Ему хотелось быть с ними, быть частью этой близости. И именно это последнее желание вызывало у него зависть.
Но, когда они свернули за угол. Турок заметил сгорбленную спину Вильямса, и они вновь превратились в обыкновенных граждан. Турок нажал на кнопку, и она опять застряла. Он начал потеть, и перед его глазами появилось лицо Дики Нормана, который, не мигая, смотрел на него через заднее стекло автомобиля. Турок закрыл глаза и осторожно надавил на кнопку указательным пальцем. Раздался громкий щелчок, и светофор поменял свет. Турок открыл глаза и понемногу успокоился… Глядя на машины, проскакивающие через перекресток, он подумал, что еще пара таких дней, и он может не дождаться пенсии.
***
Ричард Альби мог бы рассказать Томми Турку о том, что он видел. В тот момент, когда Турок заметил его с друзьями на Мэйн-стрит, Ричард, не обращая внимания на катящиеся по щекам слезы, рассказывал о своих длившихся несколько дней видениях о Лауре и ребенке, о Билли Бентли и о том сне, в котором земля была залита кровью. И когда время дежурства Турка истекло, он вернулся обратно в участок и отпечатал подробные отчеты о двух сегодняшних столкновениях, переоделся и отправился домой, в Виннибаго. Дома он выпил пять баночек пива и заснул, глядя по телевизору баскетбольный матч.
В восемь часов Турок проснулся, пробормотал, что пора бы перехватить, пошел в маленький туалет внутри домика – меньший, чем у «Абрази», но едва ли более чистый, – освободил мочевой пузырь, побрился и выкупался. Покинув домик, он отправился вверх по Пост-роад к «Билли Озу».
«Билли Оз» – бар в черном районе Бриджпорта, но не один темнокожий никогда не переступал его порога. Это был бар полицейских. Владелец, Билли О'Мер, прослужил в полиции Олд-Сарума двадцать лет, прежде чем какой-то щенок не наехал на него в украденной машине и не превратил нижнюю часть тела в сплошное месиво. Теперь он катался в инвалидной коляске из одного конца бара в другой и объяснял всем, что человеческие существа годятся разве для того, чтобы делать из них дерьмо, а особенно дети, евреи, протестанты, мексиканцы, пуэрториканцы, женщины и, более всех, владельцы баров. Если бы чернокожий когда-нибудь только сунул голову в бар «Билли Оз», то Билл О'Мер, наверное, тут же бы умер от расистского апоплексического удара.
Когда Турок вошел, сидевшие за столиками шесть или семь парней, взглянув на него, тут же умолкли. Это означало, как догадался Турок, что они говорят о Ройсе Гриффене.
Единственный полицейский в этой части штата, застрелившийся за последние десять лет, Гриффен служил предметом многих разговоров и слухов в полицейском баре. Турка от этого тошнило: ему казалось, что эта группа копов, трепавшихся о Ройсе Гриффене, была еще более нудной, чем Билли О'Мер, который все время рассказывал о том, сколько чернокожих пытались вломиться в его заведение.
– О Господи, неужели вы, чертовы ублюдки, опять перемываете кости Ройсу? Дайте этому маленькому ублюдку немного отдохнуть, а? Ну застрелился и застрелился, и хватит. Оставьте его в покое.
Сержант полиции из Бриджпорта по имени Дэнни Салго сказал:
– Спорю, ты хорошо над ним поиздевался. Турок.
– Можешь быть уверен в этом, – ответил Турок. – Все издевались над ним. На что ты, черт побери, намекаешь?
– Ни на что, Турок, – быстро проговорил Салго.
– Так оно лучше. Из-за одной паршивой собаки каждый, кому не лень, начинает рассуждать о том, что было десять лет назад!
Билл О'Мер поставил перед Турком кружку пива и небольшой стакан «Джека Дэниелса» со льдом; Турок сперва прикончил бурбон, а потом принялся за пиво.
– Ну-ка, сообщи мне, Турок, какие-нибудь хорошие вести, – сказал Билл О'Мер. – А то от этих парней только и слышишь, что произошло что-то плохое. То чин капитана не дали, то машина в аварию влетела. Йоханссен собирается уходить – он собирается служить в Лос-Анджелесе.
– Лос-Анджелес? – удивленно переспросил Салго. Йоханссен был двадцатичетырехлетним полицейским, работающим в Хэмпстеде. – Да они там недавно повыгоняли кучу ребят. Какого черта тебе там понадобилось, просто хочется поразвлечься? Ты просто маленький щенок, Йоханссен, они и тебя вышвырнут вон.
Йоханссен, еле сдерживая себя, покачал белокурой головой:
– Да я здесь закис уже. Даже Бобо думает о том, что отсюда пора уходить. Я сам слышал это.
– Бобо Фарнсворт просто дерьмовый полицейский, вот что я тебе на это скажу, – отрезал Салго. – Сосунок.
Турок неожиданно разозлился.
