Не будет преувеличением сказать, что становление тех качеств, что в совокупности образуют базовые свойства личности или, говоря, несколько иным языком, раскрывают ключевые измерения его души, и составляет собой если не основное содержание, то во всяком случае одно из ключевых направлений всей человеческой истории. Но если так, то многое, спасая всеобщее правило, встает на свои места и здесь, в этой фазе глобального развития. И пусть гуманитарные ценности принципиально не поддаются прямому инструментальному замеру, тонкий метафизический аналог всех тех количественных отличий, которые только и могут быть положены в основу любого строгого вывода, может быть условно обозначен и в этом контексте. Поэтому (до некоторой степени утрируя действительность) можно заключить о том, что и число каких-то новых предикатов нашей души, и степень их развития могут быть положены в основу поддающихся регистрации и количественной оценки не менее объективных критериев переживаемого нами этапа единой эволюции живого. Иначе говоря, факт развития может быть доказан условными измерениями также и в отношении человека. Вот только подвергаться этим измерениям должны уже не материальные структуры, а тонкие вневещественные начала.
В большой степени справедливым было бы утверждать и то, что ключ к пониманию основного отличия между нами и всеми, кто занимает низлежащие ступени общей биологической систематики, может скрываться в нашей способности формировать параллельный, то есть не связанный с окружающей действительностью, поток психических образов какой-то альтернативной, "виртуальной" реальности. Во многом становление именно этой способности выводит обезьяну "в люди", во многом именно она делает из человека существо, способное не только бездушно калькулировать рациональные формально-логические выводы, но и чувствовать. И даже больше того – существо, говоря словами Тютчева, одаренное благодатью сопереживания. Между тем, способность к формированию этого параллельного потока, в котором, собственно, и растворяется сознание человека, развивается именно в ходе становления знаковых форм общения; собственно, это разные стороны одного и того же процесса.
5.3. Неизречимое в слове
Выше говорилось о том, что в самом начале возникновения и развития знаковых систем коммуникации внутренняя связь между скрытым от внешнего взгляда значением знака и той видимой материальной формой, в которую всякий раз должно облекаться его содержание, была куда более жесткой, чем это может показаться сейчас. Ведь любая информация первоначально могла быть закодирована лишь в виде определенным образом структурированного движения собственного тела каждого субъекта обмена. При этом важно вновь подчеркнуть: всего тела, включая и субклеточный уровень его организации. Другое дело, что со временем развернутая структура этого движения перетекает на какой-то скрытый от внешнего взгляда уровень биологической активности, и от исходного алгоритма на поверхности в конечном счете остается только жест, то есть начало, в котором внешним наблюдателем со стороны фиксируется движение лишь отдельных его органов или функциональных систем.
Вероятно, не было бы большой ошибкой с этих позиций охарактеризовать как близкородственное жесту и движение артикуляционного аппарата человека. Ведь если отвлечься от всего того, что в действительности сопровождает каждое наше слово, производимые нами звуки – это в сущности и все, что выплескивается на доступный внешнему наблюдателю слой двигательной активности. Правда, с их помощью передается лишь немногое, куда более важное сообщается другими средствами. Установлено (Алан Пиз, "Язык телодвижений"), что передача информации происходит за счет вербальных средств (только слов) на 7 процентов, за счет звуковой окраски, тональности, мелодики речи – на 38, в то время как львиная доля (55 процентов) транслируется вообще без помощи последней. Другие исследования показывают, что невербальными средствами общения передается более двух третей информации. Но ведь и то, что доступно взгляду, не исчерпывает собой всего информационного массива, фигурирующего в процессе общения, ибо остается движение, пронизывающее все уровни организации живой материи вплоть до субклеточного и, может быть, молекулярного. Вот только для восприятия всего того, что протекает в глубине под кожным покровом, требуется уже нечто экстрасенсорное, и, к слову, мать, в первые годы жизни своего ребенка куда больше доверяется "шестому" чувству, нежели всему тому, что может быть измерено физическим прибором.
Но как бы то ни было, извне фиксируемая форма того архаического начала, которому еще только предстоит стать знаком, со временем утрачивает жесткую связь с его внутренним содержанием. И если предзнак-ритуал был только простой "пантомимой", кодировавшей какой-то сложный предметный процесс, то материальная плоть развившегося на фундаменте ритуальной коммуникации собственно знака уже перестает быть изоморфной своему значению.
А ведь это и есть рождение принципиально новой способности живого тела, а именно: способности формировать параллельный череде внешних событий ряд психических образов, который порождается уже не налично данной действительностью, а тем отсутствующим в ней, что именно сейчас занимает его сознание. Причем ряд уже не спонтанный, неподвластный собственной воле субъекта, как может быть неуправляем строй галлюцинаторных видений, но вполне регулируемый и направляемый ею. Действительно, уже структура жеста, к которому со временем последовательно редуцируется ритуал, не несет в себе прямых указаний на таимое им содержание. А значит, – в отличие от психического образа, формируемого прямым воздействием внешней среды, – восприятие этого знакового порыва вызывает у субъекта информационного обмена проблеск совершенно иной реальности, абсолютно трансцендентной материи, из которой соткана его видимая форма. Действительно: в глубоко склоненной спине, мы видим демонстрацию покорности и смирения, в бросаемой перчатке – вызов, в подносимом к самому носу кукише – смертельное оскорбление, хотя ни одно из этих телодвижений не несет в себе ничего, что было бы связано с рождаемым в нашем сознании строем представлений. Собственно же знак в еще большей степени углубляет ту пропасть, что начинается складываться между его значением и материальной формой, в которую оно обязано облечься.
Меж тем, мы видим, что с расширением сферы обращения, смысловое ядро знака постепенно окутывается все более и более плотной информационной оболочкой, и полным его значением со временем становится уже не только первозданная смысловая твердь, но и вся та аура, что ее окружает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50