмоционально нейтрального для нас вообще не существует; вопрос лишь в силе проявления тех или иных чувств. Впрочем, это касается не одного только человека: в принципе, даже самое незначительное воздействие внешней среды в состоянии повлиять на эмоциональное состояние наверное любого живого существа. Проще говоря, и у животного возникающий откуда-то образ сосиски вызывает не одно только рефлекторное слюноотделение, а образ палки – не только (бессознательное же) желание убежать.
Впрочем, здесь нужно кое-что уточнить.
Одной из характеристик человеческого сознания является то обстоятельство, что строй психических образов, проносящихся в голове (впрочем, в голове ли?), может быть абсолютно независим от лавины воздействий, которую окружающая среда непрерывающимся ни на мгновение потоком обрушивает на все органы наших чувств. Иными словами, можно говорить о существовании двух совершенно самостоятельных массивов непрерывно сменяющих друг друга представлений, один из которых отображает мимотекущую жизнь окружающей реальности, другой – отсутствующий в настоящее время предмет какой-то абстрактной (но столь же сиюминутной) заботы нашего сознания. И человек постоянно, все двадцать четыре часа в сутки на протяжении своего существования, пребывает как бы в двух не соприкасающихся, часто не связанных между собой, а иногда и вообще противоречащих друг другу стихиях: в мире объективной реальности и в сфере, отвлеченной от всего непосредственно данного. При этом любой из них может едва ли не полностью затмеваться другим: в зависимости от складывающихся условий и образ объективной реальности может подавляться видениями какой-то виртуальной действительности, и содержание последней в состоянии заслоняться представлением о непосредственном физическом окружении человека. Но при всех обстоятельствах оба потока оказываются сосуществующими друг с другом, и вытеснение одного другим может быть только временным и относительным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Таким образом, незримый процесс вечного творческого созидания мира нашей единой культуры (если, конечно, на время ограничить ее содержание только тем, что запечатлевается в знаке) складывается из двух основных потоков преобразования физического в метафизическое и обратно. Таинство одного из них вершится где-то в душе каждого из нас, поскольку все мы в любом акте информационного обмена вынуждены самостоятельно воссоздавать все то, что является его предметом, мистерия другого разлита в самом воздухе людского общения, в стихии знакового обмена.
Подлинное значение знака существует только в живом потоке его самостоятельного воспроизведения каждой стороной обмена, а это значит, что оно обязано растворяться в некой пустоте, попросту умирать всякий раз, когда прекращается этот творческий процесс, незримое соприкосновение чужих душ. Но пусть оно и обращается в ничто с завершением неосязаемого контакта, – с бесчисленным повторением его содержание раз от разу воссоздается заново, но теперь уже из того, что копится в вечно бодрствующей глубине всех, кого достигают его расходящиеся в каком-то трансцендентном эфире круги. В результате полное значение оказывается намного богаче любого, даже самого широкого контекста конечного информационного процесса. В сущности, то, что скрывается вещественной оболочкой знака, со временем становится невместимым ни одним индивидуальным сознанием, так как полный объем переполняется суммой того, что вносится в исходный смысл без исключения всеми субъектами общения. (И, к слову, не в последнюю очередь именно это обстоятельство обусловливает возможность восхождения любого индивида к самым вершинам человеческой культуры; не будь его, все в этом мире было бы иначе, ибо никто из нас так никогда и не смог бы возвыситься над обыденностью.) Формирование же письменности вообще устраняет все границы обмена, ибо его предмет обретает способность одолевать уже не только разделяющее индивидов пространство, но и само время, делая возможным общение не только современников, но и поколений, разделенных веками.
Так что и в самом деле невозможность обеспечения абсолютной аутентичности смысла на обоих полюсах знакового обмена имеет не только негативное следствие; благо, обретаемое этим обстоятельством, решительно перевешивает все вытекающие отсюда неудобства. Больше того, при всей парадоксальности такого заключения, эта невозможность оказывается едва ли не самым щедрым даром из всех, когда-либо (богами ли, титанами, природой…) приносившихся человеку.
Да, может быть, и в самом деле та доля взаимного непонимания, на которую обречены все мы самим строем и нашей собственной природы и природой нашего языка, способна стать причиной каких-то разногласий, причиной конфликтов. Но попробуем представить себе такое положение вещей, при котором впервые порождаемые кем-то образы, чувства, идеи во всех случаях передаются и воспринимаются без каких бы то ни было искажений, с математической точностью. Способно ли таким образом организованное общение пойти на пользу обществу и человеку? Едва ли, если, конечно, не видеть в благе тепло и сырость уютного застойного болота. Ведь справедливо утверждать, что в подобных условиях ни одна из составляющих тотального творческого процесса, только благодаря которому и формируется весь мир человеческой культуры, не сможет реализоваться. Не исключено, конечно, что и в этом случае развитие и человеческого духа, и коллективное сознание общества не остановится. Но, думается, темпы этого развития не могут ни в коей мере соперничать с теми, которые имели место в реально истекшей истории, скорее всего они должны быть на несколько порядков ниже. Поэтому допустимо предположить, что при подобной системе коммуникации человечество, вероятно, еще долгое время не знало бы ни понятия истории, ни понятия культуры. Словом, и через сорок тысячелетий после завершения антропогенетического восхождения и появления на свет нового вида Homo Sapiens человек в сущности мало бы чем отличался от обезьяны. Правда, можно предположить и то, что в этом случае действовали бы какие-то иные механизмы духовного развития и совершенствования. Но тогда, скорее всего, вся наша культура имела бы абсолютно иной облик…
5.2. Эволюция чувства
Но задумаемся и над другим.
Знаковый обмен просто немыслим вне эмоциональной жизни человека.
Эмоции – положительные ли, отрицательные, любые – сопровождают без исключения все проявления нашей жизнедеятельности, и вероятно не будет ошибкой сказать, что ничего эмоционально нейтрального для нас вообще не существует; вопрос лишь в силе проявления тех или иных чувств. Впрочем, это касается не одного только человека: в принципе, даже самое незначительное воздействие внешней среды в состоянии повлиять на эмоциональное состояние наверное любого живого существа. Проще говоря, и у животного возникающий откуда-то образ сосиски вызывает не одно только рефлекторное слюноотделение, а образ палки – не только (бессознательное же) желание убежать.
Впрочем, здесь нужно кое-что уточнить.
Одной из характеристик человеческого сознания является то обстоятельство, что строй психических образов, проносящихся в голове (впрочем, в голове ли?), может быть абсолютно независим от лавины воздействий, которую окружающая среда непрерывающимся ни на мгновение потоком обрушивает на все органы наших чувств. Иными словами, можно говорить о существовании двух совершенно самостоятельных массивов непрерывно сменяющих друг друга представлений, один из которых отображает мимотекущую жизнь окружающей реальности, другой – отсутствующий в настоящее время предмет какой-то абстрактной (но столь же сиюминутной) заботы нашего сознания. И человек постоянно, все двадцать четыре часа в сутки на протяжении своего существования, пребывает как бы в двух не соприкасающихся, часто не связанных между собой, а иногда и вообще противоречащих друг другу стихиях: в мире объективной реальности и в сфере, отвлеченной от всего непосредственно данного. При этом любой из них может едва ли не полностью затмеваться другим: в зависимости от складывающихся условий и образ объективной реальности может подавляться видениями какой-то виртуальной действительности, и содержание последней в состоянии заслоняться представлением о непосредственном физическом окружении человека. Но при всех обстоятельствах оба потока оказываются сосуществующими друг с другом, и вытеснение одного другим может быть только временным и относительным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50