– Бобо совсем неплохой коп, – сказал он. – Значит, Йоханссен уходит. Он еще молод, но и он хороший коп. – И Турок засмеялся. – Ты хотел услышать хорошие новости, О'Мер? Эй, Йоханссен! Ты приедешь на «Хор мальчиков» на следующей неделе?
Йоханссен кивнул.
– Вот тебе и добрая новость, Билли. Новая полночь для развлечений хэмпстедских и сарумских парней. Но эта будет совсем бешеной. Тебе просто повезет, если после нее бар останется стоять на прежнем месте.
О'Мер смеялся – он помнил, как помнили и все посетители бара, что произошло после Первой ежегодной встречи полицейских их округа, которая проходила в театре Натмега, что расположен позади Мэйн-стрит. На ней присутствовало около полутора сотен полицейских из Хэмпстеда и Олд-Сарума. За три доллара, уплаченных при входе, они получили столько пива, сколько могли выпить, и по шесть фунтов поп-корна каждый. К концу встречи театр был завален раздавленными кукурузными хлопьями и пустыми банками из-под пива, а те парни, что помоложе, – которые кричали и шумели на протяжении полутора часов, – были готовы веселиться и дальше. Группа копов, сделав небольшой крюк, завернула к «Билли Озу», и в два часа ночи маленький бар был предоставлен в полное распоряжение девятнадцати пьяных полицейских и трех местных, работающих в баре девушек. К четырем часам в баре пахло словно в раздевалке школы; к пяти девочки перестали давать сдачу и за один вечер заработали примерно двухмесячную сумму денег; к шести все, кроме Билли, уже были на полу, все девочки были голые и многие мужчины тоже. Повсюду валялись пяти– и десятидолларовые купюры, мокрые и слипшиеся от пива. В шесть тридцать Билли угостил всех за свой счет и выдворил их за дверь. Двое или трое, среди них был и Йоханссен, тут же отправились прямо в полицейское управление на очередное Дежурство.
– Хорошо бы, чтобы получилось не хуже прошлого раза, – сказал Салго.
– Я не думаю, что в этом году пригласят пожарников, Дэнни, – усмехнулся Турок. Это была старая полицейская шутка.
Турок и все остальные находились в знакомой обстановке ночной попойки, и никто не говорил ничего такого, чего другие не слышали бы много раз до этого, но посреди ночи в баре Турок ощутил то, чему позавидовал сегодня, когда увидел маленькую группку – Пэтси Макклауд, Грема Вильямса и тех двоих:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Но, когда они свернули за угол. Турок заметил сгорбленную спину Вильямса, и они вновь превратились в обыкновенных граждан. Турок нажал на кнопку, и она опять застряла. Он начал потеть, и перед его глазами появилось лицо Дики Нормана, который, не мигая, смотрел на него через заднее стекло автомобиля. Турок закрыл глаза и осторожно надавил на кнопку указательным пальцем. Раздался громкий щелчок, и светофор поменял свет. Турок открыл глаза и понемногу успокоился… Глядя на машины, проскакивающие через перекресток, он подумал, что еще пара таких дней, и он может не дождаться пенсии.
***
Ричард Альби мог бы рассказать Томми Турку о том, что он видел. В тот момент, когда Турок заметил его с друзьями на Мэйн-стрит, Ричард, не обращая внимания на катящиеся по щекам слезы, рассказывал о своих длившихся несколько дней видениях о Лауре и ребенке, о Билли Бентли и о том сне, в котором земля была залита кровью. И когда время дежурства Турка истекло, он вернулся обратно в участок и отпечатал подробные отчеты о двух сегодняшних столкновениях, переоделся и отправился домой, в Виннибаго. Дома он выпил пять баночек пива и заснул, глядя по телевизору баскетбольный матч.
В восемь часов Турок проснулся, пробормотал, что пора бы перехватить, пошел в маленький туалет внутри домика – меньший, чем у «Абрази», но едва ли более чистый, – освободил мочевой пузырь, побрился и выкупался. Покинув домик, он отправился вверх по Пост-роад к «Билли Озу».
«Билли Оз» – бар в черном районе Бриджпорта, но не один темнокожий никогда не переступал его порога. Это был бар полицейских. Владелец, Билли О'Мер, прослужил в полиции Олд-Сарума двадцать лет, прежде чем какой-то щенок не наехал на него в украденной машине и не превратил нижнюю часть тела в сплошное месиво. Теперь он катался в инвалидной коляске из одного конца бара в другой и объяснял всем, что человеческие существа годятся разве для того, чтобы делать из них дерьмо, а особенно дети, евреи, протестанты, мексиканцы, пуэрториканцы, женщины и, более всех, владельцы баров. Если бы чернокожий когда-нибудь только сунул голову в бар «Билли Оз», то Билл О'Мер, наверное, тут же бы умер от расистского апоплексического удара.
Когда Турок вошел, сидевшие за столиками шесть или семь парней, взглянув на него, тут же умолкли. Это означало, как догадался Турок, что они говорят о Ройсе Гриффене.
Единственный полицейский в этой части штата, застрелившийся за последние десять лет, Гриффен служил предметом многих разговоров и слухов в полицейском баре. Турка от этого тошнило: ему казалось, что эта группа копов, трепавшихся о Ройсе Гриффене, была еще более нудной, чем Билли О'Мер, который все время рассказывал о том, сколько чернокожих пытались вломиться в его заведение.
– О Господи, неужели вы, чертовы ублюдки, опять перемываете кости Ройсу? Дайте этому маленькому ублюдку немного отдохнуть, а? Ну застрелился и застрелился, и хватит. Оставьте его в покое.
Сержант полиции из Бриджпорта по имени Дэнни Салго сказал:
– Спорю, ты хорошо над ним поиздевался. Турок.
– Можешь быть уверен в этом, – ответил Турок. – Все издевались над ним. На что ты, черт побери, намекаешь?
– Ни на что, Турок, – быстро проговорил Салго.
– Так оно лучше. Из-за одной паршивой собаки каждый, кому не лень, начинает рассуждать о том, что было десять лет назад!
Билл О'Мер поставил перед Турком кружку пива и небольшой стакан «Джека Дэниелса» со льдом; Турок сперва прикончил бурбон, а потом принялся за пиво.
– Ну-ка, сообщи мне, Турок, какие-нибудь хорошие вести, – сказал Билл О'Мер. – А то от этих парней только и слышишь, что произошло что-то плохое. То чин капитана не дали, то машина в аварию влетела. Йоханссен собирается уходить – он собирается служить в Лос-Анджелесе.
– Лос-Анджелес? – удивленно переспросил Салго. Йоханссен был двадцатичетырехлетним полицейским, работающим в Хэмпстеде. – Да они там недавно повыгоняли кучу ребят. Какого черта тебе там понадобилось, просто хочется поразвлечься? Ты просто маленький щенок, Йоханссен, они и тебя вышвырнут вон.
Йоханссен, еле сдерживая себя, покачал белокурой головой:
– Да я здесь закис уже. Даже Бобо думает о том, что отсюда пора уходить. Я сам слышал это.
– Бобо Фарнсворт просто дерьмовый полицейский, вот что я тебе на это скажу, – отрезал Салго. – Сосунок.
Турок неожиданно разозлился.
– Бобо совсем неплохой коп, – сказал он. – Значит, Йоханссен уходит. Он еще молод, но и он хороший коп. – И Турок засмеялся. – Ты хотел услышать хорошие новости, О'Мер? Эй, Йоханссен! Ты приедешь на «Хор мальчиков» на следующей неделе?
Йоханссен кивнул.
– Вот тебе и добрая новость, Билли. Новая полночь для развлечений хэмпстедских и сарумских парней. Но эта будет совсем бешеной. Тебе просто повезет, если после нее бар останется стоять на прежнем месте.
О'Мер смеялся – он помнил, как помнили и все посетители бара, что произошло после Первой ежегодной встречи полицейских их округа, которая проходила в театре Натмега, что расположен позади Мэйн-стрит. На ней присутствовало около полутора сотен полицейских из Хэмпстеда и Олд-Сарума. За три доллара, уплаченных при входе, они получили столько пива, сколько могли выпить, и по шесть фунтов поп-корна каждый. К концу встречи театр был завален раздавленными кукурузными хлопьями и пустыми банками из-под пива, а те парни, что помоложе, – которые кричали и шумели на протяжении полутора часов, – были готовы веселиться и дальше. Группа копов, сделав небольшой крюк, завернула к «Билли Озу», и в два часа ночи маленький бар был предоставлен в полное распоряжение девятнадцати пьяных полицейских и трех местных, работающих в баре девушек. К четырем часам в баре пахло словно в раздевалке школы; к пяти девочки перестали давать сдачу и за один вечер заработали примерно двухмесячную сумму денег; к шести все, кроме Билли, уже были на полу, все девочки были голые и многие мужчины тоже. Повсюду валялись пяти– и десятидолларовые купюры, мокрые и слипшиеся от пива. В шесть тридцать Билли угостил всех за свой счет и выдворил их за дверь. Двое или трое, среди них был и Йоханссен, тут же отправились прямо в полицейское управление на очередное Дежурство.
– Хорошо бы, чтобы получилось не хуже прошлого раза, – сказал Салго.
– Я не думаю, что в этом году пригласят пожарников, Дэнни, – усмехнулся Турок. Это была старая полицейская шутка.
Турок и все остальные находились в знакомой обстановке ночной попойки, и никто не говорил ничего такого, чего другие не слышали бы много раз до этого, но посреди ночи в баре Турок ощутил то, чему позавидовал сегодня, когда увидел маленькую группку – Пэтси Макклауд, Грема Вильямса и тех двоих:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